Друг мой Лёшка - Александр Мирошниченко

Внезапно в памяти вспыхнула картинка, как я покупаю компьютер и к продавцу подходит человек — вылитая копия нашего знакомого.

Пазл начинал складываться. Тому срочно нужно было от кого-то спрятать важную вещь, а тут я покупаю нечто похожее. Меня используют втемную, чтобы ценный товар незаметно покинул склад магазина. Кто заподозрит какого-то иностранца-европейца в местных разборках. Когда методом исключения вышли всё же на меня, то выяснилось, что совершенно случайно компьютер у меня забрал наш дипломат.

А случайно ли?

Господин Чен прервал мои размышления, пригласив нас пройти в офис.

— Здесь вы можете чувствовать себя в безопасности, насколько это возможно сейчас в России, если недоброжелателем имеешь господина Барановского. И пожалуйста, оставьте ваши мобильные телефоны в машине. Не стоит нашим преследователям знать, где все мы находимся в данный момент.

Как только все покинули салон, авто вместе с мобильниками покинуло территорию. Слежка начнет сопровождать «Мерседес» с дипломатическими номерами и сильно тонированными стеклами. А это значит, что господин Чен, а может, господин Бадмаев прав — мы какое-то время будем находиться в относительной безопасности.

Мы прошли в здание с пустующими длинными коридорами. Хотя ощущения необитаемости многочисленных офисов не возникало. Скорее было такое чувство, будто все работают и просто нет времени шататься без дела. Мы подошли к двери из массива дерева какой-то дорогой породы с очень красивыми ручками, наш сопровождающий достал из кармана ключи, демонстрируя тем самым, что в офисе никого нет, а может, просто здесь так было принято, и открыл замок.

Мы оказались в комнате переговоров со всем необходимым для этого оборудованием: проектор, экран, компьютеры напротив каждого офисного кресла были явно не дешевыми. В углу стоял столик и всё, что требуется для перерыва на кофе-брейк. Все заняли свои места, а Борис Петрович остался стоять у входа. На вопросительный взгляд господина Чена пояснил:

— Мне нужно выйти из здания незаметно для тех, кто ведет за ним наблюдение. — И пояснил: — Я должен заняться поисками нашего товарища. И у меня есть на этот счет некоторые соображения.

— Незаметный выход мы организуем. Вот-вот во многих организациях, которые арендуют здесь помещения, заканчивается рабочий день… Вы выйдете со всеми. Поменяем вам куртку и головной убор, наденете солнцезащитные очки и сядете в припаркованный у входа «Пассат». А дальше уже ваша оперативная, как говорится, смекалка.

Борис Петрович кивнул, одобряя такой план. Но хозяин добавил:

— Нам не обязательно знать, куда вы направляетесь, но желательно иметь информацию, если вдруг вам потребуется экстренная помощь.

Борис Петрович согласился, потом посмотрел на меня и сказал:

— Сергей знает, с кем я недавно говорил по телефону.

Я подтвердил. Чен и Борис Петрович вышли, а мы остались с Леной вдвоем.

— Это я во всем виновата, — устало произнесла Лена. — Нужно было его предупредить. Но я так надеялась, что это баг. Это же всего-навсего программа.

Я также переживал за друга, но мне представлялось, как на месте Лешки оказывается Лена, поэтому чувство тревоги и страха за друга резко сменялось на отчаяние. Я встал и прошел к столику, сервированному для того, чтобы выпить кофе или чай.

— Тебе зеленый или черный? — спросил я подругу, не сомневаясь в ее выборе.

Я знал, что она скажет: «Мне всё равно, давай, зеленый».

— Мне всё равно, — протянула Лена, даже повторяя интонации из моих мыслей. — Давай зеленый.

Я заваривал чай, вспоминая случай, когда я впервые столкнулся с этим чувством. Поскольку девушку надо было слегка взбодрить, я решил поведать ей ту историю:

— Это было года три назад. Мы летели в Сеул. Рейс с самого начала пошел наперекосяк. В Новосибирске очень долго нас мурыжила таможня. В аэропорту Толмачево постоянно у всех бывают проблемы или с таможней, или с границей, или с милицией. Место, наверно, такое. Когда таможня дала добро, мы уже сочли, что проблемы закончились, но при входе в зону Улан-Батора нам сказали, что нет разрешения на пролет, и пришлось вернуться обратно. На следующий день мы решили лететь через Хабаровск. Попросили пройти его без посадки, мол, граница-таможня пройдены. Но диспетчер уперся. Мне, говорит, нужна ваша подпись в «Журнале принятия решений». И мы из-за такой формальности приземляемся в Хабаре. А там служба управления воздушным движением не может получить разрешение на пролет зоны Пхеньяна.

Я специально рассказывал подробно и детально, чтобы отвлечь подругу от ее не слишком веселых дум.

— Мы ему говорим, что у нас есть разрешение, а он твердит, что должен сам получить, поскольку это его зона ответственности. Словом, подставили нас. А мы вымотались уже так, что спорить нет сил. Только думаем, что дальше будет. И тут я заявляю, что любой человек может узнать, что с ним произойдет. Нужно только отключить страхи, эмоции и желания и задать себе вопрос, который в данный момент интересует. Наш радист оживился и захотел узнать, где мы сегодня ночуем. Я откидываюсь в кресле и говорю, что мне пофиг, что будет дальше, и задаю вслух вопрос: «Мы сегодня ночуем в хабаровском „Интуристе“?» и пытаюсь представить картинку знакомой гостиницы. Картинки нет. Докладываю, что ночевать в Хабаровске нам не светит. Коллеги вздыхают облегченно, но эксперимент продолжается. «Мы сегодня ночуем в отеле „Сеул Гаден Парк“?» — спрашиваю я себя снова, уверенный в положительном ответе. Но нужной картинки опять нет. «Нет!» — говорю я друзьям. «Тогда где мы будем ночевать?» — уже с тревогой, хоть и не верят в мои рассуждения, спрашивают коллеги. Я еще раз закрываю глаза и четко вижу вход в отель «Меркьюри Амбассадор», в котором мы один раз останавливались, когда в привычной нам гостинице мест не было. И объявляю, что ночуем мы всё же в Сеуле, но в отеле «Амбассадор». Рассмеялись все, кроме штурмана, который напомнил: «Всё это, конечно, прелестно, только у нас до крайнего срока вылета, чтобы успеть до закрытия аэропорта Ичхон, осталось двадцать минут». В это время в штурманскую комнату, где мы судачим, вбегает диспетчер и кричит: «Кто на Сеул? Разрешение есть, вылет не позже чем через двадцать минут».

Смотрю на Ленку — рассказ ее захватил, ставлю перед ней чай, а она не обращает на него внимания — требует продолжения:

— Дальше, дальше давай.

— Ну, когда работа начинается, тем более время ограничено, всё, что было на земле, на земле и остается. А когда эшелон заняли, радист докладывает: «На КВ-станции Пхеньян не отвечает». Мы уже приготовились возвращаться,