Френдзона для бэдбоя (СИ) - Лари Яна

Френдзона для бэдбоя

Яна Лари

Инициатива — дело наказуемое

Пять лет назад…

— Эй, кто там?

Кустарник дикой розы снова отвечает стоном. Хриплый мужской голос заставляет инстинктивно попятиться назад.

Лезть в колючки, чтобы выяснить кому там приспичило экстренно прилечь, так себе перспектива, если честно. Не то чтобы я была трусливой, но и не бессмертная ведь. Октябрьские сумерки уже набросили на город паутину густого тумана, а отец, как назло, уехал на ночную рыбалку. Я дома совершенно одна и геройствовать без подстраховки страшновато.

Стон повторяется. Уже громче, внятнее.

Вариант просто запереться в доме с хлипкой дверью даже не рассматриваю. Во дворе хоть простор для манёвра есть, рвану к соседям в случае чего.

— Эй, — повторяю чуть громче на свой страх и риск. — Вы меня слышите?

На этот раз говорящие кусты во дворе моего дома отзываются сдавленным трёхэтажным…

И тут, как водится, вырисовываются сразу две новости.

Хорошая: незваный гость выбирается из дебрей самостоятельно. Правда, с трудом, но всё же.

Плохая: я этого шайтана знаю.

В общих чертах, Мартышев — худшее, что может произойти с любой приличной девушкой. Воплощённый хаос. Наглый, невыносимый, непостоянный, неудержимый, и ещё адова куча «не», вытекающая в категоричное: не вздумай связываться!

Ну почему я? Почему именно он? На планете миллиарды людей, но свалиться мне во двор на ночь глядя сподобился именно Макс — сын нашего завуча, избалованный безнаказанностью оболтус, нарушитель общественных норм и заветная мечта всех старшеклассниц.

Вспомнить страшно, сколько подруг он перессорил играючи. Вечно заигрывал то с одной, то с другой. Я так ждала, что после выпускного наши пути навсегда разойдутся! Что, наконец, смогу дышать нормально, без этой непонятной тяжести в груди.

Мне бы в дом забежать, запереть дверь на все полтора замка, захлопнуть прогнившие окна. Но я стою столбом, словно прибитая к месту взбесившимся сердцем.

— Макс?.. Тебе больно, наверное… Кто тебя так?

Отступаю теперь уже осознанно, обречённо глядя на то, как моя находка нетвёрдо встаёт на ноги. С силой сжимает голову обеими руками, оценивающе смотрит на меня исподлобья.

Мы раньше если и встречались взглядами, то по случайности. Я его всегда сторонилась, Макс меня, всегда подстриженную под мальчика, угловатую и мелкую в упор не замечал. А теперь таращимся друг на друга словно впервые.

Что сказать… Мартышев преступно смазливый даже с глубокими ссадинами во всё лицо. Вот кому повезло в генетической лотерее выиграть джекпот. Только глаза у парня больно жуткие. На фоне густых тёмных бровей и волос сразу привлекают внимание. Светло-серые, будто мутное стекло. Пустые.

А я что? Я ничего. В безразмерном свитере и бесформенных джинсах — мой парадный костюм на все случаи жизни. Только громоздкие очки с поступлением в вуз сменила на комфортные линзы и волосы впервые за много лет отросли до лопаток. Не его полёта птица. Так, обычный воробышек…

Он ещё раз ощупывает меня взглядом с ног до головы. Серые глаза выдают мгновенную борьбу всех мыслимых эмоций, начиная недоумением и заканчивая каким-то смущающим интересом.

— Откуда ты знаешь моё имя?

— Мы учились в одном классе. Я в десятом к вам перевелась, — добавляю терпеливо, не обнаружив на избитом лице признаков узнавания.

Тут удивляться нечему. Мне кажется, даже отец периодически забывает, что у него один сын, а не два.

— Точно. — Щёлкает он пальцами в воздухе. — Марьям, кажется?

— Ну хоть имя запомнил.

С досадой закусываю губу, сообразив, что ляпнула это вслух. Может ведь неправильно понять. Вернее, очень даже правильно…

— Редкое просто. — Мартышев в своей манере вальяжно надвигается, а у меня сердце истерично подскакивает к горлу. Дышу как загнанный зверёк. Это преступление подходить так близко! Ближе, чем подошёл бы любой человек, уважающий чужое пространство. — А кто ты по национальности, Марьям?

