Диалоги - Диас Назихович Валеев

Молчание.

Первый раз вышло. Во втором удалось поднять только два взвода. Половина батальона вообще попала в ловушку! Третий батальон снят с марша. Почему? Плохая подготовленность к операциям?

Б а т т а л. Что ты хочешь сказать?

Д ж а л и л ь. Может быть, и плохо подготовились. А если дело в том, что абвер заранее стал узнавать обо всем?

К у р м а ш. У меня такое же ощущение.

Б а т т а л. Может, перенести дату восстания. Передвинуть поближе? Подстраховаться нужно чем-то.

Д ж а л и л ь. Если выступление состоится раньше, не четырнадцатого августа, в годовщину легиона, резонанс не будет столь широк. На процедуре годовщины должны быть высшие чины из восточного министерства, управления безопасности, верховный муфтий из Иерусалима. Ожидается приезд Розенберга. Уже не говоря об остальной сволочи из Волго-Татарского комитета и представителях других комитетов!.. Весь смысл в том, чтобы прихватить их всех. Если уходить из этого мира, так с музыкой! А иначе что? Частный случай? Восстание смертников, которое будет через сутки подавлено? Правда, помогут, может, поляки. В любом случае оно имеет смысл. Но политический резонанс в таком варианте неизмеримо меньше. И в то же время где гарантии, что аресты не грянут на днях? Может вообще ничего не получиться.

К у р м а ш. Момент сейчас, конечно, самый критический.

Д ж а л и л ь. Вопрос о сроке, о дате дня «X» — это вопрос о том, способны ли мы сейчас найти, изобрести, выдумать что-то! Если мы не дезинформируем Хелле и Ольцша…

Б а т т а л. А что здесь выдумаешь?

К у р м а ш. У меня все время не выходит из головы Хисамов. Ямалутдинова я знал по Тильзиту. Парень как парень. Неплохой. Но как нашему Фархаду удалось установить связь с ним как с руководителем подпольной группы? Почему они вдруг открылись друг другу? Кстати, этого самого Ямалутдинова назначили пропагандистом в культвзвод. Хисамов уже перетащил его.

Б а т т а л. Но Фархад же проверенный человек. Член комитета! Так мы и друг до друга доберемся! Что? И друг друга подозревать?!

Д ж а л и л ь. Если нужно, я буду проверять и тебя! Курмаш прав!

Б а т т а л. Не знаю.

К у р м а ш. Кто такой Ямалутдинов сейчас? Мы знаем это? Нет. И с чего вдруг Хисамов вступает в контакт с какой-то неизвестной подпольной группой? Что, если все это приманка?

Б а т т а л. Для чего?

Д ж а л и л ь. Хисамов в комитете отвечает за ликвидацию провокаторов. Он — чистильщик. Деталей подготовки к восстанию не знает.

К у р м а ш. Да, не его сфера, слава богу.

Б а т т а л. Фархаду я доверял. И доверяю.

Д ж а л и л ь. Я тоже доверял. И доверяю. Но доверие доверием… За нами сейчас судьба полутора тысяч человек. И у нас совершенно нет времени на проверку.

Стук в дверь. На пороге — у н т е р - о ф и ц е р  с пистолетом на левом боку и  е ф р е й т о р  с автоматом на груди. У обоих на рукавах повязки со свастикой.

У н т е р - о ф и ц е р. Хайль Гитлер!

В с е (чуть вразнобой). Хайль!

У н т е р - о ф и ц е р. Проверка документов, господа.

Д ж а л и л ь. К вашим услугам! Пожалуйста! (Наливает бокал вина.) Не подкрепитесь, господин унтер-офицер?

У н т е р - о ф и ц е р (просматривая аусвайс у Баттала). Нельзя. Служба.

Д ж а л и л ь (подавая свои документы). И это верно, что служба.

У н т е р - о ф и ц е р (возвращая документы Курмашу). Все в порядке, господа. Можете продолжать.

Патруль щелкает каблуками, уходит. Дверь закрыта.

К у р м а ш. Где гарантия, что это обычная проверка?

Снова стук в дверь, но уже почтительный… К е л ь н е р.

К е л ь н е р. Господа что-нибудь желают?

Д ж а л и л ь. Господа желают, чтобы их оставили в покое!

Кельнер исчезает. Долгое молчание.

В партии, которую мы сейчас разыгрываем, нужен резкий и неожиданный ход. День «X» — не четырнадцатого августа, а двадцатого. С этой датой мы сами должны выйти на абвер. Я хочу выйти на Ольцша… Сейчас нужна жертва фигуры.

К у р м а ш (вскочив). Ты не должен. Это не твоя работа! Я — против!

Б а т т а л. Лучше мне! Не на Ольцша, конечно. Не мой уровень. На Хелле.

Молчание.

(Закрыв глаза.) Как только потом отмываться?

К у р м а ш. Отмываться? Мы все смертники. Смерть нас отмоет добела.

Б а т т а л. Стать агентом — это работать на них.

К у р м а ш. Конечно. Симуляция здесь не пройдет.

Д ж а л и л ь. Да, лучше тебе. (После паузы.) А сможешь?

Б а т т а л. С моей наивной физиономией, наверное, можно выпутаться?

К у р м а ш (Джалилю). Я — за этот ход. Но — не ты. Не забывай, помимо всего прочего, ты поэт. Кроме того, и в чисто организационном плане… И я не могу. На нас — организационная сторона. Только Баттал! (Батталу.) Ты должен спровоцировать, и причем немедленно, свой собственный арест. В открытую заводи разговоры в легионе о дне «X». В открытую поноси всё и вся. Весть о двадцатом, не о четырнадцатом, а о двадцатом августа ты должен принести Хелле в своих зубах! И вот после того, как тебе выбьют зубы, после угроз и пыток ты признаешься и дашь, выдашь ему эту дату. Если в абвере потребуют стать их агентом, ты должен дать и такое согласие. Но ты должен пойти на это сознательно. Если только видишь в себе силы. Здесь никто не может заставить. Потому что все это уже за гранью человеческого.

Б а т т а л. Я понимаю.

Молчание.

Д ж а л и л ь. Тогда слушай внимательно. Досье на нас у Хелле наверняка есть. Поэтому в общем плане говорить о нас ты, по-моему, можешь.

К у р м а ш. Обязательно!

Д ж а л и л ь. Деталей можешь не знать — не твой участок работы. Твое дело — пропаганда, листовки. Но попутно, попутно ты должен убедить Хелле… Понимаешь, убедить! Сорвался, стал в открытую все нести, потому что нервы не выдержали! Плети все, что угодно… Что