Добрым словом и револьвером - Алексей Махров

— Э... есть в твоем предложении здравое зерно! — подумав пару секунд, кивнул Олегыч. — Я подумаю! Наверное ты прав: надо разделить моих выдвиженцев и старую «заслуженную военную элиту». Действительно, всех скопом в отставку не отправить, так пусть в одном месте сидят. Задачу им какую-нибудь долговременную поставить и пусть потихоньку решают! О! Придумал! Пусть Главный штаб военной реформой занимается!

— А Генеральный — планы военных кампаний разрабатывает! — снова незаметно подмигнув мне, с деланным воодушевлением сказал дед.

— Но пока всё это заработает, много времени пройдет! — покачал головой Олегыч. — Пусть план атаки на австрийцев старая школа разработает, с нападением на Турцию они вроде бы неплохо справились.

При этих словах императора дед поморщился, словно от приступа зубной боли, но промолчал.

— Эй, ну так чего — с серьезными темами на сегодня покончено? — генерал Дорофеев даже встал, поднимая над головой пустую рюмку. — Возвращаемся к пьянке и блядке?

Часть 2. Глава 3

Глава 3

Рассказывает полковник Виталий Платонович Целебровский («Альбертыч»)

Я шел по длинному коридору Главного штаба, а декоративные шпоры на высоких кавалерийских сапогах издавали мелодичный звон, почти как «малиновые колокольчики». Тут бы еще стальные подковки на каблуки, чтобы искры выбивали, но... на «придворных» сапогах из тончайшей «перчаточной» кожи и подошва была соответствующей — тонкой, на такую подковки не приладишь. Да и из узорного паркета особо искры не выбьешь, только поцарапаешь. А ремонтировать после «порчи имущества» дорогущее инкрустированное «половое покрытие» будут несчастные пролетарии — оно нам надо?

Сегодня я первый раз «выхожу в свет» в новом образе: во-первых, сегодня император официально объявит о том, что «Военно-учетный комитет Главного штаба», которым я заведую почти три года, становится самостоятельным Главным разведывательным управлением, без подчинения какому-либо штабу. Типа амерского ЦРУ, но со «старой доброй», привычной мне аббревиатурой — ГРУ.

А во-вторых, образ новоявленного разведчика (на самом деле то, что именно я заведую разведкой знает множество заинтересованных лиц, но на неофициальном уровне) дополняет новенькая военная форма — мундир пиджачного типа, как в Советской армии 70-80-х годов, но черного цвета, как у Макса фон Штирлица. Только вместо галифе — бриджи и сапоги кавалерийского образца со шпорами. Последняя деталь — мой личный выебон, эдакий вызов верхушке здешней военной элиты. Большая часть которой три предыдущих года меня молча игнорировала. И это не взирая на все мои подвиги, включая поимку турецкого султана. Кстати, за то беспрецедентное деяние я был награжден орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия второй степени — знак ордена, большой белый эмалевый крестик висел сейчас на шее на шелковой ленте — у единственного из всех присутствующих.

В «предбаннике» кабинета начальника Главного штаба уже собрались все, кто должен был участвовать в расширенном совещании Ставки. Ждали только Его Императорское величество — а «оно», «его велико», насколько я знал, задержится минут на сорок — как мне доложили из трех различных источников, Олегыч все-таки не выдержал длительного воздержания, вызванного беременностью супруги и нашел себе какую-то блядушку из среднего класса, которую в данный момент и пялил в специально снятом домике на Васильевском острове. Ну, да бог ему судья — мужик он молодой, горячий, а я сам, знаете ли, не без греха — до сих пор своему молодому телу нарадоваться не могу и регулярно посещаю одну особу...

Я знал всех из присутствующих. Кого-то еще по прошлой жизни, как исторических персонажей, но большинство по новой, уже как вполне реальных людей. Многие уже тоже знали меня, и в лицо и по «старой» должности, но в новом облике еще не видели, поэтому тут же принялись оживленно перешептываться, косясь на мой мундир.

Первым ко мне, конечно же, подошел любимый внучек, тоже одетый в доселе невиданный черный мундир с красными обшлагами и пластроном, но более традиционного покроя.

— А тебе, деда, этот костюмчик идет! — усмехнулся Димка. — Сразу такой авантажный стал, ну чисто народный артист Тихонов! Вот только, боюсь, такого авангардизма, как погоны на пиджаке, здешний народ не поймет!

— А мне похуй, внучек! — весело ответил я. — Мне с ними детей не крестить, а вовсе даже напротив! Пусть привыкают! А на тебе что за одёжка?

— Вот... придумал наконец парадную форму для своего полка! — заулыбался Димка. — Прикольная?

— Прикольная! — я даже рассмеялся. — Как только замес начнется, вставай рядом, чтобы плевки от наших горе-вояк равномерно распределялись!

— Думаешь, что будет скандал? — нахмурился мой честный и наивный (иногда) внук. — План-то вроде толковый, я его смотрел.

— Я тоже смотрел, Димка, потому уверен — скандал будет! — громко сказал я, глядя на стоящего неподалеку генерала Драгомирова.

Генерал Драгомиров, сверкая бритой, по введенной Олегычем моде, башкой, привычно «шумел»: говорил громко и напористо, обычно не слушая собеседника. Он почему-то напоминал мне генерала из сказки Филатова — из-за чего я постоянно боролся с желанием процитировать ему вслух замечательные строчки: «Сознаю свою вину. Меру. Степень. Глубину. И прошу меня направить на текущую войну. Нет войны? Я все приму: ссылку, каторгу, тюрьму. Но желательно — в июле, и желательно — в Крыму».

Почему Олегыч так за него держится, я не понимал. Понятное дело, что хороших генералов «старая школа» не породила и приходилось пользоваться тем, что есть. Но этот кадр лично мне категорически не нравился. Самовлюбленный дурак с весьма ограниченными умственными способностями и амбициями Наполеона. Впрочем, меня он побаивался и старался не конфликтовать.

Вокруг военного министра стояла кучка его верных клевретов, в том числе и начштаба Куропаткин.

— Мое почтение, господин полковник! — с долей яда в голосе произнес незаметно подкравшийся генерал-адмирал.

Помнит еще, стервец, как мы его на зимнем пикнике чехвостили. Помнит и до сих пор обижается. Ну, на обиженных, как известно, воду возят. А мы общее дело делаем и нехуй кочевряжиться, услышав законную критику!

Впрочем, рукопожатие у великого князя Алексея оказалось крепким и дальнейшую беседу он повел уже без всяких выебонов.

— Альбертыч, а ты точно уверен, что английский флот на нас не нападет?

— Бля, кто о чем, а генеральный адмирал — о своих любимых англичашках! — рассмеялся я. — Успокойся, Лешка, по самым свежим данным, лимонникам выставить против нас нечего. Ты их очень хорошо ощипал в предыдущие годы