Днем и ночью хорошая погода (сборник) - Франсуаза Саган

Луи: Эдмон, что за выражения? Кстати, нам надо поговорить.

Эдмон (сидя в кресле): Вы что-то хотели мне сказать?

Анри: Хотели спросить, довольны ли вы той жизнью, которую мы здесь ведем.

Эдмон (чопорно): Это допрос?

Луи: Слушайте, мужчина с домкратом, Анри задал вопрос, отвечайте: да или нет. Вам нравится то, что навязывает нам Мод?

Эдмон: Ну… Я, как и вы…

Луи: Нет-нет, совсем не как мы. Я приехал, чтобы месяц пить за чужой счет, Анри, совершивший глупость и под конец прекрасной карьеры альфонса женившийся на молоденькой девушке, не хочет, чтобы она общалась с пронырами из Сен-Тропе. А вы? Вы-то что? Вроде все прекрасно: кафедра в Сорбонне, признание коллег… Что вас тут держит?

Эдмон: После помолвки двух дочерей мы с женой стали часто ссориться. Я подумал, что будет неплохо какое-то время пожить отдельно. А поскольку ученым, увы, платят не так много, столь неожиданное предложение нашей дорогой Мод…

Луи: Все ясно. Я бегу от банкротства, Анри от конкуренции, а вы от жены. По крайней мере, теперь понятно. Благословляйте небеса, Мод и ее архангелов…

Эдмон: На что вы намекаете?

Луи (со смехом): Ни на что!

Анри: Знаете, друзья мои, сколько денег досталось Мод от нефтяного барона и типа, занимавшегося пишущими машинками? Нет? Давайте попробуйте угадать. Пятьсот миллионов. Старыми, конечно.

Луи: Неплохо. Хотя скажи ты пятьдесят миллионов, я все равно был бы за нее рад.

Эдмон: Боже милостивый… Пятьсот миллионов… Кто бы мог подумать об этом двадцать лет назад?

Анри: Что владелица небольшого поместья в провинции сделает такую головокружительную карьеру? Да, мой дорогой, это достойно восхищения. Хотел бы я оказаться на ее месте.

Луи (заинтересованно): Разве ты плохо живешь? Женщины всегда заботились о тебе, ты как сыр в масле катался.

Анри: Да, но либо они влюблялись и отдавали себя целиком и полностью, либо наоборот. Это никогда не совпадало. Бред!

Луи: Ты как настоящий донжуан. А жена?

Анри: Увы, это я влюбился в нее. Хотя перед ней у меня была долгая связь с Дафной Ван Крук.

Луи: Что? Со старушкой Ван Крук?

Анри: Старушкой? Что значит «старушкой»? Дафна — очень деликатная женщина! А на эту мне приходится тратить кучу денег. К тому же она чудовищно глупа.

Луи: Бедный Анри… Я всегда считал, что чем вежливее обращаешься с жизнью, тем больше вероятность того, что она ответит взаимностью. Но иногда появляется желание взять ее за шкирку, как щенка, и ткнуть носом в лужу со словами: «Кто это сделал? Кто?» Только, как все щенки, она отбрыкивается и ничего не отвечает.

Эдмон: Да вы философ, я смотрю.

Луи: Все алкоголики — философы. Водится за ними такой грешок. А теперь, Эдмон, приведите себя в порядок, вы выглядите еще более отталкивающе, чем обычно.

Эдмон: Я запрещаю разговаривать со мной таким тоном.

Луи: И правильно делаете. Это непозволительно, разговаривать с людьми таким тоном. Прошу простить меня.

Эдмон (изумленно): Что?

Луи: Я прошу у вас прощения.

Эдмон: Вы слишком много выпили…

Луи (со смехом): Потрясающе.

Анри: Да, потрясающе. Ладно, надо вымыть руки.

Анри и Луи выходят, смеясь. Входит Сильвиана.

Сильвиана: Мне послышалось, что они вернулись… А, Эдмон, вы здесь.

Эдмон: Да, моя дорогая Сильвиана. Мне было жаль расстаться с вами, пусть даже ненадолго, но вы знаете, что Мод невозможно отказать. (Чувственно.) Так же, как и вам иногда.

Он обнимает ее, Сильвиана отшатывается.

Сильвиана: Ах, Эдмон, прошу, вымойте сначала руки, вы весь в машинном масле. К тому же вдруг нас увидят? Представьте, что будут обо мне говорить! Вы ведь женатый мужчина!

Эдмон: Простите, той ночью я был так потрясен… и удивлен… Сильвиана, это было незабываемо… Просто незабываемо!

Сильвиана: Да, действительно.

Эдмон: Как думаете, они догадываются? Только не беспокойтесь… Если что-то станет известно, я скажу, что соблазнил вас.