— Всего понемногу, — мне почему-то очень сложно говорить, язык не слушается. Пожимаю плечами, заполняя паузу, взятую на то, чтобы сглотнуть. — Отец — татарин, мать русская… была.

Он останавливается, лишь подойдя ко мне впритык. В нос ударяет запах сырой земли и неприятностей. Адреналин зашкаливает, создавая в голове нервирующий вакуум.

Я как-то видела Мартышева в драке. На редкость отбитый и отчаянный противник. Соперников явно было больше, но и он никогда не бил без повода, всегда заступался за девушек, защищал слабых — черта, которая в нём подкупает.

На этом всё. В остальном он годный только пакостить.

— Тебе не влетит за то, что ты со мной болтаешь? — Что примечательно, такая вероятность совсем не мешает ему без спроса трогать мои волосы. — Общаться с мужчинами наедине тебе точно можно?

Чувствую щекой его горячее дыхание и мне дурно становится. В лёгких тесно, а в голове — шумно.

Ответить «нельзя» — значит солгать.

А «можно» самовлюблённый нахал непременно расценит как флирт. Надо бы как-то экстренно собраться с мыслями, иначе, боюсь, станет слышно как неровно стучит моё глупое сердце.

— Как и любой твоей подружке, — выдаю сухо, выдёргивая тёмный локон из его загребущих пальцев. — Важно не то что запретят, а то, что девушка сама себе позволит.

— Забавная ты малышка, Мари, — задумчиво хмыкает Макс, отступая на шаг. — Ну, я пошёл?

— Иди, — выдыхаю с облегчением.

«Сдалась ты ему» — ядовито хихикает внутренний голос. Все два года, что я его знаю, Мартышев на невзрачных мышек вроде меня никогда не заглядывался.

Вдруг налетает порыв ветра. Начинает капать дождь.

Смотрю, как он, западая на левую ногу, плетётся к калитке. Кренится весь будто Пизанская башня. Сгорбленный, с оторванным рукавом толстовки, гармошкой сползшей по предплечью. И жалко так смутьяна становится, аж в груди саднит.

В этом вся я. Вечно мне больше всех надо.

— Да чтоб тебя… — выдыхаю вслух, задвигая подальше голос разума. — Эй! Вернись, хоть ссадины обработаю.

— Может, ещё и завтраком угостишь? — не теряется Макс.

Вот это хватка у человека! И наглости, естественно, без меры.

— Может, сразу распрощаемся? — пресекаю неудачную шутку.

Повторять не приходится. Макс возвращается довольно резво для своего состояния, а я сжимаю крепче в пальцах тощий пакет, тихо с себя же балдея. Сходила, называется, в магазин за хлебушком.

Вот что должно быть в моей голове, чтобы впустить парня в дом? Уточняю — в пустой дом, где кроме нас не будет никого. Вообще никого. А учитывая сомнительную репутацию Мартышева, добром этот акт доброты точно не кончится.

Мартышев внаглую заходит в дом первым. Я даже не успеваю привычно устыдиться нищеты. Не то чтобы хотелось казаться зажиточнее, чем мы есть, но редкие гости обычно не скрывают брезгливой гримасы. Не самое приятное чувство.

Что ж, мне повезло не видеть выражения его лица. Макс уверенно прёт вперёд по узкому коридору, оставляя грязь с подошв на свежевымытом полу.

Не сказать, что я удивлена. Просто успела забыть, что нормами приличия он предпочитает подтираться, как в принципе любыми существующими правилами.

Действительно, зачем разуваться?

Не пачкать же в этой халупе свои белоснежные носки.

При других обстоятельствах я бы не смолчала, но сейчас всё ещё пребываю в лёгком шоке от его живописного вида. Даже не знаю, что меня больше выбивает из колеи: тот факт, что я сама пригласила этого пройдоху в дом, его неожиданное согласие или отвешенный с барского плеча комплимент.

А я и поспешила растаять!

Недаром говорят, глупость заразна. Ссадины обработаю и пусть чешет.

Прописав себе воображаемый подзатыльник для ускорения, оттесняю прыткого гостя к стене.

— Дождись меня здесь. — Встаю перед Максом, строго упирая руки в бока.