Добрым словом и револьвером - Алексей Махров

длинным паузам в заранее выученной речи) Куропаткин начал доклад по плану войны с Австро-Венгерской империей. Постепенно Алексей Николаевич восстановил душевное равновесие, его речь стала плавной, жестикуляция осмысленной. Стоя у огромной крупномасштабной карты будущего театра военных действий, начальник штаба четко и уверенно излагал по пунктам разработанный его ведомством план. Действительно красивый и предельно грамотно разработанный план — просто чудо современной военной мысли. Современной для текущего 1892 года, ага...

Буквально завороженные блестящим выступлением Куропаткина присутствующие благоговейно внимали — в кабинете стояла противоестественная тишина. Слышно было даже поскрипывание сапог прохаживающегося около карты начштаба и ширканье кончика указки, с помощью которой Алексей Николаевич иллюстрировал свои тезисы.

В какой-то момент Драгомиров, сообразив, что вся слава от разработки плана уходит к коллеге, вскочил со стула и, как пишут в протоколах заседаний «добавил с места». Добавил какую-то явную чушь, практически не относящуюся к собственно плану. Что-то вроде: «русские войска смело и яростно ворвутся в Галицию, и всех там покарают...»

Куропаткин, сбитый с настроя, замолчал, пытаясь, судя по шевелению бровями, поймать ускользнувшую нить доклада. Воспользовавшись заминкой коллеги. Драгомиров вышел к карте и понес откровенный бред — без всякой привязки к реальности пафосно вещая о скорой и безоговорочной победе русского оружия. В таком стиле несли пургу политруки во времена моей офицерской юности. Я не выдержал и громко фыркнул, с трудом подавив смех, вызванный невольным воспоминанием.

На мгновение в кабинете наступила тишина — генералы пялились на меня, словно вместо давно знакомого им полковника увидели гигантскую жабу с оленьими рогами.

— Вы хотели что-то сказать, Виталий Платонович? — с едва заметной улыбкой спросил император. Тоже, видимо, впечатленный внезапным экспромтом военного министра.

— Вы думаете, государь, что мне стоит поучаствовать в этом театре одного актера? — деланно удивился я.

— Что вы себе позволяете?! — немедленно взвился Драгомиров.

— Ровно то, что может себе позволить разведчик! — холодно парировал я. — Вот скажите мне, Михаил Иванович, взяли вы с боями Галицию. И что дальше?

— Как что? — удивился он, совершенно не ожидавший этого вопроса, оглянувшись на Куропаткина.

— Куда вы будете наступать дальше? Прямо на Карпаты, в которых нет дорог? Полагаете, что в славной армии нашего Государя служат горные козлы?

Сидящий рядом полковник Алхазов усмехнулся и тихонько произнес:

— Ну, допустим, какой-то контингент их там действительно имеется...

— Но не все же! — ответил Ренненкампф, с немецкой старательностью пытаясь удержать на лице серьезное выражение.

Олегыч, услышав шуточки своих фаворитов, тоже с трудом сдержался от улыбки. Взглянув поочередно на Куропаткина и Драгомирова своим «фирменным» строгим взглядом (внучек называл этот взгляд «комбатским»), император спросил высших военных руководителей страны:

— А если не в Карпаты, то куда?

— Эээ... — напрягся Драгомиров, поняв, что дело пахнет чем-то нехорошим.

— Я своевременно подал вам, Алексей Николаевич, доклад о численности и составе противостоящих нам сил австрийцев! — Я встал со стула и неторопливо, позвякивая шпорами, подошел к Куропаткину. — Напомню некоторые сведения из него: У нашего двуединого соседа триста пятьдесят тысяч солдат и офицеров при восьмистах орудиях в армии мирного времени. И семьдесят процентов этих сил стоит в Галиции. Причем стоят не в голом поле, а в довольно неплохих укреплениях. В случае войны по мобилизации в течение трех месяцев австрияки должны развернуть там еще около шестисот тысяч солдат и офицеров.

Забрав у растерянного Куропаткина указку, я добавил:

— И снабжать всю эту группировку неприятель будет через вот эту железную дорогу! — показываю на карте магистраль, ползущую тонкой ниткой через Карпаты. — Она одноколейная и проложена в горах. И какой из этого можно сделать вывод?

— Что за игру ты затеял, полковник?! — Прорычал Драгомиров, делая непроизвольное движение рукой, словно пытаясь нащупать эфес шпаги.

— Такой же вопрос следует задать вам, Михаил Иванович! — ответил я, сделав шаг вперед и глядя на военного министра в упор.

Почти минуту мы бодались глазами, и в итоге я победил — генерал отвернулся, вроде бы ища поддержки от начальника штаба.

Я посмотрел на Олегыча и тот едва заметно кивнул. Мол, продолжай, Альбертыч, жги!

— Нашему государю, полагаю, нужна победа, а не красивая битва эпического размаха! — продолжил я бичевание. — Как в старой сказке, где одним движением уничтожаются целые полки врага. К сожалению, в реальности за такие подвиги приходится платить кровью своих солдат и офицеров! Мне интересно, Михаил Иванович, какой черт вас дернул играть в поддавки с австрияками? Буром переть на хорошо окопавшегося противника — верный способ потерять десятки тысяч наших бойцов! Или вы, господин генерал, получаете жалованье не только в Москве, но и в Вене?

— Да как ты смеешь, полковник?! Молокосос! — Завопил Драгомиров, скребя ногтями крючки на воротнике — генерал задыхался.

Бля, как бы старика удар не хватил! Но остановиться я уже не мог!

— А что ты затеял, генерал?! Старый хрен! — в ответ заорал я. — Хочешь себе на потеху уложить в землю как можно больше русских солдат в тупых атаках?!

— Но почему тупых? — дрожащим голосом спросил Куропаткин. — Мы тщательно просчитали возможный уровень потерь и потенциальный успех. Соотношение...

— Что, блядь, вы просчитали, долбоебы?!! — перестав сдерживаться, закричал я. — Да скажите вы уже, наконец: какую стратегическую цель преследует ваше наступление в Галиции?

— Выбить оттуда австро-венгерскую армию! — обиженно вскинулся Куропаткин.

— А зачем? — вдруг совершенно спокойным тоном спросил я. — Они ведь отступят в горы и оседлают перевалы. Выбить их оттуда будет еще сложнее, чем на равнине. Нет, ну я бы понял вас, если бы целью вы поставили окружение и полное уничтожение галицийской группировки войск противника. Но нет — вы собираетесь заставить их отступить, используя такой «прогрессивный» тактический прием, как лобовая атака.

После моих слов Драгомиров грохнулся на пол, суча по паркету начищенными до синих искр хромовыми сапогами. Как говорится, пиздец! Инфаркт или инсульт? Ни то, ни другое здесь лечить еще не умеют.

На подмогу своему непосредственному начальнику бросилась добрая половина штабистов. Они бестолково суетились, и было непонятно, что именно они хотят сделать с телом министра. То ли расстегнуть на нем мундир, то ли стащить сапоги. Перекрикивая начавшийся гвалт, император громко и четко скомандовал:

— Махаев, возьми своих парней и отнеси Михаила Ивановича к врачу!

Откуда-то из угла кабинета вышел ординарец и несколько стрелков-телохранителей.