Страсти по Митрофану - Наталия Терентьева

Сейчас она, может быть, отцу расскажет о своих сомнениях. Он мужчина, с мужской точки зрения может ей объяснить что-то. Почему вдруг Митя так резко меняется – вроде ночью разговаривали, а потом он в школе отворачивается, как будто его подменили. Или вот этот сегодняшний забавный демарш. И вообще надо получить отцовское согласие на поездку, пока он очень уклончиво отвечал: «Смотря кто с тобой поедет… А кто еще там будет? А взрослые где будут жить? Почему не едет Елена Самуиловна, она же твой педагог…» Надо объяснить, что едет еще целый ансамбль малявок и с ними – их педагог. И что все они будут жить в одном небольшом отеле, поэтому отцу беспокоиться не о чем. Хотя с Митей и вообще беспокоиться не о чем.

Эля вышла из трамвая, ища отца. Да, вот и он… С мамой. Они такая прекрасная, гармоничная пара, все знакомые и родственники так говорят. Только Эле от этого не легче. Она хотела поговорить именно с отцом. Ну или только с одной мамой. Но лучше с отцом. Даже непонятно почему, но поделиться хотелось именно с ним. Ну, вместе так вместе. Им дня не хватает, они и так с утра до вечера вместе. Отец сказал: «Встречу». А пришел почему-то с мамой…

– Элька! – помахали руками родители.

Стоят, держатся за ручки, как будто подростки… Эля придирчиво взглянула на мать. А вот не собирается ли мама случайно родить ей брата или сестру… Как-то неожиданно она располнела за весну. Эля раньше этого не замечала. Лариса надела короткую розовую толстовку, которая ей совершенно не шла и слишком явно обозначала живот. Мама же не такая толстая… Нет, не такая…

– Мам, ты что, беременная? – спросила Элька, так громко, что обернулась женщина с собакой на поводке, которая шла мимо остановки, и покачала головой.

А что качать головой? Это ее родители, и они, самые лучшие родители в мире, ее, кажется, совсем не любят. Потому что любят сами себя! И еще кого-то, кого пока еще нет. Папе не дает покоя, что у него нет сына. Вот необходим ему сын и все тут! И он его любит больше, чем живую и страдающую Эльку!

Эля прошла мимо родителей быстрым шагом.

– Ты что, дочка! – засмеялся Федор. – Кричишь на мать, мимо идешь…

– О-о-чень смешно, пап! Ты обещал меня один встретить, между прочим!

– Элька… – Мать сама догнала ее, взяла под руку, Элька резко сбросила ее руку.

– Ну, что же ты не отвечаешь, мама? Ты скоро родишь мне братика?

Федор тоже догнал их, взял Элю за другую руку.

– Разве можно об этом так кричать на всю улицу, дочка?

– Что?! – Элька аж задохнулась.

Ну ведь она спросила просто так, этой глупой мысли еще пять минут назад не было в ее голове, она ехала и думала о Мите, о том, как он заставляет ее страдать без причины, ни от чего, о том, как она поговорит об этом с отцом, добрым, умным, который так любит ее… А вот оно что, оказывается, происходит!

– Ты… ты беременная?

– Да, Эля, ты что, с ума сошла? Ну-ка, немедленно прекрати орать на всю улицу! – Федор крепко держал ее за руку.

Эля так рванула свою руку, что отец покачнулся. Если надо, у нее сил хватит – на все! И вообще из дома уйти, если надо!

– Дочка, дочка, успокойся, у тебя что-то случилось? – Лариса пыталась обогнать ее и заглянуть в лицо. – Ты как сама не своя…

– Да вы еще меня предаете… В такой момент…

– Да в какой момент? И почему предаем?

– Элька… Элька… – Родители наперебой увещевали дочь.

– Я узнаю последняя? Вот вы какие…

– Не хотели раньше времени!.. – Федор засмеялся и подмигнул Ларисе. – Элька, послушай…

– Раньше какого времени? Раньше какого времени? Я, как дура… Я даже ничего не знаю… Я вообще… – Элька путалась в словах, как-то вся обида быстро закончилась. Но так просто сдаваться не хотела.

Она прошла несколько шагов, увидела приближающийся с другой стороны трамвай и сказала:

– Я, кажется, забыла в музыкалке пропуск в школу.

– Ничего, подъедет кто-нибудь с утра… Пошлю шофера… – начал Федор.

– Нет! – Элька решительно впрыгнула в трамвай. – Приеду через полчаса! Идите домой!

– Да школа уже закрыта, – развел руками Федор, стоя у дверей трамвая и оглядываясь в нерешительности на жену. – Эль, ну что, мне за тобой садиться или вытаскивать тебя из трамвая?

– У тебя теперь есть дела поважнее! – горько усмехнулась Элька. – Заботься о сыне, папочка, который еще не родился! Новую линейку булочек назови – «мой будущий сын»! А школа… Нет, там еще идут занятия! Не переживайте обо мне!

