Отель сокровенных желаний - Антон Леонтьев

Кажется, Аглая кивала в сторону певицы, но что это означало?

Наконец длиннющая ода подошла к концу, раздались аплодисменты, правда, не очень бурные, и Розальда плавно махнула рукой, украшенной перстнем с черной жемчужиной.

Все тотчас смолкли, и певица произнесла на русском, правда, с сильным французским акцентом:

— Мои друзья! Как же я рада прибыть в столицу той заснеженной и бескрайней страны, посетить которую я хотела всю свою жизнь и с которой меня связывают нити гораздо более крепкие, чем вы можете себе представить…

Антонина подавила улыбку — Розальда явно вела речь о своем романе с великим князем, однако намек могли понять только посвященные, коих среди собравшихся, не считая ее самой и ставшей случайно носительницей чужого секрета горничной из петербургского отеля, не было.

Ее слова прервали аплодисменты, и Долоретти снова вскинула руку.

— И посему я хочу сказать, что испытываю непередаваемое счастье оказаться в городе, в котором я никогда еще не была, но с которым меня тем не менее связывает столь много волнительных воспоминаний, что…

Она смолкла, Антонина подумала, что великая певица забыла слова торжественной речи, которую наверняка заранее заготовила и выучила наизусть. Хотя память у певиц должна быть хорошая…

Тут произошло нечто неожиданное. Вскрикнув и выпустив из рук охапку цветов, которые с шелестом полетели на паркет, мадам Розальда вдруг перешла на родной итальянский. Указывая куда-то в глубь холла, она громко закричала, и Антонина уловила слово «Mefistofele». А затем, вскрикнув еще раз, певица грузно осела на усыпавшие пол цветы, прямо под парадными портретами государя императора и его почившего в бозе августейшего родителя.

Возникла короткая пауза, которой Антонина успела воспользоваться. Все, конечно же, таращились на потерявшую чувства великую певицу, не придавая значения жестам Розальды, а вот старшая горничная посмотрела в том направлении, в котором ткнула несчастная женщина до того, как повалилась без чувств.

И заметила открывающего дверь в подсобные помещения посетителя, точнее, его короткий черный плащ и черные вихры, увенчанные короткими рожками.

Это был Мефистофель!

И импресарио, и Аглая с Викентием, и Прасагов кинулись к потерявшей сознание гостье, а Антонина устремилась к двери, за которой скрылся этот самый странный субъект, переодевшийся в Мефистофеля.

Она вбежала в помещения, в которых постояльцам делать было нечего и к которым они, собственно, не имели доступа, однако поняла, что в длинном коридоре никого нет.

Антонина бросилась вперед, заметила распахнутую дверь черного хода, выбежала во внутренний дворик и убедилась в том, что никакого Мефистофеля нет и здесь.

Однако ее внимание привлекла калитка, которая обычно запиралась на замок. Девушка удивилась: отчего она открыта? И вдруг заметила на кусте шиповника рядом с калиткой что-то тонкое и черное.

А присмотревшись, поняла, что это нити, вырванные, судя по всему, из того самого черного мефистофелевского плаща: значит, субъект, напугав Розальду до полусмерти, так торопился скрыться, что зацепился плащом за шиповник…

Оставив все, как есть, Антонина вернулась в холл, где, конечно же, наткнулась на Аглаю.

— Где тебя черти носят, Величай? — крикнула она, заметив старшую горничную.

— Я звонила в уголовный розыск, — быстро проговорила Антонина. — Господину Лялько, как только он появится у себя в кабинете, тотчас передадут о происшествии в «Петрополисе». И он тотчас отправится сюда. Дорогу он, увы, слишком хорошо знает…

Выпучившись на нее, Аглая побагровела и, ударив в пол тростью, прошипела:

— Что ты сделала, Величай?! Тебе кто позволил? Все, мое терпение лопнуло! Ты уволена!

— Разрешу себе заметить, что хозяин «Петрополиса» не вы и не ваш сын, а Евстрат Харитонович, — произнесла спокойно горничная, — и только ему надлежит брать на работу и давать расчет.

Подоспевший к ним Викентий, надвигаясь на Антонину, с угрозой произнес:

— А ну катись отсюда, сыщица! Все вынюхиваешь, с полицией якшаешься, втравливаешь нас во всякие истории…

— Антонина права, — раздался тихий голос, и девушка заметила молодого Прасагова. — Вы, тетушка Аглая, угомонитесь. И ты, Викентий, не веди себя так, словно «Петрополис» принадлежит тебе. Это мой отель!

Аглая в бессильной злобе заскрежетала зубами, а Викентий погрозил из-за спины Прасагова Антонине волосатым кулаком.

— Я доволен твоей работой, однако ты должна объяснить, отчего вызвала Лялько, не испросив моего изволения, — произнес Прасагов, обращаясь к девушке.

Антонина, не отвлекаясь на мелочи, поведала ему о подметном письме, а также о появлении Мефистофеля.

— Только этого нам не хватало! — произнес горестно Прасагов и запустил в волосы руку, увенчанную большой старинной, доставшейся в наследство от покойного отца, печаткой. — То непонятные исчезновения наших гостей, то множащиеся тревожные слухи, то постоянные визиты полиции, то теперь подметное письмо и черт собственной персоной!

Однако, собравшись, он тихо сказал:

— Ты правильно сделала. Лялько — человек рассудительный, спокойный и надежный.

А потом, понизив голос, спросил:

— Это был настоящий… Мефистофель?

Антонина, не вполне понимая, что имеет в виду молодой хозяин, ответила:

— Думается, нет. Настоящего ведь в природе не существует. Нет, это был определенно кто-то, вырядившийся, как оперный Мефистофель. Таким никого не испугаешь, разве что впечатлительных особ в темноте, а сейчас день. Мадам Розальда, конечно, впечатлительна, но не до такой степени. Однако кто-то явно знал о ее страхе перед Мефистофелем и воспользовался этим. И это значит, что нам нужно принять всерьез угрозы убить ее!

Прасагов вздохнул, пригладил волосы и заявил:

— С Лялько поговоришь сначала ты, а потом приведешь его ко мне в кабинет. Аглаи с Викентием не опасайся, они, пока я являюсь хозяином «Петрополиса», тебе не причинят вреда…

Антонина не стала задавать вопроса, на который Прасагов, конечно, не ведал ответа: а как поступать после того, как он перестанет быть хозяином отеля?

Роман Романович Лялько прибыл не к парадному входу и не на автомобиле, а прикатил на велосипеде, как он это часто делал, к черному. Антонина, зная о его привычке, уже поджидала сыщика там, чтобы ввести его в курс дела.

Лялько, высокий господин со стриженной бобриком квадратной головой и смешными бакенбардами, соскакивая с велосипеда, произнес:

— Не ждали меня так быстро? Я был на задании, и вам повезло, что я вернулся к себе через десять минут после того, как вы позвонили. Ну, что у вас тут? Снова кто-то исчез?

— Мефистофель разбушевался, — сказала Антонина и указала на развевавшиеся на легком ветерке черные нити на кусте шиповника. А затем вкратце поведала Лялько обо всем, что произошло в «Петрополисе».

Роман Романович, внимательно выслушав ее и по привычке склонив набок квадратную голову, извлек из внутреннего кармана пиджака небольшую плоскую стеклянную пробирку и пинцет, при помощи которого снял нити с куста и поместил в пробирку.

— Я работаю над методом установления происхождения того или иного текстильного волокна, — заметил он, забирая улику. — Ведь даже подобная нить может сказать нам очень много о преступнике!

— И его можно будет изобличить, как злодея в романе господина Державина-Клеопатрова «Красная нить смерти»! — возликовала Антонина. Лялько, отнюдь не жаловавший подобную литературу и находя, что полицейские представлены в ней кретинами, а частные детективы — гениями, заявил:

— В любом случае, если удастся установить, что в одеянии подозреваемого не хватает этих нитей, то это повлечет за собой массу неприятных вопросов с моей стороны. Итак, а теперь я желаю взглянуть на подметное письмо…

Они через черный ход проследовали в «Петрополис». Словно ожидая появления Лялько, впрочем, она могла и в самом деле ожидать, на них коршуном бросилась Аглая.

— Роман Романович, как же хорошо, что вы по моему настоянию были вызваны к нам! — не краснея, соврала она. — Величай, можешь идти на кухню и проследить за тем, как идет подготовка к ужину…

Она явно хотела остаться с Лялько наедине, но тот весьма сухо заявил, что был бы только рад, если бы в «Петрополисе» больше не имели места таинственные происшествия, и был бы не прочь заниматься расследованиями иных дел.

— Давайте я провожу вас к Евстрату Харитоновичу! — не унималась Костяная Нога. — Он ждет вас, он поручил мне сопроводить вас к нему в кабинет.

Она снова врала, но Антонина не стала возражать. Аглае явно не терпелось сообщить что-то Лялько, и разумнее всего было не препятствовать этому, дабы потом узнать от работника уголовного розыска, что же старуха пыталась ему внушить.