Стихотворения - Владимир Нарбут

ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА

Под рысь рессорную перечеркнулКрай сумерек фонарный карандашИ, выжидая (сердца не отдашь?),Аукается город, как аул.Болтливое, ты взято на болты,На даче спрятано, висит замок.Но и под крест, что на холму измок,В слезах подкатываются кроты.Плакучий зонт — прозрачен и надут,Похож на мышь летучую, но такНельзя ж, любимая, встречаться тут,Нельзя ж дьячихиных дразнить собак!Как птица падает (и пропадетС лукавым локоном!) твой голос, твой.Дитя, большеголовый идиот,Бараньей мямлит, мучит тетивой. Ягненок-ангелочек! Только сейНаследует нам царствие. Увы!Не Даниилы — мы, — и здесь не львы,Не ров, а ровный перестук осей.Не светляки молчат, а папиросДа вот фонариков висят ряды,И стрелочники ищут череды.Чтоб разрешить таинственный вопрос.И просто все: в вагоне простыня,Мутящиеся щеки охладив,Как плащаница пестует меня:Качайся, пасынок, не будь ретив!Да не хочу (и вспомнить больно мне!)О Пасхе — мамочка, ты умерла?И думать — необыкновенный лайИ в необыкновенной стороне.Толчок, и — нотные несут столбыСкрипичный ключ и жизнь — от «ре» до «си».Голубчик! Четверга не уноси,Не уноси страстей моей судьбы!Ведь как же быть: скрипит мое перо,Нога медвежья, паперть заперта,И крест нахохленный, сырой-сыройНад юностью сжимает два болта…И даже зонтик, в ребрах подробясьБесчисленными спицами слыветЗа колею и за беседку. Вот —Как режет рельс, упрямый контрабас!И вот как станция летит, мелькнетИ пропадет (уже навек, навек!)Среди ключей, мурлыканий и нот,Где детский похоронен человек.

В БОТАНИЧЕСКОМ САДУ

И брови, легкие, как два пера,Над изумленной изумрудной бездной;И подбородок (из-под топора),Углом обрубленный, сквозь синь железный;И голос властный, вкрадчиво певучий,Так скупо опыляющий слова;И пальцы-щупальцы, что по-паучьиДотрагиваются едва-едва.Пугало, колдовало и влеклоМеня неодолимою стремниной.Как ненадежно хрупкое весло!И как темны вампирьи именины!Но сквозь румяна и трущобы бредаНа колеснице мчась, как фараон,Я настигала в нем не людоеда,Восставшего из канувших времен;И не монаха, огненной трубойИз гроба ринутого на ухабы.— С презрительно отваленной губой,Зачем так давишь, каменная баба?

КОЛДУН

Истает талия у вас,Паук и знойная оса!На тусклом сусле млеет квас,В трубе коптится колбаса,И, домосед и нетопырь,Хоронится бобыль в дупле.Распарившийся шубой вширь,Шушукается: мне б теплей…Да лежебоку не дано,И, что ни капля, жар, — а ледСочится, и застуженоПрищуренное у воротКуриное окно.Шушукается: мне б теплей…А (няни спицами) паукСучит сияние стеблей,А осы выгрызли чубук…Лазурно добела. И все жНе талия, а перехват.И выщербленный узкий ножОт ярости голубоват.И пахнут потом сапоги,Чтоб топотом потом пройтисьСреди кузнечной колкой згиПо костякам, упавшим вниз.И, выколачивая духИз тела — пыльное рядно,—В сенях аукнется петухИ пустит радугу в окно.

В СКЛЕПЕ

Позеленела каждая кость,Выветрилась, как память, известка.Было и будет так: только горстьПепла, тумана, холода, воска.Где же теперь ты, нега моя?Где? И не все ли в мире едино:Волос и шерсть, перо, чешуя — Глина жужжащая господина?Где же искать мне губ твоих пух,Иней, что мы и летом растили,Если собачье ухо в лопухЖизнь развернула, воя в могиле?Слушать тебя, тобою дышатьИ, задохнувшись душным помолом,Ноздри раздув, кобылой проржать,Мчась через гати, по суходолам.В этом ли ты меня не поймешь?Взоров не знать бы мне синеглазых!Сам на себя отточенный нож(Черт-полумесяц) грею за пазухой.