Сильвиана (сухо): А разве могло быть иначе?

Эдмон (удивленно): Но я… я… Мне казалось, что я…

Сильвиана: Не прикидывайтесь простаком, Эдмон. С вашим лицом, взглядом, походкой невозможно в одиночестве прогуливаться по полям и лесам. Вы не представляете, насколько привлекательны.

Эдмон (в восторге): Сильвиана… Дорогая моя Сильвиана… Позвольте мне…

Появляется Луи. Перед тем как войти, он нарочито громко кашляет.

Сильвиана (обращаясь к Луи): Когда-нибудь я вас… (В ярости уходит.)

Эдмон: Может, хватит шпионить за мной?

Луи: Эдмон, вымойте руки, в сотый раз повторяю.

Эдмон: Да, вы правы… Я весь в грязи… Домкрат… Машинное масло… Свежий воздух…

Луи: Так идите же, мой хороший, идите!

Эдмон выходит. Тут же появляется Мод. Она поправляет волосы и ведет себя очень непринужденно.

Мод: О, ты один, замечательно! Ах, дорогой мой, видел бы ты этот спектакль…

Луи: Да уж, я посмеялся бы. Скажи, что ты задумала?

Мод: Я же все объяснила в первый день.

Луи: Только не говори, что эта клоунада позволяет тебе почувствовать себя молодой, слышишь?

Мод: Слышу-слышу. Знаешь, что забавно, дорогой мой? Вначале я сама в это верила. Я вообще становлюсь слишком наивной, когда мне чего-то хочется. Именно поэтому меня всегда любили мужчины, понимаешь?

Луи: А во что тебе захотелось поверить сейчас? Тебе же плевать на молодость, зачем разыгрывать спектакль?

Мод: Абсолютно незачем. Я соскучилась по Жану Лу.

Луи (потрясенно): По Жану Лу?

Мод: Да. Я знаю, что с тех пор, как он уехал, никто его не видел, но все же отправила ему телеграмму. А вдруг? Этим летом я вместе с вами вернулась в то время, когда любила его, побывала в тех местах, где мы гуляли тогда и где теперь выросли новые дома, увидела знакомые лица, нынче испещренные морщинами. Ничего не изменилось. А вы все, да-да, вы все, позволили мне вновь увидеть Жана Лу точно таким же, каким он был тогда.

Луи: Ты так сильно его любила?

Мод (спокойно): Так сильно? Он единственный, кого я любила! Потом был лишь фарс, спектакли, пари, заключенные с самой собой. Цирк, гигантское цирковое представление, где происходит все, что угодно: люди ходят колесом, занимаются любовью, страдают… Прекрасный цирк для женщины, которая любит мужчин и пользуется их вниманием. Ты даже не представляешь, сколько на этой крошечной планете городов, лиц, жестов и слов любви… Я могу признаться в своих чувствах на восьми языках. Неплохо, учитывая мою слабеющую память, да?

Луи: И с тех пор никого? Я имею в виду, помимо всех них?

Мод: О, все не так плохо, не думай. Кроме любви есть еще удовольствие, нежность, а иногда даже дружба.

Пауза.

А чем ты занимался все это время, ангел мой?

Луи: Да что я…

Мод: Будешь строить из себя загадочного типа — отберу бутылку.

Луи: Милая, добрая Мод… ты всегда знала, как разговорить меня. Короче говоря, после истории с Соланж я чувствовал себя так, словно с меня содрали кожу живьем. Я отгородился от жизни и от женщин алкоголем и успокоился. Время от времени чувства просыпались, но я тут же напивался до беспамятства, и все возвращалось на круги своя. Я просадил, вернее, постепенно пропил отцовское наследство, и вот я здесь, такой же, как двадцать лет назад, улыбающийся и, можно сказать, девственно чистый.

Мод: А живопись?

Луи: Давай не будем об этом. Я писал десять лет, у меня даже был некоторый талант, а мои картины хорошо продавались. К несчастью, я дальше не пошел.

Мод: Это уже неплохо.

Луи: Нет, плохо. Видит бог, я очень нетребователен ко всему, что касается повседневной жизни, но живопись… Я хотел быть гением — мне не повезло. Так что прощай, живопись. Понимаешь?

Мод: Честно говоря, нет!

Луи: Неудивительно. Понятие абсолюта умерло. Люди не понимают очевидных вещей: чтобы создать нечто стоящее, нужно хоть немного таланта. Что за поколение! Любой идиот поет, пишет, сочиняет и к тому же рассказывает, как он это сделал и зачем. А еще непременно надо с кем-то спать, иначе тебя все будут фрустрировать, и быть счастливым, чтобы не сочли неудачником. Только представь себе это!