Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков

власти на киевском столе. В результате народного восстания великий князь Изяслав был изгнан из Киева.

Тем временем половцы продолжали «воевать» днепровское левобережье. Не встречая организованного сопротивления, они широкой облавой опустошили Переяславское княжество и в конце октября уже орудовали возле Чернигова. Святослав не смог оставаться безучастным наблюдателем того, как разоряются его владения. Во главе трёхтысячной рати он выступил из города навстречу врагу. 1 ноября, под Сновском (несколько севернее Чернигова), черниговцы обнаружили половецкое становище. Половцев было вчетверо больше; несмотря на это, Святослав стремительной конной атакой опрокинул их. Степняки были совершенно разбиты, множество их потонуло в реке Снови, а какой-то половецкий хан, имени которого летопись не сообщает, попал в плен. Эта блестящая победа русской рати — первая в истории русско-половецких войн — положила конец нашествию.

Первые общерусские походы в степь

В 1070–80-х гг. XI в. половцы установили безраздельное господство над степными пространствами от Яика до Днепра, надолго ставшими для русских людей «половецким полем». В 1091 г. ханы Боняк и Тугоркан, явившиеся на Балканы по приглашению византийского императора Алексея I Комнина, разгромили придунайских печенегов в долине реки Марицы. С печенежским господством на Балканах и в Подунавье было покончено в один день. Масштабы постигшей печенегов военной катастрофы изумили современников. «В тот день произошло нечто необычайное: погиб целый народ вместе с женщинами и детьми, народ, численность которого составляла не десять тысяч человек, а выражалась в огромных цифрах, — писала дочь Алексея Комнина, Анна. — Это было 29 апреля, в третий день недели (то есть во вторник, т. к. в Византии неделя начиналась с воскресенья. — С. Ц.). По этому поводу византийцы стали распевать насмешливую песенку: „Из-за одного дня не пришлось скифам увидеть мая“. Конечно, известие Анны Комнин о гибели всего печенежского „народа“ не следует понимать буквально. Источники первой половины XII в. всё ещё упоминают об остатках придунайских печенегов.

После гибели придунайской печенежской орды западноднепровские степи до самого Дуная также вошли в зону половецких кочевий.

Разделавшись со своими степными конкурентами, половцы утратили единственную причину, которая побуждала их худо-бедно поддерживать мирные отношения с русскими князьями. Со второй половины 80-х гг. XI в. половецкие набеги на Русь учащаются и становятся почти ежегодными.

Причиняемые ими опустошения были велики.

В 90-х гг. XI в. опасность „погубленья“ Русской земли „от поганых“ была вполне реальной. Особенно 1092 год, по свидетельству летописи, был отмечен общей тревогой и бедствиями. Лето стояло засушливое, горели леса и болота, люди тысячами умирали от разных болезней, „и рать велика бяше от половець и отвсюду; взяша три грады: Песочен, Переволоку, Прилук, и многа села воеваша по обема странома“ (то есть по обоим берегам Днепра).

Не случайно соответствующие статьи „Повести временных лет“ окрашены в сумрачные тона напряженного эсхатологического ожидания. Набеги половцев, достигшие в это время наибольшей силы, угрожали превратить Среднее Поднепровье в безлюдную пустыню. Летописец, — современник этих событий, — с отчаянием и ужасом рисует картину запустения некогда цветущих и густонаселённых городов и целых областей: „Створи бо ся плач велик в земле нашей, опустеша села наша, и городе наша“. Половецкие облавы частым гребнем вычёсывали из городов и весей обильный полон, и один летописный отрывок повествует, как тысячи людей, „страждущие, печальные, измученные“, „с осунувшимися лицами, почерневшие телом“, брели, обдирая босые ноги о колючие травы, в „незнаемую страну“, гонимые в степь к половецким вежам (древнерусское название кочевнических шатров, юрт), со слезами говоря друг другу: „Я был из этого города“, а другой: „А я — из того села“; и „так вопрошали они друг друга со слезами, род свой называя и вздыхая, взоры возводя на небо к Всевышнему…“.

Внешняя линия Змиевых валов, проходившая по рекам Рось и Сула, перестала служить надёжной защитой от вторжений степняков, в ней одна за другой появлялись широкие прорехи. В 1093 г. половцы сожгли Торческ — крупнейший оплот „чёрных клобуков“ в Поросье, а в 1095 г. вынудили жителей Юрьева бросить свой город и уйти на север, за Стугну. Археологические материалы с левобережья Днепра также свидетельствуют о страшном разгроме здешних поселений — пограничных городов Воинь, Снепород и других, сожжённых или заброшенных на рубеже XI–XII вв. и отстроенных заново лишь в первой половине XII в.[25] Отдельные победы русских дружин не могли в корне переломить ситуацию.

Взломав в ключевых пунктах древнерусский оборонительный вал, половцы получили возможность беспрепятственно совершать быстрые рейды вглубь Русской земли. В 1096 г. их добычей едва не стал сам Киев. Характерно, что орда хана Боняка, „безбожного, шелудивого хищника“, как рекомендует его летописец, прокралась к Киеву „отай“, то есть никем не замеченная, и ранним утром 20 июля буквально выросла из-под земли у городских стен. Нападение было столь внезапным и стремительным, что городская стража едва успела захлопнуть Золотые ворота перед самыми мордами половецких лошадей („и мало в град не въехаша половци“; в 1151 г. сын Боняка по имени Севенч похвалялся: „Хощу сещи Златая врата, якоже и отец мой“). Половцы сожгли посады и ограбили окрестные монастыри, в том числе Печерский.

Многочисленные попытки завязать с половцами мирные отношения ни к чему не приводили. Владимир Мономах говорит о себе, что в конце XI — начале XII вв. „миров есмь створил с половечьскыми князи без единого 20… а дая [им] скота [денег] много и много порты [богатых одежд] своих“. Но половцы брали подарки и на следующий год снова приходили за военной добычей. Даже династические браки с половецкими ханами не гарантировали спокойствия их русским родственникам. В 1094 г. князь Святополк „поял“ за себя дочь хана Тугоркана. А спустя два года ему пришлось хоронить своего тестя, явившегося пограбить волость своего зятя и павшего в бою с объединёнными дружинами Святополка и Мономаха на реке Трубеж под Переяславлем.

Вероломство половцев порой вызывало ответное коварство со стороны русских князей. Так, в 1095 г. в Переяславле были убиты два половецких хана Итларь и Кытан, приехавшие к Владимиру „на мир“. На умерщвлении гостей настояли прибывшие из Киева послы Святополка, к которым присоединилась дружина самого Мономаха. Владимир пробовал было возразить: „Како се могу створити, роте с ними ходив [связав себя клятвой]?“. Но советники князя успокоили его совесть, сказав: „Княже! Нету ти [тебе] в том греха; да они, всегда к тобе ходячи роте, губять землю Русьскую и кровь хрестьяньску проливають бесперестани“. Стоит отметить, что эти слова обезоруживающим образом подействовали и