Кабульский трафик - Сергей Соболев

– Ханума, у меня есть девушка, – сказал он по-русски скорее для себя, чем для этой пигалицы. – Она далеко отсюда... в северных землях. Там, где много снега и откуда я сам родом. Ты красивая... милая... хорошая! Но у нас, Ханума, не принято одновременно жить сразу с двумя.

Иван позавтракал яичницей с ветчиной. Неторопливо выпил чашку кофе. Хонум прибрала посуду в тележку и скрылась вместе с ней за дверью.

Козак подошел к окну, снабженному поляризованными и, вдобавок, армированными стеклами. К виду, который открывается из этого окна, он уже вполне привык. Кабул, возможно, не самый красивый город Востока. Особенно, если учитывать, что здесь творилось – и продолжает твориться – уже многие годы. Но сама местность, эти коричневато-серые горы, за которыми вырастают заснеженные вершины Гиндукуша, эти открывающиеся дали даже сейчас, в этот серый январский день, оставляют после себя ощущение суровой, не всем понятной, чуждой для иноземцев красоты...

Иван глядел в окно рассеянным взглядом и думал о своем. Он по-прежнему не понимал смысла всего происходящего. Зачем его вообще держат на этой шикарной вилле? Этот вопрос не давал ему покоя.

Ну ладно, размышлял он, то, что не пустили в расход после ЧП на объекте, как это произошло с охранником Echo, которого забили до смерти и вышвырнули из вертушки в ущелье, еще как-то можно себе объяснить. Охранник Romeo не совал нос в подземный уровень, соблюдал все правила, вел себя на этом странном объекте как паинька. И даже в ту злополучную ночь, когда застрелился гребаный Papa, у него хватило ума не шастать по бункеру и не лезть в зону-»запретку». Как это, по-видимому, сделал тот, кто частенько употреблял выражение kurwa maж...

Тогда зачем его вывезли из объекта? Оставили бы там, в бункере, как оставили на месте фрика Zulu. Ну а если вывезли, если решили перевезти в другое место, то почему, спрашивается, не доставили в какой-нибудь ближайший филиал фирмы, где Иван Козак мог бы после карантина или проверки, если бы на то была воля начальства, служить дальше? Или дожидаться там оказии и транспорта, который доставил бы его в другую точку, в другую страну. Но этого не сделали. Почему?

На ум пока приходил лишь один ответ. Он – более не рядовой сотрудник частной охранной фирмы, не обычный контрактник, не простой ландскнехт-наемник, каковых в Ираке и Афганистане нынче служит как минимум столько же, сколько и в регулярных войсках, а его выделили из числа прочих, подняли статус, и явно к чему-то готовят.

Кто за всем этим стоит? Ричард Доккинз, его бывший коллега по иракскому филиалу фирмы AGSM? Человек, державшийся там до поры в тени?.. Очень даже может быть. Хотя и не факт.

В который уже раз Иван прокрутил в мозгу ленту собственной жизни. Вернее, тех ее эпизодов, которые он считал ключевыми, важнейшими для понимания того, что с ним происходит «здесь и сейчас».

Его ведь могли пристрелить или забить до смерти еще раньше. Это могло случиться полтора месяца назад. На другом объекте, точное местонахождение которого ему не известно и по сей день. Там, на том секретном объекте, куда троих сотрудников – а именно Майкла Сэконда, Ивана Козака и Васыля Шкляра – после того, как их прихватили в Бориспольском VIP-терминале, доставили после перелета на реактивном лайнере делового класса «Гольфстрим-IV».

Иван прикрыл веки. Он вновь – в который уже раз – стал перебирать в памяти ключевые моменты самого драматичного, пожалуй, дня во всей его жизни. Того ноябрьского дня, когда его жизнь не раз висела на волоске.

С момента, когда Доккинз и его группа перевезли троицу задержанных из аэропорта N (Иван и сейчас не знает, в каком городе и в какой стране или на какой авиабазе могло быть) на некий спецобъект, минуло не менее часа.

Пока что эти люди занимались бывшим боссом Сэкондом и его телохранителем Шкляром. Последнего, кстати, начали зверски избивать буквально с первых секунд, едва их привезли на этот объект и выгрузили из микроавтобуса в наручниках и в надетых на голову мешках.

Козака швырнули в коридоре, как мешок с картошкой. Некоторое время было довольно шумно. Но когда Сэконда и Шкляра развели по разным помещениям, повисла зловещая тишина. В груди бухает сердце; в ушах звонкими молоточками отдается кровоток. Неслабый такой выброс адреналина... Какое-то время Козак прислушивался к звукам. Потом осторожно переменил позу, усевшись на полу поудобней.

Набравшись смелости, поднес скованные браслетами руки к краю полотняного мешка. Приподнял, благо «колпак» не был завязан на шее...