Элька знала, что школу запирают в девять, но надеялась, что еще не ушла Елена Самуиловна. Вот она-то не откажется ее выслушать.

– Федь, ну зря ты с ней шутки шутить начал… – Лариса укоризненно посмотрела на мужа.

– Да я как-то не думал, что она так взовьется… Надо было разубедить ее!

– Такая удивительная реакция, конечно… А если бы это была правда? Что с ней такое, не понимаю.

– Она не влюбилась?

– Я же тебе говорила про мальчика, но я не думаю, что это очень серьезно, она бы мне сказала… – Лариса покрепче взяла мужа под руку.

– Вон, видишь, сама от нас на трамвае уезжает… Не к нему ли? Давай-ка вернемся, я сяду на машину да перехвачу ее. В кои-то веки вечер свободный, вот и отдохнули, называется. Лара, и ты считаешь, отпустить ее в Латвию? Может, пусть мальчишка этот придет, посмотрим на него, тревожно мне как-то ее отпускать…

– Да, давай, конечно, Федя. Звони ей, чтобы возвращалась, не надо бегать по улицам в такое время девушке одной. Или правда, давай-ка садись в машину да догоняй ее… Экзамен завтра все-таки… Понятно, что она все сдаст, но это совсем уже как-то… легкомысленно…

– Давай с ней по душам поговорим, а давить не будем. Я помню себя в этом возрасте. Хуже всего было, когда на меня давили. А Элька на меня похожа.

– Хорошо, ты прав! – Лариса с любовью взглянула на мужа. – Вместе поговорим, так всегда лучше, ей так проще делиться.

Эля доехала до музыкальной школы, вышла на конечной остановке трамвая, увидела, что в кабинете Елены Самуиловны еще горит свет. И не пошла в школу. Зачем? Преподавательница все ей уже сказала. И вообще. Она – одна на всем свете, даже родители ее предали. У них теперь другие заботы, другая жизнь. Сейчас начнется такое!.. А ей нужно самой о себе побеспокоиться.

Эля брела в сторону парка, смотрела на недавно выстроенный новый мост, достала телефон, сфотографировала его на фоне закатного неба. Красиво, как ярко-красные натянутые струны на огромном удивительном музыкальном инструменте… На что это похоже больше всего? На гусли, наверно, или на перевернутую арфу… Арфа, которая упала в небо… И струны стали красными… Отчего? От крови, от страданий…

Девочка замерла. Навстречу ей брел Митя, без наушников, без соломенной шляпы, в простом темном свитере, надетом поверх той майки с блестящими надписями, в руке у него был рюкзачок, куда он запихнул всю амуницию, которой так хотел потрясти Элю. Митя заметил ее не сразу. А заметив, улыбнулся, той самой улыбкой, предназначенной только ей. Потом спохватился, согнал с лица улыбку, остановился. Она сама подошла к нему.

– Привет.

– Привет, – ответил Митя. – Ты что, так и стояла тут?

– Нет, я уже успела съездить на трамвае туда-обратно, пообщаться с родителями.

– И что они? – Митя полез в сумку, достал было свои зеленые меховые наушники, покрутил их, засунул обратно. – Я на концерт завтра с ребятами, кстати, иду. На классический.

– С какими ребятами?

– С моей компанией, – ответил Митя, чувствуя, что говорит что-то не то.

– У тебя есть компания?

– Есть. Да, есть.

– Рада за тебя. Ну, пока. – Эля прошла мимо него и направилась в сторону парка. Там сейчас уже темновато и страшно, там нет освещения, но ничего. Чем хуже, тем лучше. Она одна пойдет в парк, потому что теперь она вообще одна!

– Подожди! – Митя догнал ее. – Ты куда?

– Погулять хочу.

– Ты что, поссорилась с родителями?

– Да.

– Я тоже иногда ссорюсь. Но потом мы миримся. У нас очень хорошая семья.

– У меня тоже хорошая семья, Митя. И родители хорошие. Только… – Эля подумала, не сказать ли Мите о новостях в ее семье. Нет, не сказать. Зачем ему это? Он идет с какими-то ребятами на концерт, говорит ей об этом, как будто нарочно…

– Пойдем, я тебя провожу, – неожиданно мирно предложил Митя. – Давай мне свою сумку с нотами.

Когда он так смотрит, говорит нормальным голосом, улыбается своей изумительной улыбкой, освещающей все лицо, прикасается слегка к ее плечу и тут же сам, смущаясь, убирает руку, она понимает, что это тот человек, который ей нужен. Ее место на земле – рядом с ним. О чем бы он ни говорил.

Эля слышала, что звонят родители, и не отвечала, потом выключила звук у телефона. Она же домой идет, что беспокоиться? Придет, обо всем поговорят. Пусть пока подумают, надо ли было от нее, от единственной дочери, держать в секрете такое. Телефон в кармане все бурчал и дрожал, на бесшумном режиме. Пришлось все-таки ответить отцу:

– Да, пап. Меня провожают, не переживай.