Самые нашумевшие преступления истории - Виктор Колкутин

3. Имеются ли судебно-медицинские данные о том, что какие-либо из обнаруженных повреждений образовались в результате рикошета пуль?

4. В результате какого количество выстрелов образовались имеющиеся у каждого из пострадавших огнестрельные повреждения?

5. Каковым было взаимное положение оружия и тела пострадавших в момент выстрелов? Менялось ли в процессе производства выстрелов взаимное положение потерпевших и оружия? Могла ли часть обнаруженных повреждений образоваться при положении пострадавших лёжа на полу?

6. Имеются ли судебно-медицинские данные, указывающие на конкретное место, где были нанесены повреждения пострадавшим, и где наступила их смерть?

7. Имеются ли судебно-медицинские данные о возможности причинения повреждений холодным оружием? Каковы признаки этих повреждений?

8. Имеются ли признаки посмертного повреждения трупов в результате взрыва ручной гранаты?

9. Каковы возможности непосредственной причины смерти каждого из пострадавших?

10. Могли ли обнаруженные на останках тел пострадавших повреждения образоваться при обстоятельствах расстрела, указанных в показаниях и воспоминаниях Юровского, Ермакова, Медведева и других участников расстрела и захоронения, содержащихся в материалах данного уголовного дела?»

В качестве объектов исследования были представлены копия постановления о назначении ситуалогической судебно-медицинской экспертизы и материалы уголовного дела № 8/123666-93, оригиналы и копии историко-архивных документов. Их изучение заняло более 4 месяцев. Мною было принято решение провести эту комиссионную экспертизу, как говорится, «не числом, а умением». В состав комиссии вошли всего два человека: консультант Главного государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации доктор медицинских наук Андрей Валентинович Ковалёв и автор этих строк. Андрей Валентинович уже принимал участие в идентификационных исследованиях останков тогда, в 1990-х, поэтому он как никто другой хорошо ориентировался во всех имеющихся в деле документах. Мне же предстояло «с чистого листа» погрузиться в нюансы этой трагической истории. Забегая вперед хочу сказать, что без профессиональной самоотверженности Андрея Валентиновича и его глубокого знания предмета исследования наша совместная комиссионная экспертиза вряд ли могла состояться. Один итоговый документ — заключение комиссии экспертов, составил более 300 листов!

Большое подспорье в предпринятых нами исследованиях оказали материалы, собранные в 1918 году следователем А.П. Намёткиным и в 1919 году следователем Н.А. Соколовым. Достаточно сказать, что в материалахуголовного дела№ 18/123666-93, возбужденного 19 августа 1993 года по факту обнаружения останков девяти неопознанных трупов в районе Старой Коптяковской дороги близ г. Екатеринбурга, содержалось около ста документов, имеющих важное значение для проведения данной ситуалогической экспертизы. Это были различные протоколы (допроса свидетелей, осмотров места происшествия, выемки вещественных доказательств и др.), постановления, воспоминания участников расстрела, которые выдвигали различные версии событий, произошедших в ту страшную июльскую ночь 1918 года. На основе этих материалов, а также ранее проведённых экспертиз по исследованию костных останков представилась возможность провести экспертную реконструкцию ситуации расстрела. При этом наша комиссия решила построить экспертные исследования, взяв за исходные материалы протоколы осмотра места происшествия и версии, выдвинутые участниками расстрела. Ни в одной прежде проведённой экспертизе такой подход не применялся. В основном ранее речь шла только о повреждениях на останках и никак не использовались сведения о повреждениях интерьера «расстрельной комнаты», а именно они, в сочетании с версиями палачей, позволили дать объективные ответы на вопросы следствия.

Прежде всего, необходимо остановиться на тех сведениях, которые изложены Яковом Михайловичем Юровским, в июле 1918 года занимавшего должность областного комиссара юстиции, члена коллегии Уралоблчека, фактического организатора и непосредственного руководителя расстрела Царской семьи.

Из «записки» участника расстрела Юровского Якова Михайловича, написанной в 1919 г. (ГАРФ, фонд 601, опись 2, дело 27, л. 34): «... Тем временем были сделаны все приготовления: отобрано 12 человек (в т. ч. 6 латышей) с наганами, которые должны были привести приговор в исполнение. Двое из латышей отказались стрелять в девиц. Ком. [комендант] отправился за ними лично, один, и свёл их по лестнице в нижнюю комнату. Ник. [Николай] нёс на руках A-я [Алексея], остальные несли с собой подушечки и разные мелкие вещи. Войдя в пустую комнату, А.Ф. [Александра Фёдоровна] спросила: «Что же, и стула нет? Разве и сесть нельзя?» Ком. велел внести два стула. Ник. посадил на один A-я, на другой села А.Ф. Остальным ком. велел стать в ряд. Когда стали, позвали команду. Когда вошла команда, ком. сказал Романовым, что ввиду того, что их родственники продолжают наступление на советскую Россию, Уралисполком постановил их расстрелять. Николай повернулся спиной к команде, лицом к семье, потом, как бы опомнившись, обернулся к коменданту с вопросом: «Что? Что?». Ком. наскоро повторил и приказал команде готовиться. Команде заранее было указано, кому в кого стрелять, и приказано целить прямо в сердце, чтобы избежать большого количества крови и покончить скорее. Николай больше ничего не произнёс, опять обернувшись к семье, другие произнесли несколько несвязных восклицаний, всё длилось несколько секунд. Затем началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Ник. был убит самим ком-ом наповал, затем сразу же умерли А.Ф. и люди Романовых (всего было расстреляно 12 человек: Ник., А.Ф., четыре дочери, Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, др Боткин, лакей Трупп, повар Тихомиров, ещё повар и фрейлина, фамилию которой ком. забыл). Алексей, трое из его сестёр, фрейлина и Боткин были ещё живы. Их пришлось пристреливать. Это удивило ком-та, т. к. целили прямо в сердце, удивительно было и то, что пули наганов отскакивали от чего-то рикошетом и, как град, прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсажа. Из-за всего этого вся процедура, считая «проверку» (щупанье пульса и т. д.), заняла минут 20.»

