Как писать в XXI веке? - Наталья Гарбер

Причина: герой, Пушкин — поэт, таковы его природный дар и мотивация к деятельности. Реакция поэта на свой дар — конечно, «жизнь с музой». Дилемма образов жизни решается то так, то эдак: с любовью, с леностью провел веселый век, не делал доброго. Решение — однако ж был душою, ей-богу, добрый человек. Как человек тонкий и талантливый, Пушкин представил нам неоднозначного героя и неоднозначное решение его судьбы. Иначе была бы басня с нотацией.

В причине обычно есть внешняя сторона — у поэта есть генетика, что тут будешь делать. Путник споткнулся о бревно, бывает. Раскольникову не хватает денег, это реальность. Однако дилемма в понимании героя (и автора) всегда ограничена горизонтом интерпретаций и характером: там, где князь Мышкин смиренно стерпит, Раскольников ударит топором. Там, где Чацкий съязвит, Молчалин подольстится. В том месте истории, где Муми-тролль заснет на зиму, Снусмумрик отправится в путешествие в дальние края.

Объективные события приводят к разным реакциям героев. Реакцию можно описать по внешним действиям — покраснел, инстинктивно ринулся в битву, закричал, — или внутренним монологом — подумал, решил про себя, вспомнил. После инстинктивной психофизической реакции на причину (выскочила собака, поскользнулся, потерял нить разговора), которую человек часто не контролирует, идет попытка осознать и адаптироваться: как справиться со страхом? как встать после падения? как снова привлечь внимание собеседника? После этого — более-менее осознанное действие.

На действие героя мир чем-то ответит, и возникнет новая причина для перемен по прежней схеме. Таким образом, вы добираетесь до самого конца.

Как любое правило, эта модель нужна не столько в моменты, когда вы спешно записываете то, что диктуют вам музы, а когда герой становится нелеп и вы затрудняетесь с описанием того, что же с ним такое происходит. Вот тут-то вы обнаруживаете, что у него нет причины для перемен, а он у вас вдруг куда-то побежал. Или у него отсутствуют эмоциональные реакции, и он только действует как зомби. Или что в ситуации выбора ничего не выбирает, а только рефлексирует и трусит. Поэтому вы в третий раз описываете одну и ту же коллизию, сквозь которую его давно уже следовало бы поднять на новый уровень мышления, да вы забыли заставить его выбрать меньшее из всех зол — и втянуться в новый виток драмы жизни.

Не позволяйте душе героя лениться — и все пойдет на лад. А схема «причина — реакция — дилемма — решение — действие — реакция мира — и пошли на новый круг…» вам в этом изрядно поможет.

Магнолия. Сказка о творческом пути художника

Трус умирает много раз до смерти,

А храбрый смерть один лишь раз вкушает!

Эту сказку написала замечательная художница Арина Даур. И поскольку художница замечательная, тем интереснее увидеть, можно ли заставить ее героя наконец действовать.

«Жил-был еловый лес, сумрачный, иногда непроходимый.

А ель, как утверждают знатоки, это лев среди деревьев. Под землей ее могучие корни устремляются к центру планеты, разветвляясь в ширину и забирая все полезные соки земли. Мало того, что другим деревьям сложно с ними выживать, порой и своим колючим родственникам трудно приходится. Не деревья, а львы.

И вот в таком темном и малоприветливом лесу, на случайно образовавшейся полянке выросло совсем новое и непонятное деревце.

Елки выдвигали версии — перелетная птица обронила зернышко. Одна из елей вспомнила, что у птицы был какой-то странный хохолок, видимо заграничный. Пораженная красотой леса, гостья раскрыла свой крючковатый клюв и выронила семечко.

Еще кто-то вспомнил, что приходили туристы. «А кто это — туристы?» — спросила маленькая елочка с еще очень мягкими иголочками. «Это такие деревья без корней, разговаривают похоже на птиц, но противнее, — сказала старая ель с колючими и сухими ветвями внизу. — Может, и они занесли семечко. А вот еще помните ураган, когда мне аж макушку снесло? Это и он мог принести».

В общем, никто не знал точно, поэтому в еловую летопись занесли все версии.

Маленькое семечко пролежало в земле много лет в глубокой задумчивости. Было ужасно холодно и темно. И оно сказало себе — раз так, буду спать и смотреть сны про жаркие страны. Но однажды случился чудный год, и теплая весна разбудила маленькое семечко.

