Френдзона для бэдбоя (СИ) - Лари Яна

— Прошлое, — тоном намеренно на этом ставлю точку. Он мне не Лина и перемывать кости своему непосредственному, пусть и невыносимому, начальнику я не собираюсь.

Радует, что Герман ответом вроде как удовлетворён и, о чудо, подробностей не спрашивает. Уже плюс, значительно повышающий настроение. Осталось всего ничего, выяснить какое ему дело до наших отношений, на работе никак себя не проявляющих и, наконец, доесть спокойно свой нехитрый обед.

— Прости, если лезу не в своё дело, но хочу, чтобы ты понимала, что происходит.

О как. Будто мысли читает, даже вокруг да около ходить не пришлось.

Непонятно откуда взявшееся волнение, вынуждает спрятать колючки и заинтересованно податься вперёд.

— Буду вам очень за это признательна.

А этот сердцеед доморощенный, словно хищник почуял слабину — покровительственно понижает голос и начинает интенсивно источать флюиды флирта.

— Тебе признательна, — вкрадчиво поправляет Герман. — Мы ведь наедине.

Мысленно возвожу глаза к потолку. Ей-богу, в его тоне слышно, как звенят подбиваемые ко мне клинья. И хотя Герман мужчина привлекательный, самолюбие довольно мурлычет, а кокетничала я последний раз давным-давно всё с тем же заразой Мартышевым… Ничто из вышеперечисленного не в силах перебить желания поскорее услышать, чем Макс ещё горазд меня удивить.

— Мне нужно время, чтобы привыкнуть, — отвечаю, недовольно морща нос. Вот что за паршивая привычка разжечь интерес и отойти от темы так далеко, что человеколюбие с концами сваливает куда-то за горизонт?! — Так что всё-таки происходит такого, что наши с руководителем SEO-отдела имена вдруг фигурируют рядом в одном предложении?

— Не дай его обаянию ввести себя в заблуждение, — тут Герман выразительно вздыхает, демонстрируя неожиданно отечески-строгое отношение к Мартышеву. — Макс выдающийся профессионал. Без преувеличения. Но подчинённый просто ужасный. Помню, он ещё подростком своенравным был, проблемным. Поначалу мы с его отчимом списывали это сумасбродство на переходный возраст. Думали, со временем вправим мальчишке мозги, парень ведь действительно башковитый, только берегов совершено не чувствует. Как только ни пытались: и кнутом, и пряником, и ежовыми рукавицами — всё ему нипочём. Не знаю, что в той бедовой головушке должно перещёлкнуть, чтобы Макс начал взрослеть. И я не в том возрасте, когда простительно верить, будто для этого достаточно пресловутой силы любви. Видишь ли, на его счету таких хороших девочек с ресепшена десятки.

Ожидаемо, но всё равно сильно неприятно.

— Да уж, характеристика исчерпывающая. Хотя ничего нового я не услышала, — с кривой улыбкой киваю правдивости сложившегося у меня о Максе мнения. — Ну что ж, Герман. Как очередная «хорошая девушка с ресепшена» благодарю за доверительность и заботу… А как мать его дочери, признаюсь откровенно: увлечение проблемными парнями для меня этап пройдённый, с последствиями ознакомлена и пока сильно не уверена, что хочу повторить. Поэтому Макс о нашем разговоре знать не должен. Надеюсь, моя маленькая тайна останется между нами?

— Разумеется… — озадаченно тянет шеф, всем своим видом намекая на не менее откровенное продолжение разговора. — А ведь мне уже так осточертели его выходки, что пришлось поставить ультиматум: новая сотрудница не должна видеть в нём мужчину. Ты заставила меня изрядно поломать голову, что с вашими взаимоотношениями не так.

Нет, это, конечно, хорошая новость, подпитывающая мои скромные надежды на то, что Макс помог мне трудоустроиться в приступе заботы, а не интрижки ради. Однако глядя в серьёзные и даже местами сочувствующие глаза шефа, возникает стойкое впечатление, что я чего-то ещё не знаю.

— Что он опять придумал?

До последнего надеюсь на происки собственной мнительности. Но разоблачитель в лице сияющего участливой улыбкой начальника безжалостно вскрывает мыльный пузырь, в котором так радужно переливались мечты о простом женском счастье.

— Поспорил, что тебе перед ним не устоять.

— Что?!

Спор?! Совсем обалдел, собака сутулая…

Вот значит, как он исправиться изволил! Да ничего ж себе рецидивист в овечьей шкуре!

