Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов

хмурым, брат с досады… напился: на этот раз он в «Софии» был один, без приятелей, и метрдотель позвонила нам, сказав, что у Жени, видно, неприятности и что нам бы следовало подъехать забрать его, ибо она своего любимого артиста таким никогда не видала и он ещё, чего доброго, совсем свалится с ног.

Когда мы с Эллой везли Женю домой в такси, отчитывая «разгулявшегося повесу» за недостойное его славе поведение, он твердил об одном, разражаясь то бранью, то слезами:

– Я столько сил трачу на пробивание песен, даже по ночам уже не сплю и не отдыхаю, ища поддержки у посторонних сильных людей и доказывая, что стихи в песнях, как и их авторы, гениальны, но хоть кто-нибудь из поэтов помог бы мне! Ведь рубят песни не из-за моей музыки (я с ней все проблемы решаю сам), рубят из-за текстов, достоинства которых должны отстаивать сами поэты, а не композиторы – их соавторы. У всех манера: дал текст, подтекстовку сделал – и гора с плеч! После только звонят и спрашивают: «Когда будет по телевизору? Скоро ли авторские пойдут?..» Я музыкант, а мне некогда было на концерт этого негра сходить: неделю целую пришлось добиваться приёма у Лапина. Ведь время идёт, песни стареют, пора уже новые выдавать, а тут с этими два года валандаешься, доказываешь, что «мир без песен тесен» – это хорошая строчка, а Чармен, великий редактор, говорит, что по отношению к Пушкину – это вообще не стихи! А за слова «летом и зимой, в стужу или зной… я живу тобой», – говорят, якобы мне должно быть стыдно! Только мне почему должно быть стыдно? Это я их, что ли, сочинил?!

Да, брата я понимаю. Поймут его все композиторы, знакомые с песнетворчеством и «советоборчеством». Женя со своей стороны был тоже прав, и та стрессовая ситуация сложилась отнюдь не беспочвенно, а была обоснована субъективными и объективными реалиями. Но факт остался фактом: бывшие друзья-соавторы взаимообиженно отдалились друг от друга, и их пути до смерти Жени практически не пересекались. Созванивались Галина Александровна с Эллой и нашей мамой, общался с Андреем Дмитриевичем я (как автор музыки к его стихам), но Женя, насколько мне известно, кроме нескольких контактов с Дементьевым относительно возвращения долгов, никаких других частных сношений с поэтом не имел. Такое состояние было закреплено и фактом резкого сближения Дементьева с Владимиром Мигулей – композитором и исполнителем, находившимся всегда в положении конкурента по отношению к Евгению Мартынову. К слову, данное конкурентное положение большей частью искусственно создавалось и подогревалось редакторствующими и режиссирующими «доброжелателями», окончательно бросившими своё «доброе» дело только со смертью Евгения и Владимира.

Брат же вскоре крепко сошёлся с Михаилом Пляцковским и Робертом Рождественским, о чём я уже говорил, – и это наверняка в глубине души задевало Андрея Дементьева (соавторские чувства, как ни криви душой, сходны с супружескими). Показательным в этой связи было появление песни Мигули – Дементьева «Чёрный лебедь» (после мартыновского-то супершлягера о верности лебедя белого!). Рождение тогда грустной песни о чёрном лебеде не осталось не замеченным никем из вышеупомянутых «доброжелателей». Каждый из них то ли возмущался, то ли восхищался, но сам факт отметить телефонным звонком Жене почти никто не преминул. Хотя брат, если говорить откровенно, на сей авторский альянс смотрел скептически и с улыбкой, осознавая, что он «эту дистанцию» прошёл первым и с куда более высокими показателями и что, хочешь не хочешь, но не его сравнивают с конкурентом, а «вечного конкурента» постоянно сравнивают с ним (не в обиду тому будь сказано).

А по поводу сопоставления Мартынова с Дементьевым или, наоборот, Дементьева с Мартыновым признаюсь, что даже сейчас живы и «доброжелательствуют» типы, пытающиеся поддерживать звучание давно уже отзвучавшего диссонанса прошлого разлада. То они начнут меня вдруг убеждать, что, не встреть Дементьев Мартынова, никто в народе о нём бы не узнал, то предполагают обратное: если б не помог Дементьев Мартынову в самом начале, не было бы Мартынова… Казалось, зачем им эти глупые теоретизирования вокруг «если бы», никакого отношения не имеющие ни к творчеству поэта, ни к творчеству композитора, ничего практически не прибавляющие к их совместному творческому наследию и ничем не умаляющие их общепризнанных заслуг в отечественной песенной культуре?.. Ну да бог с ними, «доброжелателями»! Остались песни – и их немало, – они чисты и искренни, любимы многими людьми (верно любимы в течение уже четверти века!), а это важнее всего.

Разрыв дружеских отношений с Дементьевым привёл к укреплению обычных, до того приятельских отношений брата с Георгием Мовсесяном. И хоть дружба между двумя людьми одной творческой профессии явление редкое, лет шесть Мартынов и Мовсесян, можно сказать, крепко дружили семьями, нередко вместе отмечая личные, семейные и официальные праздники. Только летом 1985 года на всесоюзном творческом семинаре композиторов и поэтов, посвящённом проблемам современной песни и проходившем в армянском Доме творчества «Дилижан», между Мартыновым и Мовсесяном – участниками того форума – произошёл внешне безобидный, даже в некотором роде весёлый, но для брата довольно неприятный «эксцесс», в котором невольно оказался задействован и Т.Н. Хренников, бессменный первый секретарь Союза композиторов СССР. В результате этого Женя по своей инициативе, мягко, но уверенно «дистанцировался» от Георгия, должно быть усомнившись в искренности дружеских побуждений своего коллеги.

Коснувшись темы дружбы, отмечу, что среди множества людей, в течение семнадцати лет московской деятельности брата приближавшихся к нему и по каким-либо причинам впоследствии от него отдалявшихся, лишь Александр Шишов – Женин «молодогвардейский» должностной руководитель – был с момента знакомства с Мартыновым (в 1978 году) до осени 1990 года другом действительно близким, совершенно бескорыстным и всегда готовым поспешить на зов любимого им человека и артиста. Дружны были также их супруги – Элла и Люба. Может быть, некоторую роль в такой семейной близости играло украинское происхождение всех четверых. Кстати, и Георгий Мовсесян родом из Харькова – почти что из Донбасса…

Глава XII

Женя по своей натуре был однолюбом, хоть порой засматривался, а возможно, и заглядывал «налево». Я приношу извинения за некоторое «заземление» общего тона своего повествования; однако людям всегда интересно знать об их кумире не только официальные факты биографии, но и всё то, что остаётся за рамками публичной информации. Потому остановлюсь коротко на интимной стороне жизни брата.

Сразу скажу, что, в отличие от большинства эстрадных звёзд времён «молодой российской демократии», Женя не был ни гомосексуалистом, ни импотентом, ни садистом, ни мазохистом. Слава богам, и прежде всего Роду: никакие сексуальные и психические аномалии его не коснулись! Не был он также и ловеласом. А до женитьбы на Элле вёл «неопределённо-беспорядочный» образ жизни (как сказали бы урологи, венерологи или сексоневрологи). В ранние студенческие годы брат, правда, был довольно сдержан в отношениях