Американская история - Анатолий Тосс

Я присоединилась уже не к кучке, а, скорее, маленькой толпе, сбившейся вокруг Катькиного нового мальчика, в пылу спора или не замечавшего Катькиного интимного разговора, или замечавшего, но, будучи уверенным в себе куда более, чем, например, я в себе, не желающего вмешиваться в эти любовные ностальгунчики. Он говорил резко, почти грубо, но грань не переходил и, хотя был, казалось, возбужден то ли выпитым, то ли азартом спора, то ли и тем и другим, говорил дельно, взвешивая слова и грамотно отражая выпады оппонентов.

Оппонентами были все остальные, и мужчины и женщины, раскрасневшиеся и тоже возбужденные, даже скорее возмущенные, и мне стало интересно, чем он их так завел.

Конечно, Матвей имел преимущество перед ними всеми — при всем своем запале, он-то и был единственным, кто сохранил хладнокровие, и я догадалась, что ему доставляет удовольствие быть одному против коллектива, и потому он их всех и спровоцировал наверняка вполне умышленно. Он обращался как бы к Мите — высокому и субтильному, лет под тридцать, но выглядевшему куда как старше, — а на самом деле ко всей шумной толпе, окружавшей его.

— Да нет, — говорил Матвей, — страна здесь ни при чем, страна чудесная, нечего на нее пенять, это просто экономическая система так устроена по принципу капкана с живой наживкой. Вот от нее-то все проблемы.

— У меня нет никаких проблем, — отозвался Митя гордо.

— Это тебе так кажется. У тебя дом есть? Купил уже?

— Ну да, у меня дети, — как бы оправдываясь, ответил Митя, не понимая, куда клонит его собеседник..

— Значит, платишь по процентам? Митя утвердительно кивнул головой.

— За машину тоже выплачиваешь, кредитные карточки имеются, как я понимаю, и у жены и у тебя. Вот ты и попался.

— Куда это он попался? — почти обрадованно спросил кто-то из толпы.

— Я же говорю, в капкан с живой наживкой, которые как раз для тебя, старик, и расставлен был. Ну то что наживка живая — это я так, для образности. — Его никто не перебивал, и он продолжал: — Просто здешняя экономика определяется потреблением по очень простой схеме: купив что-то, залезаешь в долги, потому все эти заемы и кредиты. Попав в должники, ты вынужден работать еще больше, чтобы больше получать, дабы свой долг выплатить. Получая больше, ты психологически подготавливаешься к покупке чего-то нового, для чего тебе придется залезть в новые долги, отчего тебе придется еще больше работать и так далее. То есть, таким образом, работая больше и потребляя больше, ты развиваешь экономику страны. Поэтому и культура, массовая и прочая, ориентирует средний класс на потребление и делает потребление единственной целью.

Матвей выдержал паузу, ожидая возражения, но дельного возражения не последовало.

— Вы посмотрите, — продолжил он, — все эти мыльные оперы, мьюзиклы и прочая тутошняя культура — они как раз на средний класс и ориентированы. Не так чтобы они совсем на уровне наскального искусства находились, по крайней мере, по сложности восприятия, но и до,скажем, драматического театра или серьезной литературы им тоже не подняться. Ну чего, растолкуйте мне, все на мьюзиклах помешались? В опере поют — я еще могу понять — жанр такой. Но с какой стати, говоришь, говоришь, нормально так, все спокойно, не нервничаешь, а потом — бац и в полный голос в песне растекаешься. Представляете, я вот в этом месте, прямо сейчас возьму верхнее «до» на полную катушку и так и буду продолжать мелодично. А ты, Митя, нам спляшешь от переизбытка чувств. Вот такая полная туфта это ваше искусство, а ведь на правду жизни претендует.

— При чем тут искусство? — не понял Митя, который, видимо, не был готов к танцу, вот прямо в сию минуту.

— Да к тому, старик, что все здесь на вкус среднего класса ориентировано. Чтоб он, обильный, заглатывал и не морщился. Бедные, горемыки, никого не волнуют, да их и не много. Даже богатые не волнуют, потому, как известно, у них свои причуды, да и они тоже ограничены в количестве. Остается единый и нерушимый средний класс. Его-то все и имеют с нескрываемым удовольствием.

— А ты, значит, не средний класс? — спросил Митя, подозревая, очевидно, Матвея в высокомерии по отношению к представителям умеренного достатка.

— Я знаю, знаю, нехорошо звучит, но ведь правда, я не имею в виду материально, но мы в средний класс не особенно попадаем.

— А в какой ты попадаешь, в высший, что ли? — не отставал ехидный Митя.

Он был программистом, получал свою высокую программистскую зарплату и гордился этим.

