Охота на волков - Сергей Соболев

Поскольку часов при ней не было – а снаружи свет в «камеру» практически не проникал, – она даже приблизительно не знала, сколько времени прошло.

Но еще недавно по краям решетки наблюдалось слабое свечение. Оттуда же, сквозь узкие щели, веет легкий сквозняк. А в самом зиндане царит кромешная темень, даже собственную ладонь, когда поднесла к глазам, и то не смогла узреть.

Так что снаружи, вероятнее всего, сейчас ночь.

Примерно спустя два часа после визита «молодого бойца» к ней наведался один из монстров – наверняка он носит кличку Длинный, или Жердь, или что-то в этом роде. Сбросил ей сверху буханку черствого хлеба и пластиковую бутыль с водой, буркнул злобно: «Сидишь, стерва, ну и сиди дальше!» – после чего исчез с концами.

Наверное, заняты какими-то своими делами, иначе бы приперлись. Или лихой Завидяй протрезвел наконец, а своему командиру, насколько она разобралась, при всей своей «отвязанности», гнусная троица правду о творимом произволе открыть не решилась.

Воспользовавшись своеобразной передышкой, а заодно решив занять массу образовавшегося у нее свободного времени хоть каким-то делом, она для начала разобрала на составные части «поддон». Как и следовало ожидать, он был сколочен из досок и трех брусков при помощи тривиальных гвоздей. Перед тем как приступить к делу, она – хотя и не без труда – лишила эмалированное ведро, поставленное здесь вместо ночного горшка, металлической ручки.

Приложив немало усилий и затратив уйму времени, она могла бы из дужки ведра смастерить себе нечто среднее между шилом и заточкой. Но откуда у нее столько времени? Пока ограничилась тем, что использовала данную железяку в качестве единственно доступного ей инструмента.

Ободрала ладони, исколола пальцы, но своего все же добилась: разломала нары, затем выдернула из досок с полдюжины гвоздей, один среди которых – «сотка» – при известной сноровке мог быть использован как смертоносное оружие.

Выровняв слегка погнутый гвоздь, тщательно заточила его жало о выступ бетонной стены. Переломила хлеб пополам. В середке он оказался плохо пропеченным, клейким на ощупь – самое то. Слепила из него катыш, подержала чуть во рту, чтобы хлеб смочился слюной, потом сделала из этой заготовки «ручку», обмотав ее вдобавок клочком материи – вот и шильце готово…

Не бог весть, конечно, какое оружие. Но если такую штуковину вогнать в горло или всадить в глаз – мало не покажется.

Козлы слабоумные… Наверное, им еще не приходилось нарываться на серьезную публику, иначе вели бы себя более осмотрительно.

Один раз этим уродам удалось застать ее врасплох. Но пусть теперь только попробуют приблизиться к ней на расстояние вытянутой руки. Или попытаются притронуться к ней хоть пальцем. Если и не все трое, то кто-то из них тогда точно об этом пожалеет…

Сверху доносились странные звуки. Вначале почудились легкие шаги. Потом – какое-то шебуршание. Кажется, кто-то пытается сдвинуть в сторону ящик. Но не так, как это сделал бы сильный взрослый мужик, рывком приподняв его и переставив в другое место, а действуя на пределе своих силенок, помаленьку сдвигая ящик в сторону, чтобы освободить пролаз.

Не смея поверить собственной догадке, Дольникова тихо позвала:

– Иван? Я здесь, внизу… Ваня, это ты? О-ох, сынуля…

Использовав несколько досок и брусков, заклинив их крест-накрест в самой узкой части колодца, она мигом соорудила себе «козлы». Используя эту шаткую конструкцию в качестве подставки для ног, она теперь могла, вытянувшись в полный рост, свободно касаться решетки. Балансируя на досках, потянулась всем телом вверх. И теперь уже могла поддеть ящик снизу, действуя кончиками пальцев. Так, общими усилиями, удалось сдвинуть дело с мертвой точки.

– Иван, где ты? – позвала. – Я тебя в темноте не вижу… Дай мне руку, сынуля…

Она нащупала пальцами худое мальчишечье запястье. Едва удержалась, чтобы не зареветь в голос, так ей вдруг стало жалко и себя, и этого несчастного мальчика, у которого, кроме нее, собственно, нет ни родных, ни близких – никто его не защитит, никто не возьмет на себя заботу о его будущем.

– С тобой все в порядке? Будь осторожен, Иван, здесь, на «блоке», есть недобрые люди.

Мальчик не произнес ни слова, но зато она ощутила легкое пожатие. Жаль, конечно, что Иван, ее сынуля, не разговаривает. Но она его понимает, понимает без слов. А говорить здесь ей больше не с кем. Кругом – одна мразь. Предатели, для которых нет ничего святого; головорезы всех мастей – по обе линии фронта, да еще насильники, как эти трое контрактников, сущих скотов.

