Стихотворения - Владимир Нарбут

«России синяя роса…»

России синяя роса,крупитчатый, железный порох,и тонких сабель полоса,сквозь вихрь свистящая в просторах,кочуйте, Мор, Огонь и Глад, —бичующее Лихолетье:отяжелевших век оглядна борозды годины третьей.Но каждый час, как вол, упрям,ярмо гнетет крутую шею;дубовой поросли грубее,рубцуется рубаки шрам;и, желтолицый печенег,сыпняк, иззябнувший в шинели,ворочает белками елеи еле правит жизни бег…Взрывайся, пороха крупа!Свисти, разящий полумесяц!Россия — дочь!Жена!Ступай —и мертвому скажи: «Воскресе».Ты наклонилась, и ладоньмоя твое биенье чует,и конь, крылатый, молодой,тебя выносит — вон, из тучи…

СОВЕСТЬ

Жизнь моя, как летопись, загублена,киноварь не вьется по письму.Я и сам не знаю, почемумне рука вторая не отрублена…Разве мало мною крови пролито,мало перетуплено ножей?А в яру, а за курганом, в поле,до самой ночи поджидать гостей!Эти шеи, узкие и толстые, —как ужаки, потные, как вол,непреклонные, — рукой апостолаСавла — за стволом ловил я ствол,Хвать — за горло, а другой — за ножичек(легонький, да кривенький ты мой),И бордовой застит очи тьмой,И тошнит в грудях, томит немножечко.А потом, трясясь от рясных судорог,кожу колупать из-под ногтей,И — опять в ярок, и ждать гостейна дороге, в город из-за хутора.Если всполошит что и запомнится, —задыхающийся соловей:от пронзительного белкой-скромницейдетство в гущу юркнуло ветвей.И пришла чернявая, безусая(рукоять и губы набекрень)Муза с совестью (иль совесть с музою?)успокаивать мою мигрень.Шевелит отрубленною кистью, —червяками робкими пятью, —тянется к горячему питью,и, как Ева, прячется за листьями.

ЧЕКА

Оранжевый на солнце дыми перестук автомобильный.Мы дерево опередим:отпрыгни, граб, в проулок пыльный.Колючей проволоки низлоскут схватил на повороте.— Ну, что, товарищ?— Не ленись,спроси о караульной роте.Проглатывает кабинет,и — пес, потягиваясь, третсяу кресла кожаного.Нет:живой и на портрете Троцкий!Контрреволюция не спит:все заговор за заговором.Пощупать надо бы РОПИТ.А завтра…Да, в часу котором?По делу 1106(в дверях матрос и брюки клешем)перо в чернила — справку:— Есть.—И снова отдан разум ношам.И бремя первое — тоска,сверчок, поющий дни и ночи:ни погубить, ни приласкать,а жизнь — все глуше, все короче.До боли гол и ярок путь —вторая мертвая обуза.Ты небо свежее забудь,душа, подернутая блузой!Учись спокойствию, душа,и будь бесстрастна — бремя третье.Расплющивая и круша,вращает жернов лихолетье.Истыкан пулею шпион,и спекулянт — в истоме жуткой.А кабинет, как пансион,где фрейлина да институтки.И цедят золото часы,песка накапливая конус,чтоб жало тонкое косылизало красные законы;чтоб сыпкий и сухой песокшвырнуть на ветер смелой жменей,чтоб на фортуны колесорабочий наметнулся ремень!

Не загар, а малиновый пепел,и напудрены густо ключицы.Не могло это, Герман, случиться,что вошел ты, взглянул и — как не был!Революции бьют барабаны,и чеканит Чека гильотину.…………………………………..………………………………….Но старуха в наколке трясетсяи на мертвом проспекте бормочет.Не от вас ли чего она хочет,Александр, Елисеев, Высоцкий?И суровое Гоголя бремя,обомшелая сфинксова лапане пугаются медного храпажеребца над гадюкой, о Герман!Как забыть о громоздком уроне?Как не помнить гвоздей пулемета?А Россия?— Все та же дремотаВ Петербурге и на Ланжероне:и все той же малиновой пудройпосыпаются в полдень ключицы;и стучится, стучится, стучитсята же кровь, так же пьяно и мудро…

