Социология лидерства. Теоретические, методологические и аксиологические аспекты - Игорь Котляров

Русский социолог и философ Николай Михайловский в работах «Герои и толпа», «Научные письма (к вопросу о героях и толпе)», «Патологическая магия», «Еще о героях», «Еще о толпе» предложил свою оригинальную субъективную теорию взаимоотношения «великих людей», «героев» и «толпы». Концепция посвящена феноменологии изменения поведения человека в большой неорганизованной группе (толпе), роли великих людей (героев) в этом сложном общественном процессе. Социокультурными основаниями возникновения теории «героев и толпы» стали разочарование русской либерально-демократической интеллигенции в проходимых в стране реформах, развитие политически оппозиционных настроений, предчувствие смены правящего режима и всего образа жизни в силу бурного развития капитализма, наступление «века масс» взамен эпохи «просвещенного народа». В труде «Герои и толпа» автор обосновал тезис о том, что условия жизни современного общества обрекают массу на нищенское существование, узость интересов и односторонность духовной деятельности. Опустошенное сознание и обессиленная воля превращает массу в толпу; лидер (герой) увлекает толпу на подвиг или преступление. Основной задачей исследования знаменитого русского ученого и публициста стало выявление тех или иных личностных качеств, параметров и характеристик, позволяющих человеку стать «героем», описание различных типов «толп» и их деятельности, выяснение характера отношений героя и толпы, условий возникновения этих отношений.

Следует отметить, что политические и социологические основания формирования теории героев и толпы рефлексировались самим мыслителем. В те годы он без прежнего оптимизма смотрел на будущее России, отмечал ее «зародышевое состояние», которое может «повернуть в разные стороны, как хорошие, так и дурные». В значительной степени эта перемена взглядов связана с общественной ситуацией 80-х годов ХIХ в., когда началась самая настоящая травля интеллигенции. По утверждению Н. Михайловского, обращение в это время к проблематике «героев и толпы» имело для него прежде всего личностный смысл – так как именно в эпоху реакции, когда каждый «засосан мелкой и узкой действительностью», актуализируется извечное человеческое стремление к идеалу. Таким идеалом для всего поколения Н. К. Михайловского стало желание – при известной увлеченности анализом объективных причин социальных явлений и нередких отсылках к «естественно-научным» основаниям прогресса, – самому стать активным субъектом истории, противопоставить активное вмешательство личности, воодушевленной сознательно намеченными и нравственными целями, «естественному ходу вещей». Именно поэтому тема «героев и толпы» стала для исследователя саморефлексией положения того поколения либерально-демократической интеллигенции, которое в то время оказалось наиболее чувствительным к факту, что в русской общественной жизни «слова остались, животворящий дух исчез» [40].

В работе «Еще о героях» Н. Михайловский особо подчеркивал, что «всякий, кто говорит о великом человеке, говорит о его влиянии на массу в составе или современников или на потомство. И, наоборот, всякий рассуждающий о каком бы то ни было массовом движении, по необходимости указывает его вождей. Но роль, отводимая этим двум факторам общественной жизни различными исследователями, крайне различна. Одни полагают, что история совершается коллективной безымянной массой, по отношению к которой так называемые великие люди являются лишь простыми представителями выраженных или не выраженных полномочий, почти прислужниками, хотя они и имеют подчас вид повелителей. По другому воззрению, напротив, человечество всем обязано исключительно великим людям, и сама история есть нечто иное, как «биография великих людей» [367, с. 366–367]. Н. Михайловский в своих работах пытается доказать, что ни первое, ни второе выражения не совсем верны, а истина находится где-то посредине.

Герой в труде «Герои и толпа» Н. Михайловского – это не первый любовник романа и не человек, совершающий великий подвиг. Наш герой может, пожалуй, быть и тем и другим, но не в этом заключается та его черта, которой мы теперь интересуемся. Наш герой просто первый «ломает лед», как говорят французы, делает тот решительный шаг, которого трепетно ждет толпа, чтобы со стремительной силой броситься в ту или другую сторону. И не сам по себе для нас герой важен, а лишь ради вызываемого им массового движения. Сам по себе он может быть, как уже сказано, и полоумным, и негодяем, и глупцом, нимало не интересным. Для меня очень важно во избежание разных возможных недоразумений, чтобы читатель утвердился на этом значении слова «герой» и чтобы он не ожидал от героев, какие ниже встретятся, непременно чего-нибудь «героического» в том двусмысленном значении, которое обыкновенно соединяется с этим словом [366, с. 100].

Философ утверждал, что герой – это «человек, увлекающий своим примером массу на хорошее или дурное, благородное или подлейшее, разумное или бессмысленное дело. Толпой будем называть массу, способную увлекаться примером, опять-таки высокоблагородным или низким, или нравственно-безразличным. Не в похвалу, значит, и не в поругание выбраны термины…» [366, с. 97].

Н. Михайловский утверждал, что герой делает то, чего хотят люди, и выделял личностные качества, которыми он должен обладать: необычность, возраст, пол, способность воодушевлять и увлекать за собой толпу, активное использование механизмов целенаправленного влияния, мотивации и подражания.

Ученый особое внимание уделял личностным качествам, которыми должен обладать герой. Благодаря им, герой способен совершить невероятные вещи, в том числе повернуть ход истории. Среди важнейших черт героев мыслитель называл:

силу характера и интеллект;

необычность – герой не должен быть наблюдаемым в обыденных ситуациях, так как нет «пророка в своем отечестве»;

возраст – герой может быть и юным человеком;

пол – вождем может быть и женщина, как Жанна Д’Арк;

способность воодушевлять толпу и увлекать за собой. Н. Михайловский неоднократно подчеркивал, что это качество может быть практическим навыком, искусством. Им хорошо владеют агитаторы, ораторы, проповедники, педагоги.

Он задавал вопросы: «Из каких людей составляется «толпа»? В чем заключается секрет их непреодолимого стремления к подражанию? Нравственные ли их качества определяют это стремление, или умственные, или какие другие особенности?» [366, с. 146] и в своих работах пытался образно, с огромным количеством интересных примеров, ответить на эти и многие другие вопросы.

Русский социолог вспоминал, что в условиях средневековой жизни, в ее политическом и гражданском строе, в умственном и нравственном уровне можно найти причины многоразличных средневековых движений. Но «были еще какие-то, нам пока неизвестные, причины, которые обращали людей в автоматы и заставляли их повторять все, что проделывал перед ними какой-нибудь «герой» в нашем условном смысле слова. А читатель знает, что таким героем может быть иногда действительно герой, цвет и краса человечества, а иногда и полоумный или шарлатан. В работе Мишле современник первого крестового похода говорит: «Осуществились слова Соломона: у саранчи нет вождя, но выступает вся она стройно… У этой саранчи не было вождя; единственным вождем, путеводителем и боