Рука Оберона - Роджер Желязны

— Корвин! — сказал он, а затем поднялся и протянул ту руку.

Я еле заставил себя пожать механизм, который чуть меня не убил. Но Бенедикт выглядел куда более добродушно расположенным ко мне, чего не случалось очень долгое время до этого. Я пожал новую руку, и ответное пожатие было превосходным. Я старался игнорировать холод и угловатость искусственной руки, и меня изумило, как лихо Бенедикт освоился с нею за столь короткое время.

— Я должен принести тебе извинения, — сказал Бенедикт. — Я был не прав по отношению к тебе. Мне очень жаль.

— Все в порядке, — сказал я. — Я понимаю.

Он на мгновение сжал меня в объятиях, и моя вера, что все между нами, очевидно, улажено, была омрачена лишь хваткой тех точных и смертоносных пальцев на моем плече.

Ганелон хмыкнул и принес еще один стул, который поставил напротив сундука. Раздражение по поводу болтливости Ганелона — каковы бы ни были обстоятельства — растаяло при оценке результатов его болтовни. Я не мог припомнить Бенедикта в лучшем расположении духа; Ганелон явно был доволен результатом разрешения наших с Бенедиктом разногласий.

Я улыбнулся и расположился на стуле, расстегнув пояс с мечом и повесив Грейсвандир на палаточный шест. Ганелон раздобыл три бокала и бутыль вина. Расставив бокалы перед нами и разливая вино, он заметил:

— В ответ на гостеприимство вашей палатки той ночью в Авалоне.

Бенедикт взял свой бокал всего лишь с легчайшим звяком.

— В этой палатке спокойствия больше, — сказал он. — Не так ли, Корвин?

Я кивнул и поднял бокал.

— За это спокойствие. Да пребудет оно вечно.

— Впервые за долгое время у меня появилась возможность, — сказал Бенедикт, — поговорить с Рэндомом поподробнее. Он несколько изменился.

— Да, — согласился я.

— Я сейчас более склонен доверять ему, чем в минувшие дни. У нас было время поговорить, когда мы покинули Текис.

— Куда вы направились?

— По кое-каким словам, оброненным Мартином хозяину дома, выходило, что он собирался в один из краев, который, как я знаю, лежит далеко в Тени, — районный городок Хират. Мы пропутешествовали туда, и оказалось, что так оно и было. Мартин проходил тем путем.

— Я не знаком с Хиратом, — сказал я.

— Город из необожженного кирпича и камня — торговый центр на пересечении нескольких караванных путей. Там Рэндом узнал новости, которые повели его на восток и, вероятно, еще глубже в Тень. В Хирате мы расстались, ибо мне не хотелось слишком надолго удаляться от Янтаря. К тому же возникло личное дело, которое я стремился расследовать. Он сказал, что видел Дару, проходящую по Образу в день битвы.

— Это верно, — сказал я. — Она сделала это. Я тоже был там.

Бенедикт кивнул.

— Как я сказал, Рэндом произвел на меня впечатление. Я склонен поверить, что он говорит правду.

Если это так, то и ты, вероятно, говорил правду. Допустив это, я должен был расследовать дело об угрозах от девушки. Тебя в Янтаре не было, так что я пошел к Ганелону — это было несколько дней назад — и добился того, чтобы он рассказал мне все, что знал о Даре.

Я глянул на Ганелона, который слегка склонил голову.

— Итак, ты теперь веришь, что у тебя есть новый неизвестный родственник, — сказал я, — и родственник опасный, будь уверен, и вполне вероятный враг… но — родственник, как бы то ни было. Твой следующий ход?

Бенедикт отхлебнул вина.

— Мне бы хотелось верить в родственные отношения, — сказал он. — Это меня даже радует. Так что мне хотелось бы подтвердить это или получить надежное опровержение. Если окажется, что мы в самом деле родственники, тогда каковы мотивы ее действий? И почему она никогда не извещала о своем существовании меня напрямую? — Брат отставил бокал, поднял свою новую руку и согнул пальцы. — Итак, мне хотелось бы начать, — продолжил Бенедикт, — с того, что же ты узнал в Тир-на Ног’т обо мне и Даре. Меня также крайне заинтересовала эта рука, которая ведет себя так, будто создана для меня. Никогда раньше я не слышал о материальных предметах, обретенных в городе на небесах. — Он сжал кулак, разжал, покачал сустав в запястье, вытянул руку, поднял, тихо опустил на колено. — Рэндом недурно проявил себя в области хирургии, как по-твоему?

— Весьма, — согласился я.

— Итак, ты расскажешь мне что-нибудь?

Я кивнул и сделал глоток вина.

— Случилось все во дворце в небесах, — сказал я. — Здание было наполнено чернильными, смещающимися тенями. Я ощущал необходимость посетить тронный зал. Что и сделал, а когда тени разомкнулись, то увидел тебя стоящим позади трона, вооруженного этой рукой. Когда прояснилось еще, я увидел Дару, сидящую на троне. Я приблизился и коснулся ее острием Грейсвандир, что сделала меня видимым для нее. Она объявила меня мертвым уже несколько столетий и приказала возвращаться в могилу. Когда я потребовал от нее родословную, она сказала, что происходит от тебя и адской девы Линтры.

Бенедикт глубоко вздохнул, но не сказал ничего. Я продолжил:

— Время, сказала она, движется совсем по-другому в краях ее рождения, и там сменилось несколько поколений. Она — первая из тех, кто обладает привычными отличительными признаками человека. И вновь приказала мне убираться. А ты во время разговора изучал Грейсвандир. Затем ударил, чтобы отвести опасность от Дары, и мы подрались. Мой клинок смог достать тебя, а твоя рука — меня. Вот и все. Во всех прочих отношениях это было противоборство призраков. Как только начало всходить солнце, а город блекнуть, ты вцепился в меня этой лапой. Лезвие Грейсвандир отрубило ее от твоей руки, и я бежал. Рука упала на Колвир вместе со мной, потому что продолжала стискивать мое плечо.

— Любопытно, — сказал Бенедикт. — Я знаю, что Тир-на Ног’т творит ложные пророчества — воплощает страхи и тайные ужасы прошедшего, а не истинную картину того, что будет. Но столь же часто он обнажает неизвестные истины. И, как в большинстве случаев, трудно отделить имеющее реальную силу от поддельного. Как ты понимаешь все случившееся?

— Бенедикт, — сказал я, — я склонен верить рассказу о происхождении Дары. Ты никогда не встречал ее, а я встречал. В чем-то она напоминает тебя. А что касается остального… оно, несомненно, таково, как ты сказал: то, что остается после отделения истины.

Бенедикт медленно кивнул, и я мог с уверенностью сказать, что он не убежден, но и обострять разговор не хочет. Он не хуже меня понял, что означает видение небесного города. Если б он последовал своей претензии на трон и преуспел бы в достижении цели, то однажды он смог бы уступить дорогу своему единственному наследнику.