«Лавина, сонная от груза…»

Лавина, сонная от груза,Дохнула холодом на шлях,И град — не град, а кукуруза,Что в синих вызрела полях.Сыпнуло мутным и каленымПо косогорам и низам,—И, как павлин, хвостом зеленымИграет день по небесам.Взмордованный ройбою улей,Шумит и гаснет дюжий гром.И красноперою зозулейКукует сердце под ребром.И вновь по жилам, что стеблямиВросли в меня, ползет вино,—И в златосолнечном АдамеЯйцо грозой опалено.

ХЛЕБ

Отфыркиваясь по-телячьиСлепой пузырчатой ноздрей,Сопит, одышкою горячий,Чванливый хлебный домострой.Толчется в кадке (баба бабой),Сырые бухнут телеса,Пока в утоме сладкой, слабойТяжелый гриб не поднялся.И вышлепнутый на лопату,Залакированный водой,В сиянье зоба, сам зобатыйС капустной прется бородой.И, в голубое серой грудойМозгов вползя, сквози, дрожи,Чтоб гаснущей рудой полудойСтянуть желудочные ржи;Чтоб затхлым запахом соломы,Перепелами пропотев,На каткий стол под нож знакомыйПереселиться в слепоте.Лишь челюсть, комкая, расскажетУтробе, смоченной слюной,О том, как скоро снова пажитьНа стебель выплеснет зерно.И, утучнив его угрюмым,Литым движением в кишках,Отдаст, разнежив, частым думамО розовеньких гребешках,Что прояснили взор девичий,Отбросив русые с чела:Над ломтем прадедов обычайПоловой сытого дупла.

ВЕЧЕР

Крыжние в зеленом росном небеСгинули, как табор: у-лю-лю…И, в ремизе ревизор, молебенВ прихожане кличет коноплю.Палец в палец встала ветрянаяЧаща, сквозняками заперта,Думает, на Индию пеняя,Что фонарь факира — кругл и стар.И туманы глаз твоих, и губы,Горю обреченные в углах,Сашенька, как голуби, мне любы,Ворчуны на глиняных крылах.Птичья клетка (лапки в перепонках,Шаткие шершавые носы,Горловой горох) и вперегонки —На бочонках обручи-часы.Птичья клетка, как сухие ребраДедовой и внуковой судьбы!Хорошо быть в канделябрах добройСвечке — ну, а как стеречь гробы!От Адама повелся курятник, —Сашенька, и мы ль не так живем?Мы ли, в этих вечерах опрятных,Закручинимся под рукавом?Подадут немного нам в сосудеДушного, как пена, молока.(Выменем и шерстью пахнут люди,Коноплей и временем слегка.)И опять об Индии мы вспомним,И о нем, похожем на попа,—О факире, — что каменоломнямВверила солопница-судьба.Жил он, обрастая и худеяРыжим волосом, питаясь лишьЗернами-сморчками, лиходеяВызывая тенью чрез гашиш.Как гасила черная природаЖгучий камень (тихий, славный пот).Огненнобородый в огородыВыходил: а что, она живет?Щупал обметенную и, прямоСтоя, протирал свое бельмо —След утиного удара, — шрамаХолодок, покачивал чалмойИ, наверное (не правда ль, Саша?),В нашей клетке нас благословлял:Птичье счастье, глохнет простокваша,Муха учит плесени фиал.

ЩУКА

Кулешом стреляет казанокВ осадившие его носы.У речного тигра (иль осы)Выгравированный бок размок.Провела по животу ножом,Вырвала, поддев, пузырь рука,—И померкла навсегда в чужом(Масло конопляное) река.Трижды включ перевернуло пасть(С передка оскаленный башмак),—И пропасть ей под пшеном, пропасть,Чтоб в крутящемся и хрящ размяк.Предскажу (на левую хромой):Хрустнет кость и брошен будет в тазЖаберник с ресничной бахромой,Ржавой солью выгрызенный глаз…Где ж веленье щучье, твое,Где разбойничий, прямой покрой?Не тебе рассыпаться икрой,Промелькнуть на целый водоем!Под сосной заждалась (у корней)Друга, не приметила врага,—И сквозь факел, выстрела верней,Гикнула в три пальца острога…В эту ночь — неслыханная тишь:Сосны, дым, и в дыме (в небо) брешь.Ты одна внимательно следишь,Как доваривается кулеш.В эту ночь, среди песков и трав,Ты особенно мне дорога…В позвоночник вилу мне направь,Чтобы не увидел я врага;Чтобы пред тобой, притворный друг,Я (один!) без чешуи размяк,Жабрами в тазу пугая вдругДевушек,Несносный суд шемяк.

СПИРАЛЬ