– Иван, они запирают решетку на замок, – прошептала Дольникова. – Ты пока тихонько постой рядышком, а я попытаюсь отпереть или взломать этот чертов замок…

Она подтянулась на руках, насколько смогла. Вначале просунула согнутую в локте руку между прутьями, потом уперлась подошвами в стену – ширина зиндана была лишь немногим больше метра, – плечами теперь она упиралась в противоположную стенку. Кое-как «расклинилась» и тут же приступила к делу.

Металлическая рама, как и предполагала Дольникова, была вмурована в бетонное перекрытие. Она примерно представляла себе, где устроен зиндан – в недостроенном бункере с узкими бойницами и низким лазом вместо дверей, который располагается в сотне с небольшим метров от укреплений блокпоста. Наверное, чеченцы взялись соорудить здесь один из своих опорных пунктов, а заодно оборудовали на своем объекте зинданчик – как же без тюряги?

Вот и сменившие их здесь федералы такого же мнения придерживаются: коль уж существует «крытка», значит, кто-то должен в ней сидеть.

Дужка замка была продета через две скобы, а сами эти скобы приварены одна к решетке, другая к раме. Будь под рукой «фомка» – и то еще неизвестно, удалось бы при ее помощи взломать эту преграду, а уж голыми руками здесь и подавно не справиться.

Дольникова по-паучьи распласталась в верхней части узкого каменного колодца. Высвободила правую руку и принялась шуровать в замочной скважине полусогнутым гвоздем, который пыталась использовать в качестве отмычки.

Поза была крайне неудобной, поскольку требовала больших физических усилий. От дикого напряжения у нее мелко дрожали коленки, затем и руки стали слабеть. Почувствовав, что вот-вот свалится на дно колодца, ухватилась обеими руками за прутья и мягко опустилась на шаткие «мостки».

Отдохнула немного, затем возобновила свои упражнения. При этом ни на секунду не забывала о своем мальчике, шептала ему какие-то ласковые слова, старалась как-то подбодрить – и не только его, но и себя.

Иван нашел внутри бункера металлический прут, но он оказался чересчур тонким, гнулся и как «фомка» не годился. Дольникова, в свою очередь, перепробовала в качестве отмычек несколько гвоздей, загибая их и так и этак; по-всякому ковыряла этим негодным инструментом в скважине замка и даже попыталась вырвать сам замок из креплений…

Казалось бы, совершенно пустяковое дело – отпереть обычный амбарный замок.

Ну-ка, попробуем еще раз… Еще одна попытка… И еще…

Бесполезно. Ничего у нее не получится…

К тому же возникло стойкое предчувствие, что вот-вот начнет светать.

Выждав немного времени, чтобы восстановить дыхание, Анна спокойно проговорила:

– Боюсь, без ключа не отпереть… Я позже что-нибудь придумаю, Иван, дай мне только время сообразить… Светает уже, да? Будет лучше, если сейчас уйдешь. Спрячься где-нибудь хорошенько, ладно? На «блок» не ходи, здесь нехорошие люди, не все, конечно, но есть очень плохие. Они могут тебя обидеть… Знаешь, где ферма? Вот там и жди меня. Я обязательно сбегу отсюда. Или они сами меня выпустят…

Она стояла на шатких «мостках», и по ее щекам текли слезы.

– Ты, наверное, голоден? Бедненький ты мой…

Мальчик передал ей какой-то сверток, протиснув его сквозь прутья решетки. Дольникова развернула газету: в свертке были продукты – кружок колбасы, краюшка хлеба и плитка шоколада, та самая, что презентовал им еще в Первомайском старлей. Все это ей удалось определить на ощупь, потому как по-прежнему в зиндане царила кромешная темень.

Солдат, который навещал ее здесь и даже разговаривал с ней, рассказывал, что Иван днем появлялся на «блоке» и что ему удалось передать какую-то еду. Выходит, что ее мальчик даже не притронулся к пище, сохранил продукты для нее.

Как здесь не дать волю чувствам?

Нет, слезами не поможешь. Надо собраться и во что бы то ни стало переломить неблагоприятный ход событий. Потому что сейчас она ответственна не только за себя, но и за судьбу этого необыкновенного человечка.

– Иван? Спасибо тебе, миленький! Я взяла немного еды, хлеб и вода у меня здесь есть… Остальное возьми с собой, тебе тоже надо поесть. Спрячься на «ферме», там ведь сейчас никого нет, верно?

Она передала сверток обратно и пожала на прощание узкую горячую ладошку.