О времени и о себе. Рассказы. - Алексей Нелюбин

— Ничего со мной не случиться, я ведь не одна, да и парни с нами.

— Ну гляди, дочь, последний раз предупреждаю, не выводи меня из терпения! — резко высказался Александр Иванович и ушел в коридор, закурил. На этом разговор закончился.

Долго они еще охали и ахали, обсуждая последнее событие. На какое то время Соня будто остепенилась. Уходила и приходила из школы своевременно. В кино не ходила и подруг к себе не приглашала. Но вот наступило Первое Мая. Праздник. Утром, приодевшись и сказав, что всей школой пойдут на демонстрацию, Соня ушла. Вечером ее нет. Поздно уже, а ее все нет. Опять заволновались отец с матерью.

— Ну где же она, непутевая! — возмущалась Валентина.

— Александр! Через дом, на втором этаже в угловой квартире живет ее подруга Таня, сходи, спроси. Может, знает что-нибудь.

Пошел. Дозвонился. Спят уже. Таня видела ее у школы с друзьями, а куда ушли — не знает, но назвала адрес еще одной подруги. Это за железнодорожной линией в домах частного сектора. Дома, посоветовавшись с женой, положил в грудной карман большой кухонный нож, это от злых людей, взял в прихожей палку, которой выбивали ковры, это от собак, вышел на затемненную улицу и решительно направился по указанному адресу.

А время уже далеко заполночь. Улицы темные, заросшие кустами и деревьями. Домов не видно, одни заборы, а за ними сплошной собачий гвалт. С большим трудом отыскал улицу и дом. Долго стучал палкой по забору. Наконец в доме зажегся свет и кто-то вышел на крыльцо. На вопрос не ночует-ли у них Соня, ответили, что не ночует, и где она сейчас, не знают. Совсем сокрушенный Александр Иванович, не зная, что дальше предпринять, устало шел в ночи, один среди безлюдных улиц и думал свою тяжелую думу.

Так он дошел до своего дома, но не зашел, а направился в дежурное отделение милиции. Надо своевременно заявить о пропаже родной дочери. Дежурный сержант, выслушав, попросил принести ее фотокарточку и какой-нибудь документ.

Ночь уже на исходе, а они еще не смыкали глаз.

Сержант, приняв документы, сказал: «Ждите! Мы сообщим!». А каково ждать? Но ждали. Все передумали. После обеда вдруг звонок в дверь. Явилась, жива и здорова, да еще и улыбается. И терпение у отца лопнуло. Он выдернул из брюк ремень и устремился вслед за Соней. Валентина кинулась на защиту. Объяснения прошли бурно. Оказывается, ездили с подругами в Дзержинск, там и ночевали.

Восьмой класс закончила с большими потугами. Александр Иванович, собрав все документы, сдал в ПТУ. Через три года получит профессию, может быть, одумается. Так порешили родители, но не одумалась. На первом же курсе приходили из ПТУ, жаловались на ее невнимательность и частые пропуски. На втором курсе тоже раза два не ночевала дома, все говорила, что у подруг. Но как-то раз, когда она мылась в ванной, туда зашла Валентина и, как ошпаренная, вылетела оттуда.

— Отец! Отец! Александр! Беда! Дочь-то ведь беременная! Живот у нее! Всего они ожидали, а об этом как-то не подумали. Дождавшись, когда она выйдет из ванны, Александр Иванович настойчиво потребовал: «Веди меня сейчас же туда, где ты ночевала». И повела на тот же поселок с частными домами, только улица другая. Вошли. А там родители такие же, как они с Валентиной. Спросил:

— Знакома ли вам такая девица? — ответили:

— Да, знакома, ночевала несколько раз.

— И вы ее не выгнали?

— Попробуй выгони, он вон какой балбес вымахал, через год уже в солдаты пойдет, отцу он уже не под силу. Совсем от рук отбился. Школу бросил, ходит на завод, на токаря учиться.

— Так, что же мы с вами делать-то будем? Она же беременная!

— А ничего вам делать не надо! — раздался голос из соседней комнаты.— Поженимся и будем жить! Подслушивал, видно, бедолага.

Родители только головами закачали: «Мы еще только думаем, а они уже все решили». Деваться некуда. Родители еще раз собрались, посоветовались. Договорились, что жить они будут здесь, у жениха. Дом большой: четыре комнаты. Две будут занимать родители, одну бабушка, а в угловой будут жить молодые. Договорились что на первый случай нужно купить. В загсе зарегистрировали, ей шестнадцать, ему семнадцать. Пригласили самых ближних, человек десять, посидели, выпили, поговорили. Ни песен ни басен. Хотя и очень ранний брак, но совершен и оформлен по закону.

Ушла, как в воду канула. Два месяца прошло, а от нее ни слуху ни духу. На поселке ее видели знакомые, разговаривали. В ПТУ взяла длительный отпуск. Кормится за счет денег, которые дали родители. Ходит, живот показывая, как будто гордится, ни стыда, ни совести. Мать забеспокоилась, надо сходить, ведь время уже. Пришли днем, дома никого не было, только она одна лежит на диване, а сама бледнее полотна.

— Что с тобой дочка? Была ли ты в консультации?

— Нет, не была.

