Ошибка в объекте - Виктор Пронин

— Похоже на то.

Борис, подняв свой стакан, задержал его в руке. Стакан оставался неподвижным. Выступающая над срезом стакана водка даже не вздрогнула. Николай так не смог. У него водка тут же перелилась через край, потекла по пальцам. И Николай, словно признав свою неполноценность, улыбнулся, взглядом торопя Бориса выпить.

— Я что хочу сказать… — Борис задумчиво посмотрел на Николая. — Уж коли нас произвели на свет, не спросив нашего согласия, то пусть и теперь не вмешиваются, пусть уж потерпят наше присутствие.

— Кто?

— Люди, — улыбнулся Борис. — Вперед, Коляш! — И он выпил до дна. Так же не торопясь, взял бутерброд с ветчиной, понюхал его и сунул в рот. И только тогда выдержка изменила ему — жевал он жадно, глотал, не прожевывая. Но через минуту Борис снова был спокоен и ироничен, с насмешкой смотрел, как чуть не поперхнулся Николай.

— Ну что, пора?

Борис не ответил, хотя действительно уже пора было выходить. Он еще раз показал, что, в конце концов, ему решать — идти или ждать.

А Николаем вдруг овладело нетерпение, ему хотелось побыстрее выйти из кафе, скрыться от яркого света, исчезнуть в темноте. Он обеспокоенно оглянулся, а заметив в дальнем углу парня, повернул свой стул, чтобы тот не узнал его, если оглянется.

— Ты чего засуетился? — спросил Борис. — Знакомый?

— Показалось. Может… затылок… Отстань! — вдруг резко сказал Николай.

— Что? — удивился Борис.

— Да я не тебе… себе! Понял?! Себе сказал! Ну, что еще?!

— Ну, себе так себе, — примирительно сказал Борис. Пропуская Николая вперед, он смерил его недоуменным взглядом.

Но на улице Николай ощутил полнейшее безразличие ко всему, что может с ним случиться в этот вечер. В движениях его, в походке проступила расслабленность многоопытного человека, которому предстоит то, что он делал в жизни много раз. Работа предстояла несложная — унести с мебельной фабрики десяток комплектов разборных стенок. Их уже подготовили и сложили у небольшого окна. Решетка легко снималась, поскольку все шурупы, которыми она крепилась, заранее вывинтили. Опасность заключалась в том, что стенки предстояло пронести через ярко освещенный двор фабрики, почти на глазах у сторожа, сидевшего на проходной.

Прислонившись к борту машины, Николай молча слушал путаные объяснения водителя, который должен был увезти стенки. Борис что-то уточнял, переспрашивал, убегал в темноту, снова возвращался, и Николай смотрел на него даже с жалостью. От преклонения не осталось и следа. Зато появилось нечто новое — Николай хотел попасться. Во всяком случае, такая вероятность его не пугала. Может быть, за этим стояло безразличие к себе, но, подумав так, Николай решил, что нет, не безразличие. «Там-то уж точно не найдут!» — мелькнула злорадная мысль.

Стоя у борта машины в полной темноте, вдыхая запахи бензина, поздней осени, долетавший с фабрики дух пропаренного дерева, он понял: что бы ни случилось ночью, он останется спокойным. В эти минуты ему были смешны и водитель, и Брек, их железный Брек, с изящными и значительными манерами, и тот неизвестный ему сообщник, который будет подавать комплекты в окно. Конечно, он трусит сейчас там, в цехе, прикидывается, что работает, что занят, а сам только и делает, что шныряет глазами по сторонам.

И Николай вдруг осознал, что сильнее этих людей, что готов идти дальше их, готов большим рискнуть. Но когда он понял это, исчезло безразличие к себе, захотелось, чтобы все кончилось хорошо. Только хорошо, несмотря ни на что, потому что, если они попадутся, его превосходство потеряет всякий смысл — скамья подсудимых всех уравняет. И он начал с интересом прислушиваться к указаниям водителя, прикинул расстояние до цеха, ширину освещенной полосы и даже спросил о тяжести комплекта — это был единственный вопрос, который он задал.

— Ладно, — прервал Николай очередной вопрос Бориса. — Все ясно. Только вот что, — он повернулся к водителю. — Ты остаешься здесь. Таскаем мы с Бреком. Но сторожа, если он появится, берешь на себя. Понял?

— Да-да! Ты уж постарайся… Коляш правильно говорит, а то, понимаешь, что получится…

— Решили! — перебил Николай, и Борис послушно замолк. — Пошли, что ли?

Николай первым протиснулся в щель забора и, не оглядываясь на Бориса, медленно пересек залитую светом полосу и вошел в тень деревьев.

— Погоди, куда ты несешься?! Осмотреться надо! — отчаянно шептал Борис, не решаясь перейти через освещенное место.

