Обреченность - Сергей Герман

— Точь в точь как мы, — подумал Кононов. - Кругом паутина, а мы в середине.

Рядом с машинами толпились немецкие солдаты. Они жизнерадостно хохотали отмахиваясь ветками от полчищ комаров. Подошли немецкие офицеры. На Кононова потянуло запахом одеколона.

Группы сошлись, поздоровались. В немецкой группе было два капитана, три лейтенанта и переводчик.

Кононов заявил, что полк Красной армии переходит на их сторону совершенно добровольно, чтобы с оружием в руках воевать против Сталина. Сразу же поставил условие, чтобы с его подчиненными хорошо обращались.

Подали машины и Кононова доставили в штаб танковой дивизии.

Командиры, по его приказанию вернулись в траншеи, чтобы организовать сдачу.

Всем красноармейцам немцы выдали по буханке горохового хлеба и присоединили к колонне пленных, направлявшихся в лагерь для военнопленных.

* * *

Командующий охранными войсками тылового района группы армий «Центр» генерал пехоты Максимилиан фон Шенкендорф очень устал в этот день. Должностные обязанности командующего частями тыла всегда сложны и хлопотны, а здесь, в России особенно.

Генерал склонился над бумагами. Теперь он читал рапорт командира 197й пехотной дивизии, о том, что на сторону немецких войск перешел 436й стрелковый полк вместе со всем вооружением и командиром полка майором Кононовым. Генерал-лейтенант Герман Мейер-Рабинген докладывал, что доставленный в Смоленск, Кононов, заявил о добровольном переходе на сторону германской армии для того, чтобы сформировать вооруженный отряд и вступить в вооруженную борьбу против Сталина.

У русского майора был свой план. Собрать полк из красноармейцев разбитых частей, военнопленных и казаков, питавших ненависть к советской власти.

Сформировать из них регулярную боевую часть и и выступить против Красной армии.

Его убежденность завораживала и произвела на немцев столь сильное впечатление, что, несмотря на большое число командиров Красной армии находящихся в плену и желающих сотрудничать с немецкими властями, он был отмечен, как лицо представляющее интерес для Рейха и направлен в штаб 4й полевой армии Вермахта.

Генерал Шенкедорф расхаживал по своему кабинету в Смоленске и думал, думал. Внешне и внутренне он совсем не был похож на холодных и чопорных прусских военных с моноклем в глазу. Максимилиан фон Шенкендорф скорее походил на коммерсанта средней руки- полноватой фигурой с небольшим брюшком, круглым лицом, маленькими проницательными глазками.

Только лишь красная полоса лампаса на его бриджах и значок генштаба на мундире говорили о том, что перед тобой не коммивояжер, а один из самых образцовых генштабистов вермахта.

Шенкендорф был весьма неглупым человеком и прекрасно понимал, что война с СССР будет долгой и кровопролитной. Людские ресурсы Германии и ее союзников не безграничны. К тому же союзники- итальянцы, румыны, мадьяры, это...

Шенкендорф усмехнулся своим мыслям - это не солдаты. Они мастера пить водку, воровать и тащить все что попадется под руку, но в бою разбегаются при первом же выстреле.

Шенкендорф вспомнил, как один из командиров итальянских частей вместо того, чтобы окружить партизанскую базу и вступить в бой, отправился в совершенно другой район, где партизанами и не пахло. А потом, когда взбешенный Шенкендорф вызвал его к себе, итальянец долго и очень красноречиво врал, что не получил приказ. Одна из самых точных характеристик итальянского военного — «ловкач». Как там говорил Наполеон? «Если итальянцы заканчивают войну на той же стороне, что и начали, значит они предали дважды».

Шенкендорф считал, что он хорошо знает русских. Его личный переводчик граф Сергей Сергеевич фон Пален говорил ему:

— У большинства русских, господин генерал, в крови заложена любовь к отеческим гробам, или чтобы вам было понятнее - любовь к родному пепелищу. Это вам только кажется, что русские воюют за идеи фюрера. Ничего подобного. Русские воюют за Россию. Они никогда не смирятся с гибелью своей страны и потому готовы заключить союз хоть с чертом, лишь бы победить большевиков.

Фон Шенкендорф не был национал-социалистом. Происхождение и воспитание предопределили его критическое отношение к теории относительно превосходства одной расы над другой.

