Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - Чингиз Гусейнов

Но ты ведь видишь знаки! Тебе ясны они! Умми! Умма! Он выше, свиток откровений, моего разумения! О чём ты?! Умма - все мы, ни о чем не ведающие? Не знают они! А может, умма - невежды-идолопоклонники? Толпа и чернь? Скажи им! Но о чём? Что ангелы нисходят! Огромная фигура вдруг закрыла собой видимый впереди холм, на склонах которого росла ююба - терновый куст. Так повторяй же! И не расспрашивай ни о чём: Его Мы ниспослали в ночь могущества! Что даст мне знать, что эта ночь - могущества? Могущества ночь - мир откровений. Вижу: вот Он воздвигся на самом краю неба - горизонте высшем, потом приблизился, спустился, был на расстоянии двух луков или ближе! Узреть Его ещё раз довелось! Кому узреть?! Не обо мне ли речь? Да, о тебе - вглядись, и ты узришь! ...Хадиджа слушала внимательно. Прервать Мухаммеда - как вскрыть ножом аорту: вот она, вздулась, наполнилась кровью. Скажи, что ты - посланник, и сердце твоё не солгало: Неужто спорить станете о том, что видел я?

Но площадь на куски расколется!

Хадиджа тихо спросила: - Ты меня слышишь? Глаза его смотрели изумлённо, будто видели нечто. Дух? О духе рассказать вам?! - Заговорил, и странные слова - его и не его, неземные. ...И видел он Его при нисхождении другом, у самой крайней ююбы (лотуса-акации?), около которой тенистый сад прибежища, и открыл тебе Он то, что открыл!

Но какое знамение?

Знамение - твоя речь: И разве сравняются те, которые знают, с теми, кто не ведает? Какое-то время Мухаммед стоял, не шелохнувшись, а потом, усталый, опустился на ковёр. И тут Хадиджа подсела к мужу: - Прежде, когда ты... - Не знает, как спросить. - То, что изрекал ты, были тоже откровения? - Мухаммед молчал. - И ты, - продолжала Хадиджа, - вернулся к ним?

- О чём ты?! Ночь, озарённая светом! Хадиджа не поняла, что значат слова мужа, и смутилась от своей непонятливости. Мухаммед тут же спросил:

- А послания ты запомнила?

- Строки? - Не говори так!

- Но... - Мухаммед не дал ей договорить: - Не смей впредь называть услышанное строками!

- Не хотела тебя сердить, если позволишь... - Заметила, что муж успокоился. Осмелев, достала из шкатулки листок, запись недельной давности, ещё до откровений. Тогда и записала услышанное. А записывая, с благодарностью вспоминала учителя-старца, который научил её грамоте. "Только ли чтению или и писанию тоже?" - спросил у неё старец, когда они остались наедине. Помнит, возмутилась, мол, не пристало госпоже учиться писать, есть для этого тяжкого труда рабы, которых этому научили, а ей, госпоже, определено судьбой лишь чтение!

"О да, вы правы, - сказал учитель и усмехнулся. - Есть чудо чтения! Но и в писании есть чудо, когда выводишь буквы своей рукой! - Тут же с нескрываемым удовольствием, даже восторгом, лицо у старца помолодело, вывел... это был, как потом она узнает, Каф, и приписал к нему Лям. - И вот составилось, - воскликнул, - слово калям!" - И о почерках, особенно таком, как ныне модное курсивное письмо сасанидов, и что создано зороастрийскими жрецами: "Кто знает, а не понадобится ли вам, о юная красавица Хадиджа, записывать услышанное?" Чуть вслух не произнесла: Спасибо, понадобилось! Стало стыдно, как вспомнила про возмущение своё: мол, учиться письму то же, что и признаться, что ты - рабыня! Мухаммед изумлённо слушал, как Хадиджа читает про... Что за чистое горение?! Что это: Марево танцующих горбов верблюжьих? - Сама сочинила? - Нет, это твоё! - И что-то про ночь, которая черней, чем чёрный угль.

- Постой! - Мухаммед побледнел: - Прежде, запомни, я ничего не слагал! - Но застряла в голове строка, никак не отвяжется видение верблюжьих горбов, танцующих в мареве миража.

36. На полях рукописи - похожее на заголовок, и подчёркнуто волнистой линией:

Книга ниспослана!

Знак восклицания тут, по всей видимости, означает удовлетворение, что найденное - удачно.

И выйдет Мухаммед к мекканцам... Нет, это ещё не скоро! Соберёт на площадь всех, кто числит себя курайшем. И они, увидев его, вскричат: - Наконец-то видим тебя среди нас! - Снизошел к нам с горы Харра! - Покинул пещеру! - Говори же, мы внимаем тебе! И он произнесёт - прокричит в толпу: - Оставьте раздоры! - Ах как ты удивил нас! - услышит. - Да будет союз курайшей! Снова чей-то крик прервёт его: - Много раз о том говорено! Но Мухаммед как будто не слышит: - Мне явлено: Возвышены курайши за семь достоинств! - Кем возвышены?

- Да поклонимся Ему в Каабе! - Но кто он и что за семь достоинств, замеченных Им?

