Ничейной земли не бывает - Вальтер Флегель

Лейтенант как раз находился у командира роты. Майор с любопытством рассматривал самого молодого в роте командира взвода, который не мог отвести глаз от рук командира, перепачканных землей, ржавчиной и смазкой. Лейтенант был немного бледнее обычного, а всегда спокойные, почти равнодушные глаза его на этот раз казались испуганными и растерянными.

Волнение, охватившее лейтенанта, не ускользнуло от внимания ротного, которому неожиданно пришла в голову мысль о том, что почтительное отношение командира взвода к нему не имеет ничего общего с напускным равнодушием.

— Как следует расценивать проступок рядового Фихтнера, да еще совершенный во время учений, вы лучше меня понимаете… — продолжал спокойно, без всяких эмоций майор.

Лейтенант Анерт слушал ротного и думал при этом о тех неприятных последствиях, которые ожидают его после учений. Отныне повсюду, где бы ни упоминалось имя Фихтнера, один из говорящих сразу же станет пояснять другому: «Это тот самый пастух из второго взвода третьей роты, который на последних учениях сбежал из расположения взвода…»

Теперь доброе имя лейтенанта Анерта окажется запятнанным, хотя сам он нисколько не виноват. Для того чтобы «прославиться» на весь полк, достаточно иметь в своем взводе одного солдата, подобного Фихтнеру. После ЧП, совершенного таким подчиненным, начальство автоматически начинает склонять на каждом совещании командира взвода, роты и даже батальона, и время от времени фамилии их будут упоминаться непременно. Сегодня такая молва коснулась лейтенанта Анерта, и его нисколько не утешала даже мысль о том, что, прежде чем дойти до него, взводного, она задела командира роты майора Пульмейера, командира батальона и, вероятно, самого командира полка полковника Ляйхзенринга.

Однако и лейтенант Анерт не последнее звено в этой цепи, хотя ему от сознания этого не становится лучше. Ниже лейтенанта есть еще командир отделения ефрейтор Айснер, который также нисколько не виноват в проступке Фихтнера. И уж только за ним следует тот, кто явился виновником ЧП, но ему-то, судя по всему, абсолютно безразлично, чем закончится эта история. После полуторагодовой службы в армии он преспокойненько снимет военную форму и уйдет на гражданку, где вряд ли кто поинтересуется тем, как же он служил в армии, ведь показатели, достигнутые им за время службы, будь они хорошими или плохими, не играют на гражданке абсолютно никакой роли. «Если командир роты майор Пульмейер и не накажет меня сейчас, — думал лейтенант, — то обязательно сделает это после учений, если, конечно, мне до того времени не удастся как-то сгладить этот неприятный инцидент, показав хорошие результаты… Как бы там ни было, а утешение довольно слабое…»

— А вы вообще-то меня слушаете? — неожиданно спросил Пульмейер.

Лейтенант Анерт кивнул и попытался поймать взгляд майора, а перехватив, прочел в нем столько недоверия, что сразу же потерял всякую надежду на благоприятный исход дела.

Командир роты заговорил снова, и это были общие слова, которые втолковывают любому подчиненному по любому поводу:

— Вам необходимо больше интересоваться помыслами своих подчиненных, лучше изучать их и уметь давать им правильную оценку. Помимо этого надо больше работать с младшими командирами…

Все это лейтенант выслушал молча, кивая в знак согласия. Подобные прописные истины давно были известны ему, с ними он познакомился еще на первом курсе офицерского училища. Нечасто случалось такое, чтобы педагог или командир рассказывал подчиненным о личных переживаниях или поражениях, как будто начальству всегда все удавалось с первого раза. А вот теперь, когда у новичка случилось ЧП, они делают удивленные лица и сразу же начинают давать советы, которые больше похожи на лекцию.

Анерт не спеша вернулся в расположение взвода. Теперь ему казалось, что после ЧП есть только один-единственный выход — бежать, и бежать как можно скорее из полка, от солдат, чтобы не видеть их. В конце концов в армии есть различного рода штабы, осев в одном из которых можно обезопасить себя от подобных случайностей и ЧП, избавиться от тяжкой обязанности воспитывать и обучать таких солдат.

А в подразделениях и частях сейчас все больше говорят о воспитании солдата социалистической армии. И не только офицеры, но и сами солдаты, у которых вряд ли сложилось ясное представление о том, что же это такое.