Герман склоняет голову набок, лукаво прищуриваясь в ответ на моё неприкрытое возмущение.

— Говорю, стоило сказать, что у меня на тебя серьёзные виды, азарт в этом поганце достиг апогея.

Вскакиваю из-за стола, вонзая каблук в упавшую розу и чуть сжимаю пальцами плечо шефа, удерживая его на месте.

— На будущее: о своих «серьёзных видах» первой сказать нужно женщине. В том, чтобы щеголять сердечными планами перед соперником нет ничего серьёзного.

— А вы похожи, — чему-то безмятежно улыбается Герман.

— Чем же? — спрашиваю рассеянно, глядя на наручные часы.

— Оба подкупаете прямотой и мозгами, а не заискивая перед начальством. Уважаю.

— Кстати, уважению неважно на «вы» мы говорим или на «ты». Симпатией оно от этого не станет.

— Я тебя услышал, Марьям.

— Прошу извинить меня, если прозвучало резко. Приятного аппетита.

Некогда разводить демагогию. Хотя… приятно, чёрт побери, что меня с первых дней не уволят за острый язык. Вот как нужно принимать отказы! Не то, что этот Макс гадкий… Ну ничего. В запасе ещё полчаса обеденного перерыва. Нам хватит, чтобы немного поиграть в плохую девочку.

Макс

— Витя, я же просил, никакой самодеятельности, это не тот случай. Делаешь ровно то, что мы обсудили. После обеда будем тестить, сам убедишься.

Витя, наш новенький, заводит шарманку по второму кругу. Задачу приходится разъяснить ещё раз, на максимально понятном ему языке, периодически взбадривая салагу крепким словцом, до тех пор, пока он не сдаётся на милость моих аргументов.

Деликатный стук в дверь не повод отказываться от намеренья смочить пересохшее горло глотком кофе. Отвечаю сухим: «войдите»… и едва не проливаю остывший напиток на себя!

— Ого… Держи себя в руках. Мы на работе, — иронизирую сдавленно, во все глаза разглядывая запирающую дверь кабинета Ахметову.

Полыхая раскрасневшимися щеками и всем своим видом демонстрируя вселенскую одержимость, Мари быстрым шагом добирается до моего стола. Как будто пятки кто поджёг, ей-богу!

— У нас сейчас обеденный перерыв, Макс. Хочешь потратить оставшиеся полчаса на разговоры?

Марьям даже не пытается выглядеть соблазнительно, но менее горячей от этого не кажется. Сияет так, будто только что в неравной схватке одержала победу вместе с правом растерзать меня на сувениры. Мне, конечно, лестно ощущать себя трофеем, но чёрт возьми! Во всём этом чудится грандиозный подвох.

— Я, вообще-то, собирался спуститься в кафетерий. Можем совместить… — Чуть отъезжаю на кресле, пропуская её, и осоловело наблюдаю за тем, как Мари усаживается передо мной прямо на стол.

В комнате, залитой золотом осеннего солнца, зрение начинает плыть, не в силах на чём-то одном сфокусироваться. Тут и блузка, как всегда, тщательно выглаженная, на целых три верхних пуговицы расстёгнута. И колготки красиво обтягивают острые колени. И кулон на короткой цепочке, когда она склоняется, мельтешит перед глазами…

Туда-сюда… Туда-сюда…

Я не знаю, как на это реагировать, если честно. Точнее, знаю, но с ней здесь и сейчас это неправильно. А как правильно никак не соображу. Потому что инстинкты уже проглотили наживку и бороться с ними мне откровенно в диковинку.

— Давай ты сперва покажешь, как возмужал за эти годы, а то как-то глупо получается, бегаю, сама не знаю от чего. Удовлетвори моё любопытство… Потом можешь засесть в своём кафетерии хоть до вечера, — непринуждённо предлагает Мари, касаясь пальцами моего лица.

Искренне надеюсь, что она это делает не с целью стереть остатки проглоченного утром бутерброда. Почти не спавший и чумной сорвался в офис, даже в зеркало не глянув. Мало ли…

— Ахметова, что ты делаешь?

Мари так близко, что здравомыслию между нами негде протиснуться. Стараюсь не терять голову. Не знаю, зачем она меня провоцирует, но я теперь примерный семьянин и в целом серьёзный, ответственный перец. Ночью так и решил — больше никаких косяков. У меня растёт дочь! Жена бунтует… Будущая. Так что цыц, рефлексы! Хозяин я себе или нет?!