Из воспоминаний участника расстрела Юровского Якова Михайловича, написанных в апреле-мае 1922 г. (Исповедь палача: Свидетельство Я. Юровского // Родина. 1993. № 1. С. 185–189): «...Вызвав внутреннюю охрану, которая предназначалась для расстрела Николая и его семьи, я распределил роли и указал, кто кого должен застрелить. Я снабдил их револьверами системы «наган». Когда я распределял роли, латыши сказали, чтобы я избавил их от обязанности стрелять в девиц, так как они этого сделать не смогут. Тогда я решил за лучшее окончательно освободить этих товарищей от расстрела, как людей неспособных выполнить революционный долг в самый решительный момент. В 2 часа я перевёл конвой в нижнее помещение. Велел расположиться в известном порядке. Сам один повёл вниз семью. Николай нёс Алексея на руках. Остальные — кто с подушкой в руках, кто с другими вещами. Мы спустились в нижнее помещение в особую очищенную заранее комнату. Александра Фёдоровна попросила стул, Николай попросил для Алексея стул.

Я распорядился, чтобы стулья принесли. Александра Фёдоровна села. Алексей также. Я предложил всем встать. Все встали, заняв всю стену и одну из боковых стен. Комната была очень маленькая. Николай стоял спиной ко мне. Я объявил: Исполнительный Комитет Советов Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов Урала постановил их расстрелять. Николай повернулся и спросил. Я повторил приказ и скомандовал: «Стрелять!» Первый выстрелил я и наповал убил Николая. Пальба длилась очень долго, и несмотря на мои надежды, что деревянная стенка не даст рикошета, пули от неё отскакивали. Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда, наконец, мне удалось остановить, я увидел, что многие ещё живы. Например, доктор Боткин лежал, опёршись локтём правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом с ним покончил. Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга тоже были живы. Жива была ещё и Демидова. Тов. Ермаков хотел окончить дело штыком. Однако это не удавалось. Причина выяснилась только позднее (на дочерях были бриллиантовые панцири вроде лификов). Я вынужден был поочерёдно расстреливать каждого.»

Из ксерокопии подлинника стенограммы совещания старых большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале, проведённого 1 февраля 1934 г., и машинописной расшифровки к ней, выправленной участником расстрела Юровским Яковом Михайловичем (ЦДООСО, фонд 41, опись 1, дело 150, л. 60–92):». Приготовил 12 наганов, распределил, кто кого будет расстреливать. Когда семья оделась, я повёл их в заранее намеченную комнату, внизу дома. Этот план мы продумали с тов. Никулиным (тут надо сказать, что не подумали своевременно о том, первое — что окна шум пропустят, второе — что стенка, у которой будут поставлены расстреливаемые, каменная и, наконец, третье, чего нельзя было предусмотреть, — что стрельба примет беспорядочный характер. Этого последнего не должно было быть, потому что каждый будет расстреливать одного человека и что всё, следовательно, будет в порядке. Причины последнего, т. е. безалаберной стрельбы, выяснились позже). Хотя я их предупредил через Боткина, что им с собой брать ничего не надо, они, однако, набрали какую-то разную мелочь, подушки, сумочки и т. д. и, кажется, маленькую собачку. Спустились в комнату (при входе в комнату справа очень широкое, чуть не во всю стену, окно), я им предложил встать по стенке. Очевидно, они ещё в этот момент ничего себе не представляли, что их ожидает. А.Ф. сказала: «Здесь даже стульев нет». Алексея нёс на руках Николай. Он с ним так и стоял в комнате. Тогда я велел принести пару стульев, на одном из которых по правой стороне от входа к окну почти в угол села Александра Фёдоровна. Рядом с ней, по направлению к левой стороне от входа, встали дочери и Демидова. Тут посадили рядом на кресле Алексея, за ним шли доктор Боткин, повар и другие, а Николай остался стоять против Алексея. Одновременно я распорядился, чтобы спустились люди и велел, чтобы все были готовы, и что каждый, когда будет подана команда, был на своём месте. Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Сидел Алексей в левом от входа углу комнаты, и я тут же, насколько помню, сказал Николаю примерно следующее, что его царственные родственники в стране, так и за границей, пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять. Он спросил: «Что?» и повернулся лицом к Алексею, я в это время в него выстрелил и убил наповал. Он так и не успел повернуться лицом к нам, чтобы получить ответ. Тут вместо порядка началась беспорядочная стрельба. Комната, хотя и очень маленькая, все, однако, могли бы войти в комнату и провести расстрел в порядке. Но многие, очевидно, стреляли через порог, т. к. стенка каменная, то пули стали лететь рикошетом, причём пальба усилилась, когда поднялся крик расстреливаемых. Мне с большим трудом удалось стрельбу приостановить. Пуля кого-то из стрелявших сзади прожужжала мимо моей головы, а одному, не помню, не то ладонь, не то палец прострелила. Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Фёдоровна и, кажется, фрейлина Демидова, а также Алексей были живы. Я подумал, что они попадали со страху или, может быть, намеренно и потому ещё живы. Тогда приступили достреливать (чтобы было поменьше крови, я заранее предложил стрелять в область сердца). Алексей так и остался сидеть окаменевши, я его пристрелил. А в дочерей стреляли, но ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову. Причину того, что расстрел дочерей и А. Ф. был затруднён, я выяснил уже только в лесу.»