Парадокс одиночества. Глобальное исследование нарастающей разобщенности человечества и ее последствий - Норина Герц

массивные камни, чтобы бездомные не нашли пристанища; в Сиэтле блестящие стойки для велосипедов были установлены так, чтобы заблокировать удобную территорию, ранее использовавшуюся бездомными, шаг, который, как позже признали муниципальные власти, был вдохновлен не заботой о велосипедистах, а вместо этого был «частью усилий по реагированию на чрезвычайные ситуации с бездомными», – предпринятых «для предотвращения повторной разбивки лагеря». В Гонконге, где число бездомных утроилось с 2004 года, общественные места были намеренно спроектированы таким образом, чтобы в них почти не было сидячих мест, чтобы отпугнуть как бездомных, так и бродяг. Возможно, наиболее гнусно то, что в Сан-Франциско в 2015 году собор Святой Марии предпринял очень нехристианский шаг, установив спринклерные оросители, которые обливали спящих бездомных (что неудивительно, вызвало массовый общественный резонанс).

Враждебная архитектура не ограничивается стратегиями против бездомных. В Филадельфии и в двадцати других мегаполисах США уличные фонари за пределами центров отдыха оснащены небольшими устройствами, метко названными «москитами», которые издают неприятный пронзительный звук, который могут слышать только молодые люди, поскольку частоты не слышны для людей постарше (это связано с процессом, называемым пресбиакузисом, при котором определенные клетки уха со временем отмирают). Цель этих устройств-«москитов», по словам президента компании, которая их производит, состоит в том, чтобы «отпугнуть» буйных, «слоняющихся» подростков, в то же время сохраняя зоны, удобные для взрослых. По тем же причинам розовый свет, предназначенный для подчеркивания неровной кожи и прыщей, был установлен в общественных местах по всей Великобритании. «Стратегия против праздношатания», разработанная в надежде, что самодовольные подростки разойдутся, как только их прыщи и сыпь станут видны. По словам одного жителя Ноттингема, который сначала «сомневался» в концепции, «это сработало».

Хотя можно утверждать, что враждебная архитектура не является новым явлением – вспомните рвы вокруг замков и оборонительные стены древних городов – ее современное воплощение уходит своими корнями к политике «разбитых окон» США 1980-х годов, когда повседневные действия, такие как стоять, ждать и спать (особенно «совершенные» цветными людьми) стали считаться «беспорядочными» и «антиобщественными». По логике, предотвращение такого поведения сделало бы пространство более «упорядоченным» и, убедив местных жителей «претендовать на свои общественные места», также предотвратило бы преступность. Таким образом,

тусоваться стало «безделием», сон на улице стал «незаконным ночлегом», мешканье стало «праздностью», наблюдение за людьми стало признаком угрозы.

Тот факт, что теория разбитых окон оказалась весьма несовершенной – ответственной за чрезмерное внимание со стороны полиции в сторону меньшинств и неэффективным средством сдерживания более серьезных преступлений – не помешал многим городам продолжать полагаться на ее стратегии. В результате за последние пятнадцать лет в городах по всему миру все чаще появляются шипы.

В некотором смысле это неожиданно. Города в подавляющем большинстве случаев склоняются к социально-либеральной политике, если сравнивать с более сельскими районами. Исторически сложилось так, что их муниципальные органы власти, как правило, тратят больше бюджетных средств на социальные программы, такие как социальное обеспечение и продовольственные талоны, даже если бедность менее распространена, а их выборные должностные лица обычно больше склоняются влево. Учитывая все это, мы могли бы ожидать более высокого уровня эмпатии в городских условиях – в конце концов голосование за активную поддержку людей в бедности (через повестку левых по обеспечению благосостояния), по-видимому, мотивировано заботой и состраданием, признанием того, что нуждающимся нужно помочь. Тем не менее эти чуткие идеи, какими бы рьяными они ни были, не обязательно приводят к большей эмпатии на практике по отношению к тем, кто разделяет наши общественные пространства.

Во всяком случае некоторые городские жители, голосующие за социальные программы, передают свое сочувствие правительству, делая вид, что всецело поддерживают прогрессивные социальные программы, пока не почувствуют, что их собственному качеству жизни угрожает опасность. Мышление многих якобы либеральных городских жителей «не на моем заднем дворе» хорошо известно. Более того, исследование политолога Мери Т. Лонг предполагает, что в США, хотя демократы чаще «голосуют сердцем», нет никаких доказательств того, что они ведут себя более сострадательно в своей повседневной жизни. Как следствие, Сан-Франциско лидирует в США, когда речь идет как о бездомности, так и о враждебной архитектуре, несмотря на то что это город, который избирает мэра-демократа с 1964 года и является родным районом спикера Палаты представителей от демократов Нэнси Пелоси.

Враждебная среда не только усугубляет одиночество и без того маргинализированных групп, таких как бездомные, которым мы, безусловно, должны помогать, а не держать в стороне. Мы все платим цену за эту архитектуру отчуждения. Ведь та же самая скамейка в парке, которая предназначена для того, чтобы препятствовать бродяжничеству, снижает вероятность того, что вы предложите другу встретиться у нее для непринужденной беседы.

Это наклонное сиденье автобусной остановки не только недружелюбно для «бездельников», но и значительно усложняет жизнь человеку с рассеянным склерозом,

который пользуется тростью, которому нужно сесть на автобус, чтобы отправиться за покупками или встретиться с друзьями. Камденская скамейка, которая отпугивает скейтбордистов, также отталкивает пожилых людей, которые в прошлом могли провести приятный день, сидя на солнце, болтая с владельцами магазинов во время обеденного перерыва, или проходящих мимо детей, – тех несгибаемых фигур общества, которых активистка городского планирования Джейн Джейкобс назвала наши «глаза на улице».

Взяв на себя сомнительную с моральной точки зрения задачу защиты кварталов от тех, кого считают «нежелательными»,

враждебная архитектура лишает нас всех общих пространств, в которых мы могли бы сидеть вместе, тусоваться вместе, собираться вместе.

Ирония в том, что стратегия, направленная на защиту сообщества, может привести к прямо противоположному результату.

Скрытое исключение

Высокочастотные отпугиватели в торговых центрах, бетонные плиты, маскирующиеся под скамейки, и разбрызгиватели воды, атакующие бездомных за пределами церквей, посылают очень четкое сообщение о том, кому рады, а кому нет. Но способы отчуждения в наших городах не должны быть настолько очевидными, чтобы вызывать чувство беспокойства, отдаленности и, в конечном счете, одиночества. Модный и изящный комплекс под названием Royal Wharf в лондонском районе Ньюхэм утверждает, что «использует реку, городской пейзаж и открытое пространство, которые нас окружают, и предлагает блестяще спроектированные дома и квартиры, которые позволяют проявить индивидуальность и преобразится». Его глянцевые маркетинговые брошюры рекламируют бассейн, сауну, клуб и тренажерный зал, в котором работают личные тренеры, рекламируя эти блага как «идеальную платформу для объединения людей».

Со стороны этот утопающий в зелени прибрежный район, «спроектированный, чтобы сделать жизнь лучше», безусловно, кажется роскошным раем. Проектировщики компании Ballymore явно сделали упор на создание общественных пространств с причудливой «главной улицей» – «Коринфской площадью» – и променадом вдоль Темзы. Проблема в том, как это стало до боли очевидным для арендаторов с низким доходом, участвующих в схеме доступного жилья, которую Ballymore включили в комплекс, что сообщество не