Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев

– А может, немец лупил бы нас, – ответил ему Гусев.

Спор разгорался, большинство считало, что мы всыплем немцам и им не одолеть нас. Это положение отстаивал и взводный.

– Это верно, что мы – Россия – сильный народ, – говорили драгуны, – но почему же мы в 1904–1905 годах япошке проиграли войну?

Все солдаты обратили взоры на взводного, но он молчал. Когда же солдаты еще больше стали интересоваться этим вопросом, то он неуверенно начал объяснять:

– Прежде всего, на Дальний Восток очень далеко было подавать пополнение, да говорили, что там генерал Стессель предателем оказался. Да еще говорили, как будто бы снарядов на Дальнем недоставало, а пехота с морским флотом действовали вразброд.

– А что, разве это не может повториться и в эту войну? Чего доброго, а этого надо ожидать. Чем лучше наш помощник командира полка подполковник Шмидт? Немец, он и есть немец, – высказался Каманин, солдат с Волги.

В это время поезд замедлил ход и остановился. Все переглянулись и, как бы напугавшись своего разговора, одновременно, как по команде, замолчали.

– Братцы, нужно осторожно с такими разговорами, – сказал взводный и, отворив дверь вагона, вышел.

Солдаты облегченно вздохнули.

– А что, братва, если наш взводный возьмет да и расскажет командиру эскадрона о наших разговорах?

– Может быть, раньше и донес бы он, но теперь у него кишка слаба это сделать, – сказал Каманин. – Вы думаете, он не знает, куда мы едем, ведь не на маневры, а на войну. А на войне солдат – главная сила. В первом бою свои же ухлопают.

Горнист проиграл сбор, и снова поезд двигался без остановки до станции Казань.

Сборы на зимних квартирах в Казани у нас были недолгие. Получив первосрочное обмундирование и снаряжение, мы снова ускоренным темпом двигались на фронт по направлению к Варшаве. Два раза из эшелона, в котором двигался и наш 1-й эскадрон, отцепляли по два вагона с солдатами и направляли их вперед для усмирения мобилизованных на станциях Минск и Белосток. Те, кто был выделен для этой цели, потом рассказывали, что они наблюдали на окраинах города и больше всего около станции – разбитые магазины, винные погреба и «казенки».

Чем ближе мы приближались к местам боевых действий, тем больше думы солдат были заняты тем, на какой фронт пойдет наш полк. На запад или на юг? Интересовало солдат и то, что за край Польша. Во время походного движения мы по пути встречали крестьян, батраков и рабочих. Точно узнали, как живут польские крестьяне, беднота и рабочие.

– Да, ребята, – говорил нам на привале солдат Исаев, – оказывается, земля в польском крае такая же, как и на матушке-Руси, а насчет порядков здесь еще хуже, чем на Волге; такой же забитый мужик, как и у нас.

За Белостоком неожиданно для нас эшелоны 5-го полка остановились и начали разгружаться. Пытливый солдатский ум не мог определить причину неожиданной выгрузки. Много было разговоров на эту тему. Одни говорили, что дальше двигаться по «железке» нельзя, наверное, враг сейчас наступает на Варшаву. Другие говорили, что у врага-де имеются дирижабли и могут разбомбить эшелоны. Истинная же причина преждевременной разгрузки эшелонов 5-й кавалерийской дивизии была вызвана неподготовленностью к войне царского правительства. Враг сорвал наше сосредоточение и мобилизацию в прифронтовой полосе, а железная дорога не справлялась с переброской войск, боеприпасов и продовольствия для фронта.

Этого, конечно, не могли тогда знать солдаты. Несмотря на все невзгоды, солдаты были настроены глубоко патриотично, готовились к встрече с врагом, чувствуя за своими плечами богатырскую силу Руси.

Походным порядком двигались мы до Варшавы. В это время события на фронте складывались не в нашу пользу. Передовые немецко-австрийские войска в некоторых местах сбивали наши прикрывающие части, теснили их к Ивангороду и Варшаве.

Мобилизация проходила с большими «шероховатостями». Призываемые солдаты старых возрастов громили «казенки» с водкой и шли на войну с неохотой, а рабочие на ряде заводов устраивали забастовки, выражая свой протест.

Вскрылась неподготовленность царского правительства к войне. Не хватало пушек, пулеметов, винтовок и боеприпасов. На пять солдат была одна винтовка. На всю нашу дивизию – одна пулеметная команда и одна конная батарея. Во время боя эти средства отсылались в тыл. Боялись, как бы не потерять их, да и снарядов не было, нечем стрелять.

Настроение солдат в связи с этим было очень плохое, к тому же солдаты страшно были недовольны наличием в войсках офицеров и генералов с немецкими фамилиями – Ренненкампфов, Фридриксов, Шмидтов и т. д. Бросалась резко в глаза и бездарность отдельных офицеров. Все это, вместе взятое, отражалось на боевом состоянии солдат. «Предадут», «верить им нельзя, они ведут нас на убой». Как ни странно, но большинство офицеров не замечали этого, а может быть, не придавали этому большого значения. Офицерство было настроено оптимистично. В беседах с солдатами у них сквозило зазнайство и «шапкозакидательство». Наряду с этим продолжало процветать казнокрадство. Солдат обворовывали все кому не лень. Даже фуражир из солдат и тот воровал без меры. В Февральскую революцию 1917 года солдаты первым делом припомнили это своим офицерам, особенно хозяйственникам. Так называемый «крупяной» вопрос стал тогда одним из самых острых во взаимоотношениях солдат с офицерами. Солдаты потребовали отчета – куда девались крупы и весь солдатский приварок, который они много дней не получали. Я помню, мы в полковом комитете только и занимались этим вопросом, подсчитывали, сколько было недоедено тогда-то и тогда-то крупы солдатами и сколько это стоит в денежном выражении.

Вернемся к походу нашего полка на фронт в 1914 году. После отдыха в Варшаве наш эскадрон, а затем и полк был брошен на Гродно, затем под Ново-Място на реке Пилица. Нечего греха таить, сначала было боязно. К тому же больше всего нас запугивали офицеры, которые, разъясняя нам, как нужно быть более бдительными, невольно внушали нам страх перед противником.

Мы ехали с Зайнулиным в парном дозоре. Наши винтовки были наготове, но мы их заложили за спину и двигались с шашками наголо в 500 метрах от ядра взвода, осматривая тщательно складки местности и небольшие перелески. Противник был от нас далеко, больше чем на два перехода, но это мы узнали потом. Представляя, что вот-вот столкнемся с врагом, мы с точностью выполняли каждый параграф Устава полевой службы.

Наши кони были достаточно утомлены, когда нас сменила другая пара, а мы присоединились к взводу. Вскоре далеко в небе мы услышали шум мотора самолета. Было