— Да неважно, скажем, я вне класса, я прослойка, помнишь еще про такую. В данном же экономическом укладе проблема в том, что те ловушки, в которые мы попадаем, вроде бы не для нас расставлены, но мы в них все равно вляпываемся. Ну, смотри, ты, Митя, сколько уже в Америке?

— Четыре года, — настороженно ответил Митя, чувствуя подвох.

— А отдыхал сколько?

А вот и подвох, подумала я.

— Ну, в Канаду ездили, — Митя обвел толпу взглядом, ища жену и поддержку от нее.

— Нет, Мить, я имею в виду отпуск, как раньше, на месяц.

— Послушайте, — сказал кто-то из толпы, голос звучал раздраженно, но мягко, интеллигентно, — что вы хотите сказать? Что начинать заново в зрелом возрасте — это тяжело? Так никто не спорит: не прогулка у моря. Нужно время и на дом, и на отпуск, и на все остальное.

— Не уверен, — ответил Матвей. — Засасывает. Вы посмотрите на местных, на средний класс, это ведь самые бедолаги, самые пахари, продыху не знают. А почему? Потому что система как раз их и доит: налоги, копи на колледж для детей, страховки всякие и прочее. Вон спросите у местного, — он кивнул на Марка, — как ему, среднему классу, живется.

Я испугалась, что сейчас еще Марка подключат к этому дурацкому спору.

— Он не знает, он не средний, — поспешно отказала я Марку в социальном представительстве.

— Ну хорошо, хозяйке виднее. К тому же, — Матвей повернулся к последнему оппоненту, — сколько вы ждать предлагаете? Еще лет десять? Так жизнь-то и та уже прожита наполовину.

— Так что же делать? Не покупать дом, не работать, деньги не зарабатывать? — не сдавался мягкий голос, обладателя которого я даже не знала, кто-то привел его, представил, но имени я не запомнила.

— Конечно, я этого не предлагаю. Каждый решает для себя сам, выходы крайне индивидуальны. Но я ведь даже не о том, я причины глубинные пытаюсь вскрыть. Выходы из образовавшейся ситуации для всех разные, но причины как раз одинаковые.

— Ну, и какие же причины? — спросил человек с мягким голосом.

Митя хотя и стоял тут же, но как бы оказался выключенным из игры, Матвей нашел себе лучшего соперника. Казалось, чем изощреннее и упорнее наскакивал оппонент, тем больше он стимулировал Матвея.

— Причины, — как бы размышляя, произнес он, — видите ли, социальный статус здесь подменен статусом материальным. Да и не только здесь, похоже, во всем мире наблюдается аналогичная тенденция. То есть, если проще, в сознании людей и в нашем сознании деньги означают больше, чем, например, уровень образования, престижность работы или ее творческая составляющая. Понимаете, поменялись критерии ценностей. И мы со всего разбега втемяшились в новые ценности, забыв, что старые — как раз и являются вечными. Кстати, те, кто стоит, как говорили, у горнила власти, как раз исповедуют старые ценности, там социальный статус по-прежнему крайне важен. Но не мы и не для нас. То есть мы на данном этапе оказались ярыми приверженцами лжеценностей. Хотите пример? — вдруг неожиданно спросил Матвей: — Вы, простите, в России кем были? — Я химик.

— А где вы там работали? — набирал сведения Матвей.

— В академическом институте, в Москве.

— Кандидат, значит, — догадался Матвей.

— Да, — ответил мужчина, и я поняла, что и он ждет подвоха.

— А здесь где живете? Кстати, простите, как вас зовут?

— Анатолий, — представился тот. — Живу я в городе Ньютоне. А какое это имеет значение?

— А вот какое. Давайте проведем параллель, надуманную, искусственную, неважно. Предположим, что Нью-Йорк — аналог Москвы, — он выдержал паузу, с этим вроде никто не спорил. — Тогда Бостон, по расстоянию, по количеству населения, есть аналог какого-нибудь провинциального города, скажем, Рязани. — Это уже было спорно, и люди зашумели, но Матвей продолжал сквозь шум: —Теперь ты, Анатолий, живешь в Ньютоне. Представьте себе, что под Рязанью, в сорока верстах, есть деревня Подсолнухи, это и есть ваш Ньютон.

Шум нарастал, кто-то начал говорить, возражая, пытаясь перебить Матвея, но тот не обращал внимания, просто повысил голос:

— Но будем справедливы, ты человек, похоже, интеллигентный, с высшим образованием, по крайней мере, этого у тебя не отнять независимо от места жительства. Поэтому представь, что в деревне Подсолнухи есть торфоперерабатывающий завод, где служит инженер по торфопереработке или автоматизации, или еще чего, а лучше всего химик-торфяник, так вот это, Анатолий, и есть ты.