Воин султана - Бейтс Болдуин

Раздался громовой хохот Клюни Гленгарри.

— Помереть можно, глядя на твою стеснительность! Я же говорил: надо привыкать к обычаям этой страны. Заида и Хабиба — мои рабыни, и им можно доверять. Ты убедишься, что они отлично знают свое дело. Ложись! Ложись и дай им закончить! Они обе хорошие девушки!

Дик понял, что выбора нет, медленно перевернулся на кушетке и вздрогнул, когда благоухающее масло полилось на живот и бедра, Теперь он все время чувствовал свое затвердевшее тело и эти растирающие и разминающие его пальцы и ладони. И все же, несмотря на глубочайшее смущение, он даже помимо своего желания постепенно стал расслабляться. Приятная истома растекалась по телу, разглаживая бугры и распутывая узлы в измученных работой мышцах и суставах. Клюни Гленгарри продолжал говорить, отстаивая свою точку зрения, но его слова казались Дику далекими и несущественными, хотя он слышал их достаточно хорошо, чтобы в нужный момент припомнить.

Наконец, когда его умастили и растерли, все три женщины вместе одели его, и Дику пришлось без возражений подчиниться и этим нескромным прикосновениям, тем более, что сам он едва ли смог бы правильно обойтись с незнакомой одеждой. Первым делом надевались мешковатые штаны из белого хлопка, или сервал, потом просторная рубашка из того же материала, называемая шамир. Затем шли три одеяния, больше всего напомнившие Дику старомодные ночные рубахи, отличавшиеся одна от другой сложностью вышивки: гандура — кафтан из алого, расшитого злотом атласа и фарраджа из тончайшего, почти прозрачного шелка, поверх которой надевалась к'са — одеяние наподобие вездесущего хаика, но поуже и из более тонкой ткани. А завершал все белый селхам, или бурнус, что, как объяснил Клюни Гленгарри, полагалось по правилам дворцового этикета.

Призвали цирюльника, который выбрил голову Дика и подстриг ему бороду так, что она приобрела раздвоенную форму. Зеленоглазая красотка Хабиба намазала ее ароматным маслом алоэ и закрутила в два остро торчащих рога. В результате, по крайней мере, с точки зрения мавров, Дик приобрел вид замечательный и достойный. Когда все было закончено, Клюни одобрительно кивнул и повел Дика на Дерб эль-Кубба на сей раз через широкие парадные ворота. Там их ожидали несколько гвардейцев в широких штанах, державших в поводу двух богато оседланных коней: огненноглазого приплясывающего серого для Якуба эль-Аббаса, их начальника, и черногривого гнедого с хитрым взглядом для таинственного руми.

Они уселись в седла. Сперва Дик нашел мавританское седло с высокой лукой и короткими стременами несколько неудобным, но быстро приспособился к нему. Легким галопом они поехали через Баб-Тизми, вокруг стен, мимо Дар эль-Махзена к Дар эль-Хамра. У тех самых ворот, где еще сегодня днем Дик бросился остановить белого коня, они спешились, и Якуб эль-Аббас повел его через множество залов и коридоров, мимо стражников и слуг. От бесконечных поворотов у юноши закружилась голова.

Их встретил маленький, кругленький, темнолицый человечек в белой одежде — визирь Абдаллаха, Каид Мехра бен-Абу. Он критически оглядел Дика, сделал множество мелких исправлений в его одежде и затем, удовлетворенный, провел их в огромную длинную комнату, которая, как почудилось Дику, протянулась на целые мили.

Комната была заполнена придворными и вельможами, собравшимися в кучки и непринужденно болтавшими друг с другом. Когда бен-Абу ввел Дика и эль-Аббаса, некоторые оглянулись, но никто не обратил на них особого внимания. Только когда они приблизились к Абдаллаху, раскинувшемуся на груде подушек в дальнем конце зала, разговоры поутихли, и на них повернулись посмотреть, с интересом и даже с любопытством. Нигде, естественно, не было видно ни одной женщины, но зала завершалась сводом почти двухэтажной высоты и в дальнем ее конце, на стене, был широкий балкон, заслоненный от взглядов собравшихся внизу узорной, тонкой работы, решеткой из кедрового дерева. Именно оттуда обитательницы гарема Абдаллаха могли наблюдать за тем, что делается внизу.

Пока они шли по длинному залу, Дик испытывал неприятное чувство из-за того, что за ним следили невидимые глаза, и, несмотря на шум в зале, почти слышал взволнованный шепот, проносившийся над головами собравшихся.

Они не дошли десяти шагов до места, где сидел Абдаллах, когда Якуб пал на колени и поклонился, уткнувшись лицом в пол. Дик последовал его примеру, визирь тоже, и все трое оставались в таком положении, пока принц не соизволил лениво взглянуть в их сторону.

— Это что? — спросил он.

— Здесь Якуб эль-Аббас, ваше высочество, — ответил пухленький визирь.

— Мир тебе, Якуб! — проворчал Абдаллах. — Что привело тебя сюда?

— И тебе мир, йа сиди! По твоему приказанию я привел к тебе человека, который сегодня спас твою жизнь от разрушающих копыт безумного белого коня.

— Ах, я и забыл! — воскликнул Абдаллах. — Поднимайся, Якуб, и скажи ему, чтобы он тоже поднялся и приблизился.

В зале воцарилась тишина. Абдаллах посмотрел на Якуба, затем на Дика, потом снова на отступника. В. тишине еще более отчетливо слышалось щебетание женских голосов наверху. Абдаллах тоже услышал их, медленно повернулся и сердито взглянул в сторону балкона. Шепот тут же стих, Абдаллах снова так же неторопливо обратил к пришедшим лицо, и Дику показалось, что он уловил глубоко скрытое выражение веселости в темных, слегка выпученных глазах.

— Ты хорошо поработал, эль-Аббас. Будем надеяться, что не чересчур хорошо. Я бы принял его за другого человека. Ты говорил с ним?

— Аллах свидетель, ваше высочество, я сделал все, как вы велели!

— А ты, руми? — Абдаллах неторопливо повернулся к Дику. — Как тебя зовут?

— Мак-Грегор, йа сиди! Ричард Кэри Мак…

Взмахом руки Абдаллах велел ему замолчать.

— М'гхгур? — он, явно с трудом, попытался произнести фамилию. — Фу! Чужеземное имя! надо изменить его!

Он задумался на минуту, и с балкона снова донесся шепот, на этот раз весьма настойчивый. Даже Дик слышал его.

— Хасан! — прошептали сверху. — Вахайат! Хас-с-сан!

Абдаллах снова повернулся и взглянул вверх. Тут же наступила тишина. Принц взглянул на Дика, улыбаясь.

— Слышал?

Дик был в замешательстве; он не знал, надо ли признавать это.

— На'ам, йа сиди. Слышал, повелитель!

— И понял? — подгонял его Абдаллах.

— Айна'ам, йа сиди. Конечно, господин!

Абдаллах долго и критически разглядывал Дика, так что он покраснел от смущения, переминаясь с ноги на ногу.

— Хасан! Вахайат, Хасан! — Абдаллах усмехнулся. — Клянусь жизнью! Красивый! Вот что думают о тебе в моем доме, руми! Очень хорошо! Пусть так и будет! Хасан — да, ты и вправду красив. Но я думаю, тебя надо назвать еще и удачливым. Хасан эс-Саид, стало быть; так будут звать тебя с этих пор!