То «заика», то «золотуха» - AnaVi

эту… милую и добрую женщину! А она ведь может… и действительно «может» — ей быть! То есть, «могла» и… На самых началах… При знакомстве!.. И вот стоила ли эта работа того, чтобы ещё и в помещении — носить… это!.. Работать с (не)людьми, «двадцать четыре на семь», не бубня и не бунтуя. Не склоняя к себе и на свою же сторону… На свою правду! В полной тишине!.. Лишь за редкостью — шепча, отточенные ещё задолго до и выточенные уже «прекрасно» после, фразы. В остальном же — только молча и… замалчивая. Заглушая и… Забивая! Сглатывая и… Проглатывая! Зато… «С улыбкой на лице!». Улыбаясь и… махая! Вечно и… Извечно! Бесконечно и… Бес-печ-но! Да… Обнулился — он. А страдают… «Страдаем» — мы! Крича — внутри и… Молча же — снаружи!.. «Что» может быть… «лучше»? «Нет претензий — нет и проблем! А нет проблем — …». Благо и не: «Нет людей — нет и претензий! А там — и… проблем». Хотя и опять же: «Всему — своё время! «Время» — жить… И «время» — умирать!». А уж — и в наше-то время! И, правда, «лучше» — молчать… И не зарекаться! Нигде и… Ни с кем. Ни в чём! Не говорить «никогда» — … «Никогда»! Как и… она. «Мария» и… В своей же работе! Ничего «лишнего» — только… бизнес!.. Может ли быть «что-то» — «хуже»? Да!.. Быть — теми самыми (не)людьми, с которыми она и такие же, как она, и… в этом, работают! И… Ха!.. Думала же: гимн с утра — меня докон… «заикой» сделает. Ан нет!.. Вот такие встречи. Утром. В темноте коридора и… С ней! «Дом восковых фигур и кривых зеркал», а никаких не «приведений»! Ух!.. Вдох-выдох…».

— Благодарю! Действительно… Совсем забыла! — Шепчет в тон ей брюнетка, подойдя к женщине вплотную и, наклонившись над её подносом, окунает лицо в мутную жидкость глубокой стеклянной чаши, на дне которой покоятся мелкие частички лёгкого светло-бежевого волокна.

От волн, вызванных проникновением в и к ним, они тут же, будто и сговорившись, поднялись друг за другом на поверхность и начали опадать, периодически лишь зависая, словно бы и «белая взвесь» в прозрачной и прохладной, чистой воде! Затем, только и на доли секунды, они и вовсе остановились и замерли, повиснув, чтобы после — закружиться в сосуде вновь и в том же «своём своеобразном танце» направиться к её лицу, уже и цепляясь друг за друга, будто в хороводе, и начиная постепенно слипаться между собой, стыкуясь, как пазлы и в пазах доски, образуя полноценные волокна.

«Два. Три… Четыре лоскута!».

И вот — они уже объединились между собой, чтобы создать почти и полноценную ткань: ведь ещё и всё же с небольшими вырезами — «прорезями» для глаз, носа и рта. И, покрыв лицо, она тут же буквально и соединилась с кожей, плотно прижавшись к ней и стянув мышцы лица на скулах, оттягивая уголки губ затем и к ушам! После чего, приподняв таки голову от чаши и подноса, девушка ещё и своими ладонями провела по лицу — и вновь же, заметив, отметила для и про себя «кардинальность изменений»:

«Прошло — всего ничего… «Пара минут»! А лицо — будто побывало у профессиональных косметологов-хирургов».

Ни одной морщинки… Как и ни одного намёка на вмешательство! Ни одного, как и какого-либо, чужеродного предмета в коже; и материала — на ней. Тонкое волокно — идеально подошло под её бледную кожу: буквально — вжившись в неё и слившись с ней!

— Вот теперь — намного лучше! — Кивнула одобрительно женщина.

И, взглянув уже на неё, оторвавшись в процессе и от своего же ещё отражения в воде, Даша лишь кивнула её в ответ, но и ничего более ей на это не ответила, как и никак иначе — не выразила свои эмоции, чувства и ощущения: как по этому же поводу в частности, так и по всему же происходивше-произошедшему и с ней в общем! Да ведь и приветливо, а и тем более «благодарно» улыбаться — было и ни к чему: улыбка же и так, и без этого — была на её лице, оттянув максимально уголки губ к ушам и спроецировав улыбку самой гувернантки: явив же при этом, уже и перед глазами, уродливое подобие улыбающейся куклы с огромными глазами, в то время как уже за ними, но и будто бы ещё «перед» и чуть ранее, внутри — была обратная сторона флаера, на лицевой же стороне которого находилась яркая картинка улыбающейся семьи с цветным текстом же под ней:

«MasksCity — счастье интровертов: «Улыбаемся и машем»!».

Вот только ещё и с дорисованной чёрным тонким маркером звёздочкой после кавычек, а уже и на обратной его стороне, поверх участка, отданного под микроскопический же шрифт с цитатами из Конституци-й, Кодексов, поправок к ним, была надпись с той же самой всё звёздочкой, словно бы и постскриптум, определение того, что было на лицевой стороне: «Молчим и прислуживаем… Пашем!». И следом же — небольшая отрисовка тем же самым маркером двух бетонно-стеклянных высоток с белым и чёрным пятном соответственно: на-верху каждой из и крыше. У подножия же их, в свою очередь, была изображена толпа, состоящая лишь из макушек и поднятых рук, равномерно, а где-то и разрозненно расположенная под ними, что усиленно вела «дебаты в облачках», имевшихся почти и у каждой из «макушек», будь то женская, мужская или детская: «Это — птицы?». «Или «люди»?»… «Это — супермен?». «Или «злодей»!»… «Это — квадрокоптеры?!»… «Ангел?..». «Или «демон»?..»… «Не «или», а… Ай!!». Ну а тот же, видимо, кто и всё же оказался чуть ближе к истине, чем все, кричал как раз таки и «громче, чем все», так ещё и негодуя «символами» после: ведь и так не найдя одобрения — ещё и словил своей же «головой» небольшую «точку-камень» с «хвостом» из продольных линий-направлений, брошенную вниз одним из тех самых пятен-силуэтов! В то же время, как и те же, продолжая сидеть там же, где они и сидели, слушают и слышат «продолжение банкета» и «угадайки», но уже и от других смельчаков-камикадзе, «Всё же — это «птицы»!»… «А я говорю — «орёл»!». «Двуглавый, что ли?»… «А «кто» есть — «кто»?». «А это — важно?», и уже