Начбез и его Бес - Дарья Волкова

слово. И где-то на самой глубине души прятались еще две мысли, в которых Марат себе очень неохотно признавался.

Первая. Он поможет Артуру забрать в свои руки семейное дело, которое принадлежит ему по праву, и при этом отомстит Антону Балашову. Да. Все эти годы жажда реванша жила в Марате. И теперь, когда появился шанс это сделать – Марат его не упустит. Антон Балашов скинул его на самое дно, влез в его семейные дела. И за это полагается расплата. Так Марата воспитали. Нельзя позволять себя бить безнаказанно.

Вторая. Он сможет общаться с Миланой. Марат не хотел себе в этом признаваться, но он, как мальчишка, предвкушал каждую встречу. Как она сегодня будет одета? Какая прическа? Как будет пахнуть? Что говорить?

И каждая встреча заканчивалась одинаково. Его острым желанием схватить Милану за плечи и трясти. За равнодушие. За язвительные реплики. За то, что ей на него совершенно плевать, в то время как у него непрерывно ноет слева.

В восемнадцать она сделала подсечку. А спустя десять лет завалила и вогнала кол в сердце.

***

Многое другое тоже удивляло Марата в общении с близнецами Балашовыми спустя десть лет. Он не мог не восхищаться тем, какими людьми они стали – оба. Не мог не проникнуться к ним уважением. Особенно к Артуру.

И особенно после одного откровенного разговора.

– Мне известна причина, по которой ты тогда ушел от отца.

Марат замер. Если к тому, что Артур из эгоистичного и самовлюбленного мальчишки превратился в умного и цепкого молодого мужчину, Марат привык, и общался с ним соответственно, то к слепоте Артура Марат привыкнуть все никак не мог. Не мог привыкнуть к его черным очкам, к тому, как его так и норовит поддержать под локоть Милана. Сам Марат уважал право Артура быть мужчиной, а не немощным калекой. Так к нему и относился. И не лез к нему с помощью, если Артур сам о ней не говорил. Но Марат никак не мог привыкнуть к тому, как, из-за черных очков, всегда равнодушно выглядит лицо Артура. Или он научился старательно делать покер-фейс? Ну, с таким-то отцом поневоле придётся научиться.

Вот и сейчас Марат решительно не мог понять, с каким выражением это было сказано. А ведь речь, между прочим, шал о сестре Артура. Горячо любимой сестре, бесспорно.

– И что ты об этом думаешь? – предельно ровно спросил Марат.

– Ну, отец верещал чуть ли не о совращении малолетних и о педофилии.

Марат позволил себе на секунду зажмуриться. Артур все равно не видит. Все, конечно, было не так. Но ситуация сторонними глазами выглядела и в самом деле неприглядно. Связь между взрослым тридцатилетним мужиком и восемнадцатилетней девочкой рождает за собой много вопросов. Прежде всего, к этому самому мужику. Даже если эта связь состояла всего из двух эпизодов – один раз секс, второй раз – поцелуй.

Артур между тем продолжал:

– А я считаю, что это касается только тебя и Миланы. Она была совершеннолетняя. Она всегда была взрослее своих лет. Я в восемнадцать был олень. А Миланка – человек с головой на плечах.

И теперь Марат не мог с этим не согласиться.

– Ты не знаешь, твой… Антон Борисович рассказал о произошедшем твоему деду? – неожиданно и неловко спросил Марат.

– Да.

– И что? – острое волнение захлестнуло Марата.

– После всех отцовых воплей дед сказал одно слово.

– Какое?

– Дурак.

– Я?

– Отец.

После этого разговора Марату стало значительно легче на душе. И потребность сделать все возможное для того, чтобы Артур вернул себе свое – выросла еще больше. Хотя казалось бы, больше уже некуда

Выиграть битву за агрохолдинг «Балашовский» стало для Марата делом принципа. Он не мог позволить себе подвести Артура во второй раз. Он не мог проиграть снова.

И они победили.

И, кажется, все стало хорошо от слова «совсем». Особенно когда после сложной и дорогостоящей операции врачи смогли вернуть Артуру зрение. Это был праздник, настоящий праздник для Марата. Он чувствовал, что закрыл свой долг – тот самый, который незажившей раной давил на него. Обещание, данное Борису Балашову, исполнено.

Все, Борис Петрович, теперь все в порядке. Ваше дело в надежных руках. Ваш внук жив и здоров. И даже счастлив в личной жизни, правда, последнее – не заслуга Марата.

Но была еще одна заноза из прошлого. Самая настоящая заноза. Заноза по имени Милана. Им приходилось работать вместе, и чем дальше, тем сложнее это давалось Марату.

Умом он понимал, что ничего между ним и Миланой быть не может. Слишком все было неправильно и болезненно тогда, десять лет назад. Слишком дорого заплачено Маратом за право первой и единственной ночи с этой девушкой. Слишком много времени прошло.

И при этом каждый раз, когда он видел, как она смеется каким-то шуткам их финансового директора, первостатейного бабника – у Марата зудели кулаки выправить Павлику лицо. Когда она отпускала очередную язвительную реплику в его адрес – Марату казалось, что у него просто дым из ушей валит. А когда она, наклонившись над столом и упершись в него локтями, что-то объясняла брату, у Марата в голове мгновенно и отчетливо появлялась картина, как Артур каким-то непонятным образом исчезает из кабинета, юбка Миланы совершенно понятным образом – с помощью его рук – оказывается у нее на талии, а дальше… А дальше приходилось дышать носом и читать себе лекции.

И это все никуда не исчезало. Не проходило. И рано или поздно это должно было лопнуть.

Они и лопнуло в гостинице во время деловой поездки. И кончилось тем, что он сорвался. В третий раз. Только в этот раз в роли судьи и палача выступила она сама. Те слова, ее голос, тон, запомнились так отчетливо, что забыть их Марат не мог, как ни пытался.

А, может, не стоит и пытаться. Все, эта страница тоже перевёрнута. Он выполнил свой долг перед Борисом Балашовым. И заодно убедился, что между ним и Миланой ничего быть не может – и не должно быть ничего.

Все, не только страницу переворачиваем, но и книгу закрываем. Иначе так и будет нескончаемо ныть слева.

***

– Марат, я не понимаю. Объясни.

– Артур, а ты не можешь просто принять мое решение?

– Не могу, – жёстко ответил Артур. – Мы с тобой через слишком многое прошли, Марат. И нас связывает несколько большее, чем отношения «работодатель