Генерал Шенкендорф назначил русского графа Сергея Палена комендантом города Шклова. Но свои обязанности граф Пален исполнял недолго. Напившись, он в присутствии подчиненных сорвал со стены портрет Гитлера и плюнул ему на сапоги.

Природная немецкая воинственность помноженная на приобретенное русское бунтарство это действительно страшная гремучая смесь.

Наутро Шенкендорф вызвал Палена к себе.

Окончательно протрезвевший после ночи в холодной камере и ледяного душа, граф Пален стоял перед генералом.

— У вас ровно одна минута граф. Если в течении этого времени вы не объясните мне мотивы вашего поступка вас ждет трибунал.

Граф Пален прикрыл глаза. Прямо перед глазами он увидел подвал гестапо. Себя подвешенного за ребро на крюк.

Пален глубоко вздохнул:

— Однажды один из нижних чинов, служивший у моего отца, напился в кабаке и стал буянить. Его попытались остановить, показывая на висящий на стене портрет Александра III, но солдат ответил, что плевал на государя императора, после чего был арестован. Отец вынужден был доложить об этом Государю.

Но тот не стал давать ход делу, а повелел запретить развешивание своих портретов в кабаках, а солдата освободить и передать ему: «Я на него тоже плевал».

— Так вот, - закончил свою речь граф Пален. - Мне захотелось проверить, плюнет ли на меня наш фюрер.

Шенкендорф задумался.

— Вы, русские, непредсказуемы и безжалостны к себе. Но вы, ко всему прочему еще обладаете и чувством юмора. Пожалуй я отправлю вас в Париж.

Дело спустили на тормозах.

Принимая решение о создании казачьего подразделения в составе вермахта, немецкий генерал прежде всего учитывал то, что советский майор Кононов - из казаков. В первую мировую войну он, командуя пехотным батальоном, уже сталкивался с ними и знал, насколько они ловки и по-злому упорны в бою.

Шенкендорф понимал, что у Кононова и его подчиненных после сдачи в плен нет дороги назад. Что эти люди будут биться до конца, а немецкая армия в их лице получит десятки и сотни тысяч отличных солдат.

По его приказу Ивана Кононова в штабном опеле привезли в Могилев, на встречу.

Всю дорогу Кононов смотрел в окно машины.

Город за грязным стеклом был похож на тяжело больного человека. Разбитые взрывами дома. Повисшие на деревьях провода, словно нити, перепутанные нерадивым портным. Женщины в платках и ватниках, копающиеся среди обугленных досок и домашней утвари. Недоверчивые, мрачные лица с неразглаженными морщинами горя, страха и ненависти.

И словно в насмешку, улыбающееся с киноафиши лицо Марины Ладыниной.

Встреча проходила в резиденции немецкого генерала. У подъезда старинного двухэтажного здания стоял часовой. Тротуар перед домом был вымощен булыжником. Камни тускло и влажно блестели, подошвы сапог скользили. Ветер гнал по тротуару осенние желтые листья.

Каменный особняк окружал яблоневый сад, вся земля была усыпана крупными красными яблоками.

В кабинете генерала Шенкендорфа находился и представитель абвера обер- лейтенант граф Ритберг.

Шенкендорф был в очень хорошем настроении.

Он потрепал Кононова по плечу.

— Знаете, господин майор… мы пожалуй удовлетворим вашу просьбу. Вам будет разрешено формирование подразделения из казаков, скажем... - генерал задумался, - эскадрона.

Это было не совсем то, чего добивался Кононов. В своем рапорте на имя командования германских войск он просил разрешения на формирование полка.

Генерал вздохнул. Совсем не мешало бы сформировать из русских полк.

Может быть хоть тогда в этой проклятой России стало бы меньше могил с немецкими крестами. Но Шенкендорф хорошо понимал, что в тот момент нечего и надеяться получить на это разрешение из Берлина.

Генерал нашел компромиссное решение.

— Я не буду ограничивать вас в количестве людей, даже если вместо двухсот человек вы сможете набрать... две тысячи. Но на фронт мы вас не пошлем. Вы останетесь здесь. Подразделение будет находиться под вашей командой и использоваться в борьбе против бандитов. Вам надлежит показать германскому командованию на что вы способны. А мы должны убедиться, что казаки не утратили своих навыков.

Майор Кононов встал.

— Надеюсь, господин генерал, что наши операции не станут сводиться к карательным акциям против местного населения?

Шенкендорф задумался. Вопрос выходил за пределы обычной беседы.