Николай не ответил. Глянув в сторону проходной, он увидел, что сторож склонился над столом — его хорошо было видно в маленькое квадратное окошко. Не пригибаясь, мягкими широкими шагами, через негустые деревья Николай приблизился к цеху, нашел нужное окно, заглянул. И сразу же там, за рамой, возникло движение, щелкнули запоры, окно распахнулось, и из темноты возникло незнакомое тощее лицо с открытым ртом — парень дышал тяжело и хрипло. Оказывается, он поднимал перевязанную связку полок. Едва на подоконник лег один конец пакета, Николай передвинул его к себе, парню стало легче, и он, едва ли не из последних сил, подмигнул. Николай оглянулся и увидел, что Борис все еще по ту сторону освещенной полосы — он попросту трусил. И тогда Николай сделал то, чего сам не ожидал: оставив связку на подоконнике, он пересек освещенную полосу, взял Бориса за руку и, как мальчишку, повел за собой к раскрытому окну, прекрасно понимая, что тот никогда ему этого не простит.

— Пижонишься?! — прошипел Борис, когда они уже были в темноте.

— Ладно, потом поговорим. Бери… Взял?

И пошел впереди, понимая, что так будет лучше — Борису ничего не останется, как следовать за ним. Николай лишь на секунду замешкался, взглянув в сторону проходной. Ощущая тяжесть полированных досок, он шел, улыбаясь, понимая, что низкорослому Борису сейчас гораздо тяжелее — Николай расчетливо взял себе легкий конец пакета. Так же размеренно он вошел в темноту, безошибочно нашел лаз в заборе и, увидев замершего в ожидании водителя, просунул ему конец связки.

— Бери! — а сам отошел в сторону, предоставив Борису и водителю самим поднимать пакет в кузов.

Сторож заметил их, когда они несли седьмой пакет. Метнулась его тень в окне, сторож приник лицом к стеклу и тут же, убедившись, что ему не показалось, что в самом деле освещенную часть двора пересекают двое с грузом, бросился к двери.

— Быстрей! — сказал Николай. — Заметил!

— Кто? — Борис задохнулся от одного только вопроса.

И тут темноту пронзила трель свистка, еще более резкая оттого, что оба знали — это им, из-за них. Они успели добежать до забора и просунуть пакет, но подхватить его было некому — водитель уже заводил мотор. Тогда Николай сам протиснулся в щель, взял связку с противоположной стороны и протащил доски. Забросить их в машину не удалось — сторож уже пролезал в дыру. Тогда Николай, оставив пакет, как-то замедленно, будто обреченно, подошел к забору и в тот момент, когда сторож занес ногу над перекладиной, изо всей силы ударил его кулаком в лицо. Охнув, старик опрокинулся навзничь.

— Ну что, будем заканчивать? — спросил Николай. — Там еще три комплекта осталось.

— Какой заканчивать?! — ужаснулся водитель. — Ты что, обалдел? Сматываемся! — Он так рванул машину, что Николай с Борисом едва успели уже на ходу забраться в кузов.

А потом, глубокой ночью, когда затих вдали гул грузовика, когда этот гул затих в них самих и руки перестали дрожать от усталости, они остановились у дома, где жил Николай. В подъезде Борис отсчитал двести рублей.

— Не много?

— Многовато, конечно, — согласился Борис, обретая привычную снисходительность. — Но ведь это плата не только за труд.

— А за что еще?

— За страх, за сторожа, за готовность и в будущем выручать друзей… А?

— Поживем — увидим, — ответил Николай. — Пока.

— Пока, — раздумчиво протянул Борис. Когда Николай был уже на третьем этаже, до Бориса донеслось чуть слышное: «Отстань!»

Николай вошел в квартиру, в темноте разделся и, хотя знал, что мать не спит, она никогда не засыпала до его возвращения, к ней не заглянул. Лег в разобранную постель, поглубже втиснул голову в подушку, долго искал позу поудобнее, словно готовился к тяжелому, но привычному испытанию. А едва решился закрыть глаза, из зеленоватой вязкой глубины на него сразу пошли мелкие пузыри. Приближаясь, они становились крупнее, округлее, и наконец среди них возникло светящееся пятно. Оно подрагивало, меняло очертания, но прошло еще несколько секунд, и на нем появились черты человеческого лица…

А наутро мать долго рассматривала врученную ей сыном пятидесятирублевку, потом сидела просто так, забыв, что давно держит зеленоватую бумажку, а очнувшись, положила деньги на кухне под клеенку, будто ощутив исходящую от них нечисть. Про себя она решила, что долг отдаст через несколько дней, словно за это время исчезнет исходящий от денег запах опасности и бесчестья. Вот пусть пропитаются духом кухонного стола, породнятся с этим жильем, и, может, тогда у нее появится право тратить их…