Лучики солнца защекотали его — «А ну, вставай, сонька-засонька — покажи себя! Хватайся за нас, — сказали лучики, и потянули едва появившийся росток к солнцу. — Мы тебе поможем, и ты станешь чудесным деревом!»

Прошло несколько лет. Летом было весело, осенью грустновато, зимой невыносимо холодно, но спасала надежда на весну, которую обещали лучики, — и в награду снова приходило лето. Вот летом-то все и случилось. Ели сначала не замечали новое растение. Мало ли сорняков растет у корней, может, это одуванчик-акселерат или брусника древовидная. Деревце наше листьев не меняло, и были они жесткие, плотные и блестели.

Переполох в еловом сознании начался, когда на дереве вырос огромный бутон.

На всякий случай ели обратились к самой старой и мудрой, с сухими ветвями внизу. В бури и ураганы она умело уклонялась от ветра и благодаря этому уцелела. Одни говорили, что ей было уже триста лет, а другие — пятьсот. На ее вершине качались шишки. Иногда ее колючая мудрость играла роль антенны, принимая позывные других лесов. Один раз ей удалось зацепиться за грозовую тучу и она лично познакомилась с молнией.

— Кто это вырос в нашем колючем сообществе? Не видала ль ты что подобное? Не грозит ли это нам страшной болезнью? Не зацветем ли мы все такими цветами?

— Очень далеко в теплых краях на берегу синего моря растут целые леса таких деревьев, и зовут их магнолиями.

— Такое уродство в первый раз вижу, — сказала ель-модница, всплеснув ветками. — Давайте закидаем его шишками, пока не поздно. С изменением климата можно подхватить всякую заразу и покроются все елки такими бутонами вместо шишек!

Через несколько дней расцвел из бутона на дивном деревце большой цветок. В его середине была желто-золотистая корона, и благоухал он неведомым ароматом. В танце восхищения слетелись бабочки, пчелы, жуки. Птицы пропели песню восторга. И только ели недоумевали: «Какое чудовище! Не сделать ли все-таки этой сумасшедшей ромашке еловую инъекцию? Ни колючек, ни шишек — бездарное растение. Ни уколоть, ни поцарапать не может», — сказала старая ель и заснула…

Эту историю я искренне сочиняла про себя, но теперь знаю, что магнолия живет в каждом. И когда она распускает свой белый цветок с желто-золотой короной, — позвольте ей это сделать!»

Итак, наш герой — магнолия. А теперь давайте разбираться, как он сделан и что тут можно улучшить. Предыстория героя понятна: это деревце, выросшее из семечка, занесенного путешественниками из далеких мест. Внешний вид, с жесткими неопадающими листьями описан. Характер — спим, пока плохо, просыпаемся в тепле — дан.

Для читателя плохо то, что в момент, когда елки уже разбираются с тем, что ж среди них тут выросло, автор делает нам «флэш-бэк» (возврат в прошлое) и рассказывает историю снова, наконец глазами героя. В результате сюжет прокручивается по одному и тому же временному отрезку дважды, а действие стоит.

Тип конфликта двойственный — герой справляется с бедствием (холод и темнота) с помощью солнечных лучиков, тянущих его вверх. Однако описание сурового и подавляющего елового сообщества очевидно задает герою обязательный тип «борьба с обществом», однако автор от него уклоняется. Страшное сообщество почему-то удовлетворяется тем, что старая ель-лидер знает название нового дерева, хотя ответа на вопрос, не заразно ли его цветение, глава елового клана не дает. И опасность эта остается.

Идея закидать шишками повисает в воздухе, хотя очевидно, что это «ружье» как-то должно «выстрелить» в истории: либо кто-то попробует, и магнолии беда, либо старая ель агрессию запретит, и для того должна быть причина, а ее не видно. Более того, ель-лидер почему-то не реализует идею сделать магнолии еловую инъекцию, хотя это как раз было бы «наименьшим из зол», при котором не надо тратиться ни на то, чтоб душить все-таки непонятное деревце, зато и заразу его как-то нейтрализовать. Когда засыпает до лучших времен семечко в земле, я еще верю, но когда здоровенная ель, знакомая с молниями, отказывается от экспансии в отношении магнолии в пользу сна — не поверю никогда.

Социальный конфликт, таким образом, разгорается за счет героев второго плана (закидаем шишками — сделаем инъекции — и ничего), но потом сворачивается и не находит разрешения. Как и основной сюжет. Наш герой избавляется от необходимости совершить соответствующий подвиг, ничего не происходит, и магнолия «не растет над собой».