Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается случаев женитьбы половецких ханов на русских княжнах, — то летописи сообщают только об одном таком случае. По сообщению Ипатьевской летописи, в 1151 г. не названная по имени вдова черниговского князя Владимира Давидовича (дочь городненского князя Всеволодка Давидовича) вышла замуж за половецкого хана Башкорда.
Несомненно, что половецкие княжны, выданные замуж за русских князей, приводили с собой какое-то количество своих родственников и прислуги. На русских землях селился также многочисленный половецкий полон, взятый во время походов в степь. Характерны слова черниговского князя Святослава Ольговича, который в 1158 г. сетовал, что у него в семи городах жили лишь «псари да половцы». Археологические данные свидетельствуют о компактном проживании половцев на территории Поросья[29]. Половцы Поросья, по всей видимости, входили в состав чёрных клобуков.
Ипатьевская летопись с 1055 г. по 1236 г. сообщает о 30 походах половцев на Русь и Поросье, 27 походах Руси и чёрных клобуков против половцев и 38 совместных действий русских и половцев в русских междоусобицах и против внешних врагов. В большинстве случаев русские князья расплачивались со степняками разрешением грабить волости князей-противников.
Например, в 1155 г. в битве на реке Белоусе Юрий Долгорукий вместе с союзными половцами разбил войско своих противников во главе со смоленским князем Ростиславом Мстиславичем. Среди доставшихся половцам рядовых и знатных пленников находился Святослав Всеволодович — первый русский князь, позволивший врагу захватить себя живым.
Тогда Южная Русь впервые за свою историю очутилась в полной власти «поганых». И половцы постарались сделать так, чтобы этот их приход был не скоро забыт. Особенно пострадала Переяславская волость, где, по сведениям Воскресенской летописи, степняки «села все пожгоша и жита вся потравиша». Страшному разгрому подверглись местные святыни — основанная Владимиром Мономахом церковь святых Бориса и Глеба на Альте, монастыри Рождества Пресвятой Богородицы и Святого Саввы: всех их «разграбиша, и пожгоша, а люди в плен поведоша».
Несколько лет спустя Андрей Боголюбский, объясняя своё нежелание жить на русском юге, говорил, что здешние княжества запустели от постоянных междоусобиц, «а от поля (со стороны степи) половцы выплениша и пусто сотвориша».
Во второй половине XII в. в низовьях Днепра и Дона вновь окрепли половецкие группировки, возглавляемые молодыми ханами, которые уже не помнили трепета своих отцов и дедов перед русским мечом. Регулярное участие половцев в междоусобицах 50–70-х гг. XII в. на стороне того или иного князя воочию убедило их в разобщённости русских сил и общем упадке военной мощи киевско-переяславских земель. Осмелев, половецкие вожди возобновили самостоятельные набеги на южнорусские земли.
Усмирять их пришлось уже Юрию Долгорукому (в качестве киевского князя), который прежде (в качестве князя суздальского) охотно пользовался их услугами. Весной 1154 г., вскоре после вокняжения Юрия в Киеве, многочисленная половецкая орда вторглась в Поросье. Но сидевший здесь князь Василько Юрьевич не растерялся и сумел дать степнякам достойный отпор. Встав во главе сильной рати из берендеев, он настиг половцев в степи, когда они, уже ничего не опасаясь, возвращались в свои становища. По сообщению Никоновской летописи, Василько «приидоша» на половцев «на ранней заре, спящим им, и нападше на них на сонных, многих избиша, а иных руками яша». Берендеи не только вернули своё добро, но и сами нахватали половецкого полона.
Спустя некоторое время половецкие ханы, явившись к Юрию, попросили отпустить их сородичей. Но этому решительно воспротивились берендеи, считавшие живую добычу законной наградой за свою верную службу великому князю. «Мы умираем за Русскую землю с твоим сыном и головы своя сокладаем за твою честь», — приводит киевский летописец их слова. Юрий не мог позволить себе ссориться со своими новыми подданными, однако он не хотел обижать и половцев, своих бывших союзников. Поэтому вместо пленников великий князь дал половцам богатые дары, надеясь, что они удовлетворятся этим. Но те, приняв подарки, на обратном пути пограбили окрестности Переяславля и «много пакости створиша», по выражению летописца.
Конец этой истории наступил на исходе лета того же года, когда половцы вновь появились у русской границы, объявив великому князю, что пришли за миром. Юрий поехал навстречу им в Канев, как обыкновенно ходили на добрую войну, в сопровождении дружин почти всех подручных князей. Его предосторожность оказалась не напрасной, так как половецкие послы, по свидетельству летописца, приехали, собственно, для того чтобы разведать силу княжеского войска. Будь Юрий в меньшей силе, неизвестно, чем обернулось бы дело. Но, увидев многочисленную русскую рать, половцы сами пришли в трепет. Пообещав Юрию прийти наутро в его стан всей ордой для заключения мира, степняки в ту же ночь скрытно ушли назад в степь и больше не тревожили киевско-переяславские земли до самой смерти Юрия.
Сменивший его на киевском столе смоленский князь Ростислав Мстиславич старался по возможности поддерживать с половцами мирные отношения. В 1163 г. он женил своего сына Рюрика на дочери половецкого хана Белука. Однако добиться общего мира на границе со Степью ему не удалось, нападения других половецких орд на южнорусские земли происходили с удручающей регулярностью.
Зато Ростислав впервые после долгого перерыва сумел объединить силы южнорусских князей в борьбе с половецкой опасностью. В 1166 г. половцы «залегли» в порогах и начали грабить «гречников» — русских и византийских купцов, ведущих торговлю в низовьях Днепра. Ростислав, рассказывает летописец, послал к «братье» своей и сыновьям своим, повелев собраться в Киеве со всеми своими полками. На зов великого князя откликнулись: Мстислав Изяславич с братьями Ярославом и Ярополком, Владимир Андреевич, Владимир Мстиславич, Глеб Юрьевич, сыновья Ростислава — Рюрик, Давыд и Мстислав, галицкий князь Ярослав Владимирович, приславший значительную помощь, и ряд других князей. Огромное русское войско спустилось к Каневу и простояло там до