— Отец, беги, звони, надо вызывать скорую, сама она не дойдет.

В больнице как только врач осмотрел ее, и тут же скомандовал: «Немедленно в хирургическое! Может открыться кровотечение!». А оно уже открылось. Да такое обильное, что сбежались все врачи. Двое суток они боролись с ним, но ничего не помогало. По заводскому радио срочно объявили: «Нужна свежая кровь, молодой женщине-матери угрожает смерть!»

О, Люди! Низкий поклон вам! За ваше бескорыстное милосердие! Сразу откликнулись несколько человек и дружно появились в больнице. Еще раз, вам сердечное спасибо!. А жизнь младенца и матери на волоске. Собрался консилиум. Совещались долго. Наконец пригласили только ее мать и сообщили:

— Жизнь ребенка и матери мы ,конечно, сохраним, но о повторных родах ей придется забыть, они для нее могут оказаться последними. Вы нас поняли?

— Поняла, конечно, но я сейчас поговорю с мужем. Пошептавшись в коридоре они решили:

— Бог с ними, со вторыми родами. Может, даже к лучшему. Только бы жизни сохранить. И дала согласие на кесарево сечение. И начались приходы в больницу всей родни: по одному и группами. Всем хотелось взглянуть на малыша, но, так как он был на особом положении, беспокоить его не разрешалось.

Однажды, когда Александр Иванович пришел один, Соня попросила у него:

— Папа! Оставь сигареточку.

— Ты, что дочка, с ума сошла? Неужели ты куришь? Ты, кормящая!

— Курю папа, а ребенка я не кормлю, он на искуственном питании. Оставь одну. Оставил ей, что было в пачке, но возмущению его не было предела.

— Вот откуда кровотечение-то, — заключил он.

Полтора месяца потребовалось молодому организму, чтобы обрести былую форму. Вернулась теперь уже с сыном — в дом к своему мужу Сергею. На радостях выпили, конечно, и решили отпраздновать день рождения сына по всем правилам, хотя и с запозданием. Назначили день, пригласили в основном своих друзей и подруг. Из родных только самых близких. Александр Иванович с Валентиной тоже пришли, принесли на «зубок» подарки и деньги. Собралось человек двадцать. Комната считалась большой, но за столом сидели тесно, один к одному. Не лежало сердце у Александра Ивановича к этому мероприятию, но дело-то общее, надо идти. После первой рюмки стали решать, как назвать новорожденного. А Сергей встал и, подняв стакан, объявил, что назовет сына Андреем и предложил выпить за Андрея. После этого начались танцы.

Боже мой! Что тут началось! Вертеп какой-то. Новорожденного забрала бабушка и унесла в свою комнату, а молодая чета, почувствовав свободу, вошла в круг. От мощных динамиков, расставленных в комнатах, в коридоре и даже у крыльца, дом заходил ходуном и звуки ударной музыки слышны были далеко за пределами улицы. Родители Сергея тоже с небольшой охотой согласились пустить в дом это необузданное молодое племя, но, руководствуясь законами предков, согласились, полностью полагаясь на бабушку Пелагею Михайловну. Это она, волевая и своенравная, когда-то после войны с мужем построила этот дом, вырастила и воспитала дочь. А сейчас вот внук, тоже ею вскормленный и взлелеянный, подарил ей правнука. Она давно уже не работает, но хозяйство ведет твердо. Успевает наводить порядок и в огороде, и в доме. Эти же качества она старается привить и своему любимому внуку. А он ей тоже начал делать «подарки»с четырнадцати лет.

Однажды попался с ватагой за хулиганство на рынке. Второй раз в пьяной драке ему порезали спину. Да еще и еще. Родители уж рукой махнули, а бабушка все сражалась и стояла за него горой. Пытался даже поднять руку на родителей, но бабушки опасался.

И на этот раз, когда далеко уже заполночь пляска продолжалась с неослабевающим ритмом, а Сергей в центре, в пьяном угаре извивался и кривлялся, изображая танец, Пелагея Михайловна вышла из своей комнаты и громко провозгласила: «Молодежь! Хватит! Отправляйтесь по домам. Ребенку покой нужен! Сережа! Провожай гостей!».

Кто-то засобирался, а некоторые, видно недовольные, подошли к Сергею и начали шептаться. Бабушка, подойдя к ним, снова заговорила: «Хватит! Хватит!» — и попыталась руками проводить их до порога. Сергей грубо оттолкнул Пелагею Михайловну, а в глазах уже засверкали гневные, необузданные искры. «Ах ты, сопляк! Сосунок! Ты так благодаришь свою бабушку!» — и она ударила ладонью Сергея по щеке. Ему бы стерпеть да извиниться. Но нет, такой позор, на виду у всех друзей получить оплеуху, Сергей перенести не смог и с размаху ударил ее в висок тяжелым, граненым бокалом, который в этот момент оказался в руке. Пелагея Михайловна только охнула и упала на пол. Плясунов, всех до единого, как ветром сдуло. Родители в испуге выбежали из своей комнаты, подняли бабушку, положили на диван и вызвали «скорую помощь». Сергей с Соней закрылись в своей комнате и не показывались. Хмель из мозгов вылетел мгновенно. Пелагея Михайловна еще дышала, когда санитары укладывали ее на носилки.