КОБЗАРЬ

Опять весна, и ветер свежийкачает месяц в тополях…Стопой веков — стопой медвежьей —протоптанный, оттаял шлях.И сердцу верится, что скоро,от журавлей и до зари,клюкою меряя просторы,потянут в дали кобзари.И долгие застонут струныпро волю в гулких кандалах,предтечу солнечной коммуны,поймой потом на полях.Тарас, Тарас!Ты, сивоусый,загрезил над крутым Днепром:сквозь просонь сыплешь песен бусыи «Заповiта» серебром…Косматые нависли брови, и очи карии твоигадают только об уловеочеловеченной любви.Но видят, видят эти очи(и слышит ухо топот ног!),как селянин и друг-рабочийза красным знаменем потек.И сердцу ведомо, что путыи наши, как твои, падут,и распрямит хребет согнутыйпрославленный тобою труд.

БОЛЬШЕВИК

Мне хочется о Вас, о Вас, о Васбессонными стихами говорить…Над нами ворожит луна-сова,и наше имя и в разлуке: три.Как розовата каждая слезаиз Ваших глаз, прорезанных впродоль!О теплый жемчуг!Серые глаза,и за ресницами живая боль.Озерная печаль живет в душе.Шуми, воспоминаний очерет,и в свежести весенней хорошей,святых святое, отрочества бред.

Мне чудится:как мед, тягучий зной,дрожа, пшеницы поле заволок.С пригорка вниз, ступая крутизной, бредут два странника.Их путь далек…В сандальях оба.Высмуглил загаровалы лиц и кисти тонких рук.«Мария, — женщине мужчина, — жардолит, и в торбе сохнет хлеб и лук».И женщина устало:«Отдохнем».Так сладко сердцу речь ее звучит!..А полдень льет и льет,дыша огнем, в мимозу узловатую лучи…

Мария!Обернись, перед тобойИуда, красногубый, как упырь.К нему в плаще сбегала ты тропой,чуть звезды проносился нетопырь.Лилейная Магдала,Кариот,оранжевый от апельсинных рощ…И у источника кувшин…Поетдевичий поцелуй сквозь пыль и дождь.

Но девятнадцать сотен тяжких летна память навалили жернова.Ах, Мариам!Нетленный очеретшумит про нас и про тебя, сова…Вы — в Скифии, Вы — в варварских степях.Но те же узкие глаза и речь,похожая на музыку, о Бах,и тот же плащ, едва бегущий с плеч.И, опершись на посох, как привык,пред Вами тот же, тот же, — он один! —Иуда, красногубый большевик,грозовых дум девичьих господин.

Над озером не плачь, моя свирель.Как пахнет милой долгая ладонь!..Благословение тебе, апрель.Тебе, небес козленок молодой!

И в небе облако, и в сердцегрозою смотанный клубок.Весь мир в тебе, в единоверце,коммунистический пророк!Глазами детскими добреядень ото дня, ты видишь в немсапожника и брадобреяи кочегара пред огнем.С прозрачным запахом акацийсмесился холодок дождя.И не тебе собак бояться,с клюкой дорожной проходя!В холсте суровом ты — суровей,грозит земле твоя клюка,и умные тугие бровиудивлены грозой слегка.

Закачусь в родные межи,чтоб поплакать над собой,над своей глухой, медвежьей,черноземною судьбой.Разгадаю вещий ребус —сонных тучек паруса:зноем (яри на потребу)в небе копится роса.Под курганом заночую,в чебреце зарей очнусь.Клонишь голову хмельную,надо мной калиной, Русь!Пропиваем душу оба,оба плачем в кабаке.Неуемная утроба,нам дорога по руке!Рожь, тяни к земле колосья!Не дотянешься никак?Будяком в ярах разроссязаколдованный кабак.

И над ним лазурной рясойвздулось небо, как щека.В сердце самое впиласяпьявка, шалая тоска…

Сандальи деревянные, доколечеканить стуком камень мостовой?Уже не сушатся на частоколехолсты, натканные в ночи вдовой.Уже темно, и оскудела лепта,и кружка за оконницей пуста.И желчию, горчичная Сарепта,разлука мажет жесткие уста.Обритый наголо хунхуз безусый,хромая, по пятам твоим плетусь,о Иоганн, предтеча Иисуса,чрез воющую волкодавом Русь.И под мохнатой мордой великанапугаю высунутым языком,как будто зубы крепкого капканазажали сердца обгоревший ком.

В ЭТИ ДНИ