Враги целуют жадно - Людмила Сладкова

его ладонь, плотно прижатую к ее рту, к губам, и испепелять ублюдка разъяренным взором. А в ответ… безвозвратно тонуть в его темных глазах. В расширенных зрачках.

Забыв обо всем, растворяться во взгляде своего врага - диком, посоловевшим, немигающем. Он действовал на Аню странно. Лишал воли и порождал предательскую дрожь в каждой клетке ее напряженного наэлектризованного тела. Заставлял сердце беспокойно замирать в груди, а потом срываться в галоп, сотрясая мощными толчками грудную клетку. Это пугало и злило одновременно. Вынуждало негодовать и кипеть от гнева, восклицая:

«Чертов мажор! Как он смеет прикасаться ко мне? Чтоб он провалился!»

Вадим, к слову, тоже спокойствием не отличался. Он хмурился, удерживая Аню в своем плену. Надрывно пыхтел, опаляя девушку горячим дыханием.

Прижимался к ней все плотнее и плотнее. Толи неосознанно, толи намеренно. Но факт оставался фактом – даже сквозь слои одежды Аня ощущала все рельефы его торса. Каждую впадинку. Каждую мышцу.

А еще жар, исходящий от его тела. Жар, перетекающий и ей под кожу.

Как раскаленная ртуть. Как губительный яд. Как смертоносная отрава.

«Да что же это? Что со мной творится? Я будто… собой не владею!»

Не в силах более справляться с абсолютно новыми для себя эмоциями – обезоруживающими и сокрушающими, Аня судорожно выдохнула и зажмурилась. Но почти сразу распахнула веки, настороженно уставившись на Збруева. Ей показалось, что он тайком… нюхает ее волосы. Или все же, нет? Тогда почему висок так реалистично ошпарило его горячим дыханием? Прямо… кипятком лизнуло! И кожа сплошь покрылась мурашками?

Но доказательств у нее не было. Лишь догадки и полнейшее недоумение:

«Какого хрена? Что происходит? Зачем он… господи!»

Сражаясь за последние крохи самообладания, Аня притихла. Покосилась на Вадима. И чем дольше она смотрела на него, тем сильнее истончалась ее связь с реальностью. В какой-то момент воображение и вовсе сыграло с ней злую шутку. Перед мысленным взором пронеслись такие картинки… такие образы, что Аня вздрогнула. Дернулась, как от удара кинжалом прямо в сердце. Збруев воспринял это, как попытку освободиться и отреагировал соответственно – предостерегающе рыкнув, усилил хватку. Аня болезненно поморщилась, отмечая про себя, что этот бугай-переросток все же чертовски силен. И… красив. Действительно красив. Раньше она этого не замечала.

«Ай! Ну, что за бред? Мне и сейчас на него по барабану!»

Жадно и часто втягивая носом спасительный кислород, Аня вновь зажмурилась. Поддавшись порыву, позволила фантазиям взять верх над разумом. Всего на секундочку, но… даже это было ошибкой. Фатальной.

Будто наяву она видела, как Вадим убирает руку от ее рта. Мягко очерчивает его контур подушечкой большого пальца. Завороженно следит за своими действиями. Замирает. А потом вдруг… срывается. Глухо стонет и накрывает ее губы своими губами. И требовательно целует ее, подчиняя своей воле.

Все ощущалось настолько остро, настолько реалистично, что Аня едва не подалась навстречу Вадиму. Навстречу его губам. Вернее, подалась. Но вовремя спохватилась. Успела сохранить достоинство и не наделать глупостей. Да и ладонь его, затыкающая ей рот, служила препятствием.

Это отрезвило. Взбодрило. Тяжеленным обухом ударило в голову.

«Боже!» - безмолвный крик застрял где-то в горле. - О чем это я… только что… думала? Что на меня нашло? Я совсем спятила?»

Аня онемела от шока. Ужаснувшись своим мыслям, прикусила щеку изнутри.

Ее порочное видение рассеялось, оставляя после себя полнейший хаос. Всплеск адреналина в крови и дикое смятение в душе. Да, возвращение к реальности оказалось болезненным. Знатно ошалев от игр своего разума, Аня уставилась на Збруева широко распахнутыми глазами. Теперь она смотрела на него иначе. Настороженно. Испуганно. Как на угрозу. Реальную угрозу!

Потому и начала брыкаться, в надежде освободиться. Вкладывала в сопротивление все свои силы. Но… сдвинуть с места этого бугая не вышло.

Более того, ломая ее жалкое сопротивление, Вадим мучительно скривился.

- Прекрати! – грозно прошептал ей прямо в ухо, нечаянно касаясь губами кожи. – Не трись об меня! Не извивайся! Замри, вообще, и… не дыши!

Ох, ответила бы она ему сейчас. И не только взглядом, способным вспороть его яремную вену. Но… дверь в туалет осторожно распахнулась. В звенящей тишине раздался противный голосок Полозовой, похожий на шипение змеи:

- Вадим?

Словом, замереть и не дышать пришлось им обоим. Особенно, когда Ксюша прошествовала внутрь, монотонно постукивая по кафелю каблуками.

- Вадюш, ты здесь? – повторила она приторно, слащаво.

Разумеется, он не отозвался. Лишь от досады губы в тонкую линию сжал и голову склонил. Словно за свой опрометчивый поступок вину чувствовал.

На что Аня лишь мстительно прищурилась, транслируя ему без слов:

«Так тебе и надо! Ты мог это предотвратить! Достаточно было просто уйти отсюда первым. Но ты, за каким-то дьяволом решил сыграть в…»

Она не закончила мысль по одной простой причине – в глазах своего врага отчетливо прочитала:

«Все из-за тебя, Стеклова! Все из-за тебя! И ты мне за это ответишь!»

Тем временем, что-то мурлыча себе под нос, Ксения открыла кран и судя по звуку, сполоснула руки. Вытерлась бумажными полотенцами. А потом вдруг:

- Хм! А что тут у нас такое?

Пауза. Шуршание. И фраза, от которой у Ани сердце пропустило удар:

- Я виноват. Сожалею. Как интересно!

Вадим беззвучно выругался, а Аня изумленно вскинула брови, осознав:

«Открытка! Этот придурок обронил открытку из букета!»

Ее догадки подтвердились, когда в туалет вошел кто-то еще.

- О, Никитос! – мило проворковала Полозова. – Ты очень кстати!

- Да-а-а-а? – не менее кокетливо протянул Клюев. – Тогда я…

- Взгляни, - бесцеремонно перебила его девушка. – Это то, о чем я думаю?

- Да. Послание для Стекловой. Я лично видел эту записку у нее в букете.

- Как она здесь оказалась?

- Меня больше заботит, кто ей это прислал!

- Да что гадать? – хмыкнула Ксюха с издевкой. – Хлюпик какой-нибудь!

- Думаешь?

- Уверена. Никто нормальный на эту мышь не поведется.

От услышанного Аня впала в ярость:

«Что? Это я-то мышь? Ах ты сука!»

Желание выдать свое присутствие и устроить этим двоим грандиозный разнос становилось нестерпимым. Забыв об осторожности, она попыталась вырваться из оков Збруева. Да только тщетно все.