Начбез и его Бес - Дарья Волкова

приходил к мыслям – и это были не самовнушение и не утешение себя – что с ней не должно было случиться ничего плохого. Антон Балашов, конечно, по отношению к Марату поступил как полный мудак, но его нельзя упрекнуть в том, что он неадекватный отец. Даже с учётом этой его неуместной женитьбы. Он не обидит собственную дочь. Ну, может, запер на пару недель дома, телефон отобрал. Что еще можно сделать в такой ситуации? Да и то – не факт. У Миланы Балашовой есть характер, и, пожалуй, покрепче отцова. Она не даст себя в обиду.

Так что ничего плохого с ней не случилось, разве что ноготь сломала, когда телефон в стену швыряла. Зато наверняка радикально излечилась от этой своей… блажи. От идеи, что она его, Марата, любит. Что в восемнадцать можно знать о любви?

Именно в этот момент Марат обычно вспоминал, как к его ладони прижималась ее гладкая щека. И ее тихий голос: «Я чуть-чуть… вот так постою… еще немножко. На прощание. Пожалуйста».

Ведь это он сорвался тогда. Он. И в первый раз тоже он. И ни первый, ни второй раз Марат себе объяснить не мог. И поэтому все же старался от мыслей о Милане избавиться. Эта страница жизни перевернута.

Начата новая страница. И в ней все было не так уж и скверно. Дети привыкли к тому, что отца видят только по воскресеньям – если не бывало каких-то особых случаев. С Танзилей у них тоже выстроились вполне нормальные отношения. Только после того, как ровно через год после разговора, когда она узнала о его измене, Танзиля приехала к нему. Марат тогда очень сильно испугался – у нее было какое-то странное лицо. И он подумал, что что-то случилось с детьми. А она шагнула через порог и вдруг сильно толкнула его руками в грудь.

– Ты был прав!

– В чем?

– Я не смогла тебя простить!

И зарыдала. В этот раз он не смог ее не обнять. А она рыдала и колотила его в грудь и по плечам, а он молчал и только поддерживал ее за спину. А потом она стихла, икнула, шмыгнула носом.

– Угости чаем, хозяин.

И они пили чай, который заварил Марта. А потом Зиля стала хлопотать на его тесной кухне, заглянула в холодильник, посетовала, что нет еды, предложила приготовить свой фирменный омлет – благо, яйца, помидоры и молоко были, потом начала мыть посуду, протирать поверхность рабочего стола. А потом вдруг села. Вздохнула.

– Что я делаю, Марат? Я так привыкла к тому, чтобы заботиться о тебе. Привыкла и так и не отвыкла.

Они молча смотрели друг на друга. Марат точно знал, что думают они сейчас об одном и том же.

– Как ты думаешь, – наконец, тихо заговорила Танзиля. – Может быть, у нас получится?..

Она вслух сказал то, о чем думал и он. Может быть, то его решение о разводе было поспешным? Страсти улеглись, все теперь кажется не таким уж и страшным. А они с Зилей в самом деле привыкли друг к другу и прожили вместе, между прочим, почти десять лет. А дети? Разве ради них не стоит попытаться?

А если не получится? А если… если?.. Только-только все пришло в какое-то подобие порядка. Как не сделать хуже? Марат еще помнил – и никогда не забудет, наверное – то состояние внутреннего тупика, когда, что бы ты ни сделал – не станет лучше Никому.

Он молчал долго. Потом вдруг понял, что его молчание, наверное, обидно для Танзили.

– Я не знаю, Зиля, – произнес Марат не без усилия. – Я, в самом деле, не знаю. Как будет лучше.

Они еще помолчали. И снова первой заговорила Танзиля.

– Знаешь, моя бабушка говорила, что в склеенной посуде молоко быстрее скисает.

– Моя мама говорила то же самое.

– Они очень мудрые, наши старшие, верно? – Марат ничего не ответил, а Зиля продолжила: – Может быть, все дело в том, что мы с тобой из тех людей, которые не умеют склеивать?

– Может быть, – после паузы эхом отозвался Марат.

Зиля встала.

– Я поеду домой, Марат.

– Я отвезу тебя.

– Не надо. Я вызову такси.

Он покачал головой.

– Допивай чай, Зиля. А потом я отвезу мать своих детей домой.

***

Второй раз Зиля расплакалась на выпускном у Рустама. Но это были светлые слезы гордости за сына. Марат и сам чувствовал непривычное стеснение в груди, глядя на Рустама. Кажется, еще вчера он забирал Танзилю с их первенцем из роддома – и вот, пожалуйста, этот голубой кулек, который почти сравнялся ростом с отцом, такой взрослый и важный, стоит на сцене вместе с другими выпускниками.

А после выпускного, когда Марат отвозил Танзию с Гульнарой домой, и дочка задремала на заднем сиденье, Зиля вдруг коснулась его руки.

– Знаешь, Марат, я ведь простила тебя. По-настоящему. Правда.

Марат промолчал. Он не знал, что сказать. А Зиля добавила:

– Но я не уверена, что смогла бы тебя простить, если бы мы остались вместе.

***

У Марата получилось сделать рестарт. И к сорока годам он снова поднялся туда, откуда когда-то сорвался. И благополучие вернулось, и дети выросли и не отдалились от него, даже наоборот – вот, Рустам и вовсе с ним живет. Правда, Зиля переживает, но она всегда и за все переживает. И с ней, кстати, все наладилось.

Один из коллег Марата как-то высказал недоумение:

– Марат, я вот прямо не понимаю. Ты постоянно решаешь все вопросы, связанные с детьми, с бывшей женой. Ничего не делается без тебя. Так зачем тогда было разводиться?

Один взгляд – и коллега понял, что семейной жизни Марата лучше не касаться. А сам Марат давно перестал задавать себе этот вопрос. Так случилось. И уже ничего не исправишь.

Были еще вопросы, которые Марат запретил себе задавать. Например, о том, как там Милана. Как живет, что делает? Закончила обучение? Вышла замуж? У нее есть дети?

Нет. Его это не должно интересовать.

Марат продолжал общение с Самсоновым, и кое-какие новости до Марата доходили. Юрий не прекратил работать на агрохолдинг «Балашовский», и Марат не стал спрашивать, почему Самсонов не ограничился парой лет, обещанной Борису Петровичу.

От Самсонова же Марат узнал о несчастье с Артуром. Это известие буквально оглушило Марата. Авария. Слепота. И то, что Артур