The Попаданец (СИ) - Ли Андрюс

   Таким образом, прошло немало времени, возможно, целая вечность. Затем послышался звук отпираемого замка и часть монолитной стены со скрежетом отъехала в сторону. Чей-то скрипучий голос тотчас же приказал узнику встать и широко раздвинут ноги. Следующим требованием было поднять руки за голову и не двигаться. Лешка неохотно повиновался, чувствуя себе натуральной марионеткой. Вслед затем показались два высокорослых парня, чем-то похожих на санитаров из психушки. Они не сказали ни слова, делая вид, что кроме них в камере никакого более нет. Один взял горшок с дерьмом, другой поставил перед узником поднос с едой.

   - А журналов нет? - справился Лешка. - Али иных вестей с воли?

   "Санитары" посмотрели на него с очевидным недоумением, как на явного калеку, после чего удались восвояси, оставляя снедь полоумному арестанту. Лешка с сомнением принюхался и мигом почувствовал, что страшно проголодался. Миска с жиденьким мясным бульоном, рыхлая котлета, раздавленная всмятку и кусок хлеба, живо переместились в его желудок.

   Набив брюхо, узник вновь завалился на лежанку и невольно вспомнил родной Питер: лето, жара, Эскимо на палочке, золотой купол Исаакиевского собора, крейсер Аврора, Петропавловка и куча молодых загорелых девок с оголенными ногами. Живи - не хочу, тем более, если рядом есть верные друзья, товарищи, любимая женщина, паровоз Ильича и прохладное дыхание Невы на излучине Васильевского острова.

   Воспоминания навевали тоску. Кроме того, было совершенно непостижимо, каким образом можно оказаться вдали от столь прекрасного места, как город Санкт-Петербург? Оказаться в ином мире, населенном орками, эльфами и прочей сказочной публикой...

   Ситуация вновь требовала серьезных объяснений, однако усыпляющее мерцание фонаря под потолком камеры-одиночки заставляла думать не о прошлой жизни в другой действительности, а о нынешней реальности.

   Впрочем, долго скучать не пришлось, дверь сызнова отъехала в сторону, и на пороге опять возникли знакомые "санитары". Морды у них были сволочные. На сей раз, пожрать ему не дали. Вместо этого, его молча подняли с лежанки. Затем в два счета обрядили в смирительную рубашку и приказали ждать указаний.

   - А может я сам дорогу найду? - бесхитростно поинтересовался Лешка.

   Немедленный удар под ребра дал понять, что права человека на свободное перемещение здесь ничего не стоят.

   - Ведите его к экселенсу, - проскрипел откуда-то незнакомый голос и тотчас же отключился, как селекторная связь в правительственном бункере.

   Приказы "санитары" выполняли быстро. Лешку вывели в коридор - длинный, полутемный, с облезлой штукатуркой - и повели в неизвестность. Потом возникли ступеньки. Их было много. Они тянулись вереницей куда-то вверх, словно идеальный путь к сияющим вершинам гуманизма из пагубной тьмы веков.

   Лешка шагал с гордо поднятой головой, словно на казнь, остро чувствуя нимб над головой и крест мученика на плечах. Тут требовался священник, чтобы сказать пару слов о всепрощении и скорой встречи с Всевышним, но крепкий пинок под зад мигом привел питерского журналиста в чувство.

   Таким образом, его провели мимо длинной череды запертых дверей. Эти двери смахивали на тяжелые стальные люки в секретном комплексе гестапо. Каждая дверь была снабжена небольшой медной табличкой, на которых крупными литерами значились имена и фамилии неизвестных личностей. Еще ниже шла информация о расовой и половой принадлежности этих субъектов, а также их возрасте, семейном положении, специальности и наклонностях.

   - Билли Боннс с веслом из Бриттуни. Human. Музыкант. Мученик науки. - медленно по слогам прочитал Лешка.

   Далее значились:

   Зеленуха. - Тролльчиха. Гетера. Библиотекарь.

   Парень с номером 13 на спине. Родился в убежище. Уверен, что мир живет по системе шаговых боев.

   Герольд из Фивии. - Прикидывается ведьмаком. За кошель серебра убьет любого. Идиот.

   Ишкин Пикуль Грязеборг. - Гноб. Старец. Сочинитель эпиграмм, высмеивающих знать. Автор прокламаций о множественной плоскости миров. Поэт. Астроном. Мудак.

   Эпитеты типа "идиот" и "мудак" были накарябаны явным остряком, из здешних негодяев.

   Табличек хватало с избытком. Они напоминали о скабрезных надписях в туалетах и высших учебных заведениях. Они говорили о том, что где-то во вселенной идет разумная жизнь, имеются кабинеты начальства, есть ученая публика, школяры, классные комнаты и визитные карточки самодовольной профессуры.

   Казалось бы, таковой и должна быть идеальная картина мироздания. Однако долгий крик, прокатившийся вдруг по коридору, заставил Лешку усомниться в научном назначении местного заведения. Этот крик, а затем умоляющий голос и жалкие стоны несчастного горемыки, гулким эхом прозвучали в полумраке стен, заставляя думать о собственной житейской карьере с откровенным пессимизмом.

   Коридор закончился лифтом, вернее клетью. Тут же стояла лебедка, жестяное ведро и ящик с песком, рядом висел пожарный щит с багром и лопатой.

   Когда троица разместилась в клети, лебедка бойко затарахтела, поднимая груз на следующий уровень Цитадели смерти. Судя по всему, тут размещался цех по переработке мяса. Причем цех громадный, щедро заваленный огромным количеством мертвых туш. Повсюду виднелись потеки крови, куски плоти, густо пахло мертвечиной и спиртом. Еще дальше располагалась настоящая алхимическая лаборатория, отгороженная от "мясного цеха" высоким толстым стеклом. Сквозь стекло можно было без труда различить изрядное количество столов, на которых находились кастрюли различных емкостей, булькало какое-то варево, дрожали колбы, банки и реторты, под потолком нескончаемо тянулись медные змеевики, клапаны и бесконечное сплетение кабелей, труб, трубочек, кранов и проводов. В проходах между столами ходили люди в серых балахонах, с лицами откровенных иезуитов. Их физиономии не выражали ничего хорошего, кроме глубокого умственного труда, результатом коего могло быть только нечто дьявольское и крайне пагубное для всех обитателей остального мира.