Как Иван и предполагал изначально, он находился в коридоре. Напротив, в другом его конце, над металлической дверью тускло мерцает забранный в проволочный каркас светильник. Длина коридора – метров десять, ширина – примерно два. Кроме той двери, над которой тлеет светильник, похоже, через нее задержанных и вводили на этот объект – имеются еще четыре. Рядом с каждой, справа, у косяка, на высоте полутора метров – какие-то коробочки: датчики или считывающие устройства для карт-пропусков...

За одной из этих дверей находится помещение, которое Доккинз назвал студией. По-видимому, это ближняя к нему дверь по правую руку. Именно туда, кажется, поволокли для дальнейшего разговора Майкла Сэконда. Его бывшего босса, заместителя главы баакубского филиала фирмы AGSM. Человека, у которого на правом мизинце отсутствуют две фаланги. Человека который однажды в приватной беседе, в разговоре с глазу на глаз, предложил ему, Козаку, вступить в некую «высшую лигу», получить после выполнения задания «градус и статус». И после этого стать вровень с теми, кто уже неподсуден. С теми, кто выше человеческого закона, кто может с полным основанием сказать о себе: «я второй после Бога»...

«Совсем снесло мужику башню, – подумал про себя Козак. – Сейчас тебе, Михаил-Майкл, вправят мозги. Избавят от мании величия на раз. Жизнь – она как дорога от стойла на бойню: короткая, скользкая, вся в дерьме и крови...»

Иван опустил край «колпака». От стены, к которой он прижимался лопатками, веет смертным холодком. Интересно, почему Ричи Доккинз счел нужным сказать то, что он сказал? «Посиди тут, подумай...» Что бы это значило? Чем отличается его нынешний статус от статуса и положения, а, значит, и судьбы тех двоих, кого доставили сюда вместе с ним?..

Иван вдруг услышал странный звук. Он, этот звук, мешал ему сосредоточиться, сбивал с мысли. Что-то дробно стучало, как будто он находился сейчас в электричке или в поезде. Не сразу, но Иван понял природу этих звуков. Это стучали его собственные зубы...

…Шаги в коридоре... Опять щелкнул замок... но уже другой двери. Той, как показалось, куда примерно час тому назад втащили Сэконда.

И вновь стало тихо. Но как долго продлится эта пауза?

Прошло еще около получаса. Наконец настала и его очередь.

– Вставай, Kozak! Давай, давай... уснул, что ли?

Ричи Доккинз помог сослуживцу – бывшему сослуживцу? – подняться на ноги. Стащил с его головы «колпак». Сам Доккинз был в шлем-маске, как и еще трое сотрудников. Ричард – брюнет лет тридцати восьми, из ветеранов, подвижной, двужильный, многое повидавший на своем не таком уж длинном веку. Что у него написано на лице, из-за маски не разглядеть. Но Иван достаточно времени поработал рядом с этим человеком, чтобы, во-первых, узнать его по голосу, а во-вторых, представить себе выражение его лица.

Оно всегда – или почти всегда – было одинаковым.

После ранения, полученного лет семь тому назад, у Доккинза чуть скошена вниз левая нижняя губа. Ричи как-то обмолвился, что осколком ему так располосовало щеку, что он мог через дыру и образовавшийся прогал в вышибленных зубах нижней челюсти запросто высунуть язык. Самого шрама, или шрамов, следов работы челюстного хирурга, а затем, вероятно, и пластического – не видно. Конечно, военная хирургия у американцев и британцев довольно высокого качества. Но что-то подсказывает, что в данном случае поработали и спецы из какой-то частной клиники. А вот их услуги, надо полагать, стоят весьма недешево; простому смертному, отставнику, такие суммы попросту не поднять.

Так вот. Глядя на Доккинза, несведущие люди могут подумать, что человек презрительно кривится. И что у него на лице приклеена пренебрежительная усмешка... Но это не так. Или не совсем так... Впрочем, Иван понял, что он абсолютно ничего не знает о тех людях, бок о бок с которыми служил некоторое время. И не где-нибудь, а в одном из самых опасных в мире мест. В штате филиала международной охранной фирмы AGSM, лагерь передового базирования «Кемп Уорхорз», окрестности города Баакуба провинция Дияла, Ирак.

– Сними с него браслеты! – сказал Ричи одному из сотрудников (эти тоже были в «масках»).

– И дайте ему попить!

Охранник, поковыряв в замке ключом, снял наручники. На запястьях остались малиновые полосы. Второй охранник, скрутив пробку, протянул задержанному пластиковую бутылку. Иван, запрокинув голову, некоторое время жадно глотал газировку. Он все никак не мог напиться; нутро ссохлось, как почва под палящими лучами солнца в африканской пустыне.