История одного поколения - Олег Валентинович Суворов

— Нет, — честно признался он.

Ольга была настолько удивлена, что смогла произнести только одну довольно пошлую фразу:

— Ну, это целое искусство…

«И не слишком приятное!» — отметил про себя Петр, не испытывая ни малейшего удовольствия от энергичных движений лежавшей под ним женщины. Затем он нагнулся и попытался ее поцеловать, причем она сразу же ответила, жадно прильнув языком к его языку. То, что он впервые в жизни поцеловал женщину лишь после того, как впервые ей «засадил», Петр впоследствии рассказывал самым близким из сослуживцев в качестве анекдота.

Но тогда ему было отнюдь не до смеха. Сначала у него вообще не было никаких ощущений, затем, несмотря на все старания Ольги, которая ласкала его руками, шептала нежные слова и энергично работала бедрами, его вдруг охватила самая настоящая скука! Правда, через какое-то время внезапно подкралось настолько острое, болезненно-сладострастное чувство, что он закрыл глаза и замотал головой.

— Тебе больно, радость моя? — услышал он ее голос.

Петр и сам не мог разобрать — то ли больно, то ли приятно, поэтому лишь молча пожал плечами. «Скорей бы все это кончилось! — с каким-то поражающим самого себя безразличием подумал он. — Неужели это именно то, о чем я так долго мечтал?»

На следующее утро, когда Иванов поил чаем Светлану, у него вновь зазвонил телефон.

— А, это ты? — усмехнулся он, узнав растерянный голос Петра. — Ну как, живой?

— Да живой, живой. — Петр еще явно не успел протрезветь, поэтому говорил заплетающимся языком. Слушай, я чего-то ни хрена не понимаю.

— Чего ты там не понимаешь? Где Ольга?

— Так если б я знал! Вчера привезла на какую-то подозрительную квартиру, где кроме нас были еще мужик с бабой, а утром, пока я спал, все куда-то слиняли.

— И ты что — проснулся совершенно один?

— Меня разбудила и выставила вон какая-то глухая старуха, от которой никакого толку нельзя было добиться. Но самое главное в другом — ни копейки денег не осталось, даже пива купить не на что! Ты хоть знаешь телефон этой чертовой Ольги?

— Откуда? Это же местная блядь, которая каждый раз ночует в новом месте.

— Но у нее же была подруга?

— А что толку? Я же тебе говорю — застать Ольгу дома практически невозможно.

— Да? — Петр растерялся еще больше. — Что же мне теперь делать?

— Приезжай ко мне, пивком угощу. У тебя хоть с Ольгой вчера чего-нибудь было?

— Да, было.

— Ну так поздравляю с боевым крещением! — не удержался от ехидства Иванов.

Глава 7

ПЕРВАЯ СВАДЬБА

Оглядываясь назад, во времена еще не изжитой юношеской застенчивости, ваш правдивый летописец должен признать, что наибольший душевный трепет у него вызывают отнюдь не воспоминания о «скромных студенческих радостях», приключениях на картошке, первых разочарованиях или долгожданном согласии. Нет, едва ли не самым сильным впечатлением молодости по-прежнему представляются самые заурядные танцы в самом заурядном клубе. Какое адское волнение испытываешь в тот момент, когда на глазах у всего зала идешь приглашать на танец приглянувшуюся девушку; и какой постыднейший позор, когда тебе говорят: «Извините, но я не танцую!» А если еще кто-то из соперников повторял приглашение и получал согласие, то скрыться от насмешливых взглядов окружающих и остудить пылавшую физиономию можно было только в курилке.

Смешно вспоминать, но ближе всего к предынфарктному состоянию автор летописи находился именно в этот момент, когда пытался познакомиться с понравившейся ему девушкой в гардеробе, однако у него так тряслись руки, что он самым позорнейшим образом уронил ее пальто на пол, за что и был удостоен презрительного отказа. И, наоборот, какое же это было горделивое счастье — получить согласие своей избранницы, нежно вывести ее в центр зала и обнять за гибкую талию. Но при этом необходимо было максимально владеть собой, ибо чуть более тесное соприкосновение грозило сильнейшей эрекцией, которую не могли сдержать никакие джинсы и одетые под ними плавки. А поскольку в перерывах между танцами в зале иногда включали свет, возможность оказаться в непристойно-смешном положении была чертовски велика.

Зато какими же трогательными представляются сейчас неугомонный трепет нервов, хрустальный звон обнаженных чувств и звериный рев жизни, которые неумолимо угасают с годами, постепенно заменяя страсти воспоминаниями о них!

Разумеется, все эти волнения из-за представительниц противоположного пола неизбежно вызывали бурные столкновения с представителями пола собственного. Причем эти столкновения происходили по столь же ничтожному поводу, как и знаменитые дуэли, воспетые Александром Дюма в его мушкетерских романах. Стоило кого-то слегка задеть, обругать, неосторожно пригласить его спутницу, как мгновенно следовало: «Пойдем выйдем, поговорим…»

На подобное приключение однажды нарвался и Вадим Гринев, танцевавший медленный танец с Верой Кравец в полутемном актовом зале со сдвинутыми к стенам рядами стульев и невысокой сценой, заставленной небольшими, хрипло орущими динамиками.

— Сейчас мы исполним песню «Сон», — провозгласил их бывший одноклассник, по приглашению которого они и оказались в этом клубе — то ли железнодорожников, то ли машиностроителей. — Музыка Игоря Попова, слова Алексея Гурского!

Листая старые страницы Прошедших дней, былых времен, Случайно может сон присниться — Все в жизни было только сон!

— Молодцы ребята, — заметил Вадим, искренне гордясь успехами своих приятелей, — неплохую песенку сочинили. Где только сам Гурский, хотел бы я знать?

— Он, кажется, болеет, — отозвалась Вера.

— А ты откуда знаешь?

— Кто-то из наших девчонок звонил.

И то, что раньше мы любили, Вдруг станет глупо и смешно, И то, чем мы когда-то