Во взводе тридцать солдат, и все тридцать воображают себе это по-разному. Это лейтенант усвоил еще несколько недель назад. Но что, спрашивается, обязан делать он? Это же сизифов труд! Командир подразделения должен беспрерывно держать в поле своего внимания все вопросы, связанные с воспитанием подчиненных. Стоит только где-то случиться ЧП, как оно моментально вызывает цепную реакцию. Это похоже на камнепад — камень, падающий с горы, увлекает за собой другие камни, и они несутся вниз лавиной, сметая все на своем пути.

С кем можно об этом поговорить, посоветоваться? Разве что с ротным? Но тогда придется признаться ему в том, что он, Анерт, боится не справиться с возложенными на него обязанностями. А может, лучше поговорить с командирами других взводов? Однако, обратившись к ним, он, с одной стороны, обременит их своими заботами, а с другой — зародит в них сомнение относительно собственных способностей. Или, чего доброго, они начнут смеяться над ним. И Анерта впервые обеспокоила та отчужденность, которая существовала между ним и другими офицерами батальона.

Будучи ребенком, Анерт очень боялся спускаться в подвал, где у них хранилось топливо и овощи. В семье было пятеро детей, и он, как самый старший, должен был приносить из подвала, когда потребуется, картофель, так как родители работали посменно и часто никого из них не оказывалось дома. Прежде чем попасть в подвал, нужно было пройти по широкому коридору, стены которого за десятки лет дочерна пропитались угольной пылью, а электрического света там не было, поэтому вокруг царила беспросветная темень. Каждый раз, когда Анерт спускался в подвал, подсвечивая себе слабеньким карманным фонариком, ему казалось, что его кто-то подкарауливает и только и ждет удобного момента, чтобы напасть.

И вот сегодня Анерт невольно вспомнил об этом, потому что утром, когда он шел из офицерского общежития в казарму, его охватило чувство, в какой-то степени напомнившее детские страхи. Ему почему-то показалось, что с ним непременно случится что-то плохое. И оно на самом деле случилось. А виноват во всем этот незадачливый Фихтнер. Нужно же было, чтобы такое произошло именно в его, Анерта, взводе! Это ЧП может неблагоприятно сказаться на его карьере — об откомандировании на штабную работу придется на некоторое время забыть.

Углубившись в свои отнюдь не веселые думы, лейтенант незаметно пришел в расположение взвода. Он сразу же приказал позвать ефрейтора Айснера, а сам встал на кочку высотой сантиметров в тридцать, чтобы казаться хоть чуточку повыше.

Ефрейтор не заставил себя ждать. Он шел спокойным, неторопливым, уверенным шагом. На несколько секунд Анерт тоже почувствовал в себе уверенность и прилив энергии. «Если бы этот ефрейтор был командиром взвода, — невольно мелькнула у лейтенанта мысль, — я выполнял бы его приказы…» Лейтенант тут же отогнал ее, но она снова и снова лезла в голову, и он спрашивал самого себя, а будут ли солдаты его взвода так же беспрекословно выполнять его приказы, как они выполняют сейчас приказы Айснера. Однако твердого ответа на этот вопрос он дать не смог.

Лейтенант знал, что ефрейтор Айснер пользуется уважением солдат не только во взводе, но и в роте. Но так было не всегда. Когда Айснер вместе с двумя другими новичками попал во взвод, их прозвали «попрыгунчиками». Однако такое прозвище нисколько не рассердило Айснера, как не сердило его и то, что ему чаще старослужащих приходилось мыть полы то в казарме, то в коридоре: во время учебной подготовки новичков, как правило, всегда заставляют выполнять самую грязную работу и только потом их заменяют другими новобранцами.

Как-то один из четырех ефрейторов, которые числились в их отделении, решил отпраздновать свой день рождения в кафе. Айснер ни словом не упрекнул солдат, которые, вернувшись вечером с торжества, подняли шум. Более того, он отнесся к ним с пониманием: как-никак ребята скоро демобилизуются, а тут такой случай. Конечно, в кафе ребята немного выпили, а когда вернулись в казарму, одного из них начало рвать, прежде чем он успел добежать до туалета, прямо в спальном помещении, возле двери.

В этой комнате старшим как раз был юбиляр. Не раздумывая, он приказал одному из новичков взять ведро и тряпку и все как следует убрать. Солдат же убирать отказался, и тогда старший попытался стащить его с кровати. Старшего по комнате поддержал один из ефрейторов.

Возмущенный несправедливостью, Айснер встал с койки, взял обоих ефрейторов за шиворот, подтащил к двери и, низко наклонив их головы к полу, сказал: