Голаны - Моисей Винокур

В салоне сидят три румынских строительных раба на диване рядком, как подследственные. Все в кем-то ношенных пиджаках и воняют сивухой.

Референт:

- Эти козлы в очереди?

Юлинька:

- Нет. Иначе бы вас не впустили.

Референт:

- Где мама?

Юлинька:

- Она занята.

Референт:

- Почем сегодня противозачаточные средства?

Юлинька:

- Для вас - две сотни.

Референт:

- Приступим. Мишаня, отстегни лавэ.

И они уходят, а я остаюсь один и румыны.

Тем временем за стеклянной дверью смежной комнаты шла борьба. Свистящее дыхание запаренного трудяги и злобное молчание женщины, когда отдаются из великой ненависти. Липкий звук шлепков сталкивающихся только в собачьей позиции гениталий.

Погнало сушняк с привкусом полыни. Либидонное озеро романо-германской малофейки.

Чтобы отвлечься, забиваю косяк.

Наконец он вышел! Румынский спидрило в пиджаке мапайника, как будто специально, чтобы насрать мне в душу.

Наконец-то они ушли. Мамалыжники!

На-ко-нец-то.

Потусовавшись пару минут, я подкурил и вбежал: худенькая женщина на потной шконке показалась мне до боли симпатичной. Не похабной в своей наготе, а по-девичьи незащищенной. Проклятые румыны! Чахлые волосенки сбиты в колтун полового акта за вознаграждение. Седина на лобке и сигарета "Ив" в ее тонкой руке, как перст весталки из чумы реинкарнаций. И эти карие глаза затруханной дилетантки, готовые в любую секунду расплакаться. Серебряные рыбки шейного браслета.

Поборов припадок больного самолюбия, представляюсь:

- Моисей Зямович Винокур. Пришел помочь вам выехать из Египта.

Женщина рассмеялась и сказала:

- Света.

- А по батюшке?

- Светлана Витальевна.

- У вас грудь, как два римских волчонка - Рем и Ромул. И соски, как их бордовые носы. Честно! Я не подлизываюсь.

- Хочешь в тити?

- Ага.

- Раздевайся. Я буду называть тебя Мишенькой?

- Обязательно.

- Ну, иди, Мишенька.

Я залез и пристроился на карачках, как мусульманин.

- Тепло?

- Ох, класс!

- И ты теплый.

- Сожми плотнее.

- Да, Мишенька, да!

- Ништяк?

- Да, Мишенька, да!

- Пой!

- Что, Мишенька?

- Спит Гаолян.

- Спит Гаолян.

- Ночь коротка.

- О, господи!

- Пой, не тормози.

- У, мужичье поганое!

Опять скандал. Базедова болезнь славянского самолюбия на базе румынских эякуляций. Мстительно охладевшие сиськи. Злобная покорность давалки, готовой протереть грудную клетку до дыр, только чтобы я не ВЗЛЕТЕЛ!!! Хуюшки!

Челночу спятившим египтологом по молочным пирамидам Поволжья, и мне ее не вывести из Египта. Даже за шейный браслет связанных чередой головастиков. Ямочка под горлом... робкие ключицы... пенсы внематочных выскребонов внизу плоского живота...

Ии-ихс!

Плевки больного самолюбия летят хлопьями попкорна и виснут камеей на рыбных хвостах в ямочке под горлом... Либидонное озеро. Зелье любви, слитое в помойку. Аннигиляция...

- Давайте дружить, - сказал я уже в прикиде на выход и успокоившись.

- Но я живу с другим мужчиной. Вам не противно?

- Я жду вас по пятницам в "Аленушке".

- Я постараюсь.

Проклятый референт! Ему не противно?

МАЙ

Из-за бат-ямской трагедии полаялся с референтом вдрызг, нагнал и не желаю видеть. Скотина!

Так меня подставить. За что?

Взять и конструктивно все опошлить! Рандъебу матери и ребенка.

И еще просится на плов. Ненормальный!

По газетам ищу колдуна снять порчу. Нашел в окрестностях русскоговорящего и поплелся на стрелку.

Молодой экстрасенс в прохорях и с бандитской челкой омоновца гадал на окрошке. Он хавал бациллы из пяти мисок палехской работы через борт единовременно, хотя на столе стоял прибор - заточенная под приблуду железная ложка.

Набив кишку до отвала, колдун бросил миски на пол и присел над ними в зековской манере отрицания.

- Садись, браток. В ногах мозгов нет!

Так мы сидели на корточках и бросали в посуду горящие спички барнаульской промзоны. Спички с шипением гасли в помоях, ложась то рядком, то вповалку, то - как ангелы - крылом крестообразно.

- Понял?

- Понял.

- Блядует?

- Ага.

- Замочи!

- Жалко.

Колдун пригорюнился, чесал яйца, действуя мне на нервы, и думал. Думал, думал и удумал.

- Потеряй ее.

- Как?

- Через забвенье! Пей неделю ссаки дикого вепря, упаренные на четверть урины, и посыпай головку проросшими зернами конопли. На седьмой день воскреснешь. И вообще: если что-то хочешь сделать - делай не медля. Понял? Ведь если ждать до времени, оно никогда не наступит у лоха. Тогда уход в монахи не пополнит мудрости, а свадьба прибавит хлопот. С пизды сдачу не берут! Понял? Уходя - уходи!

За тридцать пять баксов отпустил меня чародей на все четыре стороны, но только не вспять.

"Ведь вспять безумцев не заворотить". Правильно? "Они уже согласны заплатить. Любой ценой и жизнью бы рискнули, чтобы не дать порвать, чтоб сохранить волшебную невидимую нить, которую меж ними протянули". Легко сказать "уходя - уходи" за тридцать пять баксов. Одному пастись на Дальних пастбищах и дрочить на Тулю до самозабвения? Концептуальная блядь с перемотанной колючей проволокой шейкой матки. Ее незабвенное изречение: "Жизнь заставит и сопливого любить!"

Отлэкала промежность зубопротезному алкашу и похорошела необычайно в фарфоровой улыбке.

- Тебе нравится, Мишенька?

- Да, Тулинька, да! До слез.

Ее проклятые афоризмы: "Любовь приходит и уходит, а хавать хочется всегда!" Киевская котлетка под коньячок с сутенером в "Аленушке" плюс интимный пудинг на десерт под столом за обе щеки.

- Я получила ссуду, Мишенька!

- Да, Тулинька, да!

Тьфу ин аль маркетинг джаляб! Во веки веков!

Если бы не Олежек, вымпел моей команды, я бы наверняка рехнулся. Для меня это было спасение - явление отрока из Ашдода. Значит так: призывного возраста московский хомячок с бегающими от культурной мамы глазами, целка и молокан. Месяц я, как проклятый, приучал его надевать перчатки. Только наладил - он стал бояться боксировать с собственной тенью. Ебнет исподтишка и прячется за мешок. Копия я в детстве - до первого привода в милицию. И вот этого нихуя с ушами мне надо было сделать бойцом. Аккордно!

Помню, мы со всей командой примеряли протекторы для защиты паховой области двум залетным ссыкухам. Господи, что с ним творилось! Стоял и плакал... Малахольный!

- Вот вы, дядя Миша, смеетесь, а я - СТРАДАЮ!

Дядя Миша...

Сто раз ему говорил: "Не называй меня дядей и не еби мою тетю". Хоть кол на голове теши - дядя Миша!

Вот я вас спрашиваю: как поставить киндеру базедовые глазки? Не принуждайте меня открывать матюгальник высокого штиля. Тюрьма никого не исправила. Макаренки и мичурины еврейских гуманоидов рыхлого возраста!

Сами до смерти блядуют перепуганными глазами и детям жить не дают. К примеру, взять рыженького Нафти. Семь лет мальчонке. Чалится с папой и мамой в институте Вейцмана ни за что. Папа свил гнездо на бетонной залупе циклотрона и целыми днями кнокает в пространство. А мама-геодезист ищет внизу то, чего не потеряла. Естественно, мальчонка отбился от рук.

Привели.

Я только чуть-чуть подрегулировал сетчатку, как поперли слухи, что папа уже взял академотпуск и стоит в углу на коленях. А мамку шнуром от утюга порет семь пятниц на неделе, чтобы не портила блаженство в шаббат. Теперь клянчат, чтобы я чуток открутил.

Однако - Олежка. Юношу нужно было брать в оборот. И срочно.

Надвигался турнир в Азарии - первенство колхозов Арика Друкмана.

Крупный турнир, а мальчик еще крещение барахолкой не прошел.

В глаза не видел олимовский бомонд.

Крутнулись туда-сюда, и я ему говорю:

- Видишь вон ту, в красненьком, а головка беленькая?

- Которая очкастенькая и интеллигентненькая?

- Да-да! Здоровенькая, красивенькая и умненькая!

- Что ей сказать, дядь Миш?

- Скажи, мол, так и так. Можем выправить амнистию. А если душевно подмахнут, выведу из Египта!

И вот уходит мальчик весь в мандраже, а возвращается - хам в душевном порыве с инфракрасными глазами негодяя. И тащит, как волк агнца, милашку. Ленинградский гонор филигранной структуры и с попкой на отлете.

Северная пальмира!

- Вы знаете? И, во-первых, кто этот наглый тип?

Я смотрю на Олежку и сам впервые вижу. Женщина, понимаешь, на исходе, а Олежек прямо ей в лицо похабно лижет пломбир на палочке.

Ребенок еще... Что с него взять...

- Я спрашиваю - кто этот тип? - пристает нахалка.

Отвечаю ей спокойно и ненавязчиво:

- Мой сын.

Тем временем дите шмонает тетку по ласковым местам - пока что умозрительно, но с явным намерением перейти к овациям.

- Вы знаете, что ВАШ СЫН мне сказал?

- Естественно.

- Бандиты!

- Я по-про-шу выбирать выражения! - заступился Олежка и плюнул куском пломбира на туфли потерпевшей. - Если вам западло помиловка, кукуйте в своем Египте! Карга!