И Мухаммед, умолкнув на миг, назовет Его:

- Он тот, Который Един! Поклоняйтесь, явлено мне, Владыке дома сего, Каабы, - Единому Богу!

Но очевидцы его пещерных бдений уже успели разнести молву по Мекке: влюбился-де Мухаммед в некоего своего Бога Единого. - Да кто он, твой Создатель? - Аллах Единый! - Аллах?! - Не тот ли он, - слышит Мухаммед, - единственный тоскующий в одиночестве Бог, чьему изваянию мы поклоняемся в Каабе?! - Разлученный с родным братом, который - главный бог в храме, и он томился прежде, покуда ты не явился? Посыпались имена мекканских божков и богинь: - А Хубал? - кто-то ему из толпы. - А Лат? А Узза? А Манату? - Ещё и ещё, не остановить, не перекричать. Чем угомонить толпу? Придет ли на помощь Он, пославший к нему Джебраила? Какие речи вложит в уста, чтобы убедил сородичей? А может... - от возможности, которая показалась вдруг реальной, забилось сердце: просить, чтобы Джебраил сам или... через кого же? Ису! - Его назвать! - встречу ему устроил.

"С Богом?!" - глянул Джебраил строго на Мухаммеда, мол, как смеет? Впервые, когда раздался его властный окрик, Мухаммеда обуял страх, но уже привычный к явлениям Джебраила, на сей раз не растерялся: "Да! Хочу без посредников удостовериться у Него!" Ещё в детстве, услыхав о справедливости богов, вздумал Мухаммед вопрошать: почему так рано забрали отца на небо, не позволили узреть черты? Отчего так рано мать покинула его? Но снова Джебраил - он читает мои мысли! - опередил: "Куда попали после смерти? Не пора ли посланнику Бога, - о нём со стороны, - забыть про своё земное, про сиротство?!"

И про мекканцев узнать! Глумятся! Не верят в ниспосылаемое! Чудо им какое явить, чтобы уверовали в избранничество?

"Но разве не явил чудо?! - И, не дав Мухаммеду опомниться: - Ты произнёс такое!" Прозвучала лишь строка: - Когда солнце будет скручено!

Сколько раз на дню молиться, вот о чём узнать! Чуть что - молились. Мухаммед убеждён: чем больше, тем лучше. И состязались. Однажды кто-то молвил: - Пятьдесят раз молиться надо! А другой: - Нет, десять по пятьдесят! Тут же третий удивлённо: - Как можно исчислить молитвы?

"Увы, - вздохнул вдруг Джебраил. - Я от себя не властен!"

"Может, через Мусу? - При имени Мусы Джебраил разгневался, жаром обдало Мухаммеда, но он успел: - Через Ису, быть может?"

Джебраил тут же успокоился: "О том, - сказал, - сам у Бога узнаешь". "Когда?" "Слишком много вопросов!" - перебил Джебраил Мухаммеда. Снова призывать восхититься сотворённым Всевеликим Богом? Месяцем да восхитимся! Звездой, когда она закатывается! Ночью, когда она густеет и покрывает! И тут, заслышав привычный поэтический зачин, умолкнут разом: что им ещё скажет Мухаммед? И зарёй, когда она показывается, и днём, когда он засиял, и городом да восхитимся - нашей Меккой! Не сбился с пути ваш товарищ, не заблудился. И говорит он не по пристрастию. Это только откровение, которое ему ниспосылает Бог Единый! Ниспослано в ночь всемогущества, Возвеличивайте Бога этого дома - Каабы, Который накормил вас после голода... Гул неприятия, ибо забыли:

- Неправда! Не ведали голода! Который обезопасил вас после страха. Неумолчные выкрики обуянных гордыней:

- Нам некого бояться! Он бросит им в лицо: - И вы не страшитесь Бога? Того, Кто дал скрижали каменные, закон и заповеди пророку, чье имя Муса? И Он сказал: Да не будет других у вас богов, кроме Меня! Кто в ярости умеет наказывать и карать нещадно? Напоминание мекканцам... Никто им не скажет, что возгордились в презрении друг к другу! Что нечего им будет взвешивать на своих весах, кроме пустых чаш! Что уповают на силу богатства, будто оно - крепость, которая защитит от казней!

37.

В просвете меж строк, образованном идущими с отступом последними строками листка, которые, о чём - ниже, предупреждают, перебрасывая тем самым мост к неведомо какому свитку, дан заголовок: Горсть пепла ...А как же быть с прочтённой тобой - но когда? - главной Записью на Престоле Бога? Вздрогнул: Престол Бога?! Но тут же: Ну да! Ведь был Там! И, явившись оттуда, возвестил!

Воистину милость Моя превыше гнева Моего! * Кто ко Мне на пядь приблизится - приближусь к нему на локоть! Кто приблизится на локоть приближусь на сажень! Кто направится ко Мне шагом, к тому Я побегу! Кто встретит Меня грехами, что покроют собою всю землю или превысят все горы, но при этом с надеждой воззрит на Меня Единого, тому Я прощу грехи его!

______________

* Есть иные версии: Милость Моя опережает гнев Мой!

Но разве милосердие не разделено Им, как доподлинно известно, на сто частей, и всего одна лишь отдана тем, кого Он сотворил?