История одного поколения - Олег Валентинович Суворов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
заливался Игорь Попов.
— Какую пышную шевелюру отрастил Игорек, — продолжал Вадим, поворачиваясь лицом к сцене. — А ведь сам же недавно жаловался на то, что из-за этого их группу в Москонцерт не берут — требуют, чтобы они все постриглись и сменили репертуар.
— А мне нравится, что они играют.
— Мне тоже, но ведь нужно еще и комсомольско-молодежное исполнять, а то что такое — «Сон»?
И мир чудесен в сновиденье, Нам не забыть такого сна! Неужто жизнь одно мгновенье И лишь приснилась нам она?— Мне кажется, это вариация на тему Шекспира, — прокричала Вера в самое ухо своего партнера, — в одной из его пьес есть похожие строчки: «Из вещества того же, как и сон, мы созданы, и жизнь на сон похожа, и наша жизнь лишь сном окружена».
— Ты так хорошо знаешь Шекспира?
— Да нет, просто запомнилось почему-то.
Но сны не вечно будут сниться, В плену стремительных минут Нас ждут и новые страницы, И времена иные ждут.Тай-тай-та-дай, тай-тай-та-дай, тай-тай-та-дай, та-да, та-да, та-да…
Именно в тот момент, когда начался инструментальный проигрыш, Вадим попытался прижать Веру плотнее, слегка покачнулся и несильно задел локтем плотного черноволосого юношу кавказского типа, танцевавшего с высокой дебелой блондинкой. Тот развернулся, возмущенно блеснув черными глазами, и немедленно — причем достаточно болезненно — ткнул Вадима кулаком под ребра.
Гринев, который за секунду до этого готов был извиниться за собственную неуклюжесть, мгновенно вспыхнул:
— Ты что, сволочь черножопая, в пятак захотел схлопотать? Так это я тебе мигом оформлю!
— Тагда пайдем выйдэм, пагаварим, — немедленно предложил кавказец.
— Пошли, — решительно кивнул Гринев, отстраняя Веру, которая пыталась его остановить, — только один на один, без всех твоих соплеменников.
Кавказец что-то сказал блондинке, после чего они бок о бок с Вадимом покинули актовый зал, обмениваясь ненавидящими взглядами.
До запланированного перерыва оставался еще один танец, поэтому в мужском туалете, находившемся в цокольном этаже, никого не было.
— Так что ты против меня имеешь, мудак? — первым заговорил Гринев, намереваясь строго придерживаться российского драчного ритуала: сначала матерные оскорбления противника, затем первые разминочные толчки и тычки и уж потом основная часть — с кровавым мордобоем и катанием по полу.
Однако кавказец был явно воспитан в иных традициях. После его опережающего, резкого и точного удара Вадим отлетел на пол, с изумлением почувствовав во рту соленый привкус собственной крови. Это привело его в такую ярость, что он мгновенно вскочил на ноги, бросился на противника и, прежде чем тот успел ударить вторично, обхватил кавказца за шею, резко пригнул и, сделав простейшую подножку, завалил на пол, оказавшись при этом сверху.
Кавказец заелозил ногами по грязному полу и зарычал, пытаясь освободиться, однако Вадим только усилил хватку, бормоча разбитыми губами грязные ругательства. И тут его с такой силой ударили сверху по голове, что он едва не потерял сознание. Выпустив противника, который немедленно вскочил и пнул его ногой, Вадим увидел, что в туалете уже полно кавказцев — их было не меньше пяти человек. Громко переговариваясь на своем языке, они грозно обступали его со всех сторон, и Гриневу пришлось бы совсем плохо, если бы за пять минут до этого наверху, в зале, не объявили перерыв и его верная подруга Вера не успела рассказать Попову о том, что случилось во время танцев. Тот мгновенно сориентировался, собрал своих музыкантов и устремился в туалет. Кавказцам пришлось оставить Гринева. Сбившись плотной кучкой, точно стая волков, они приготовились к отражению нападения. Однако массовой драки не получилось — Игорь Попов слишком хорошо помнил, сколько усилий и уговоров ему стоило получить разрешение администрации клуба на проведение концерта. Массовая драка грозила последующим разбирательством в милиции, после чего на дальнейших выступлениях его рок-команды можно было бы надолго поставить крест.
— Кончайте! Тихо! Спокойно! — командовал он, отталкивая от кавказцев наиболее агрессивно настроенных приятелей. — Шамиль, угомони своих!
Оказалось, что тот самый кавказец, с которым подрался Гринев, учился вместе с Поповым на одном факультете.
— Все нармальна, Игорек, мы никаких прэтензий нэ имэем! — заверил он Попова, пожимая ему руку.
— Сволочь, — прохрипел Гринев, по-прежнему сидевший на полу, прислонившись спиной к стене.
— Извыны, брат, что так палучилась, я нэ хотел тэбя бить, ты сам пэрвый начал, — снисходительно обратился к нему кавказец, протягивая руку, чтобы помочь встать, но Гринев, презрительно сплюнув и отвернувшись, поднялся на ноги самостоятельно.
— Умывайся, и пойдем к нам за кулисы. Выпьешь, успокоишься, — предложил ему Попов, после чего конфликт был окончательно исчерпан.
Вот так Вадим Гринев оказался первым из граждан России, чью кровь пролил человек, которого спустя полтора десятка лет российские средства массовой информации будут называть «террористом номер один» и за чью голову назначат награду в пять миллионов долларов. В те глухие советские времена Шамиль был всего-навсего никому не ведомым студентом-первокурсником Московского института инженеров землеустройства.
— Так вы где учитесь? — заговорил Попов, когда все трое — он, Вадим и Вера — по очереди отхлебнули из бутылки «Совиньона». Дело происходило за сценой, причем каждый из музыкантов оттягивался как мог — кто-то кадрился с двумя поклонницами, кто-то пил водку прямо из горла, а один, уединившись в самом темном углу и повернувшись ко всем спиной, глотал какие-то подозрительные таблетки.
— Я — в Бауманском, — отвечал Вадим, — а Вера никуда не поступила и пока работает секретаршей.
— Па-а-нятно, — протянул Попов. — Ну, а остальные наши как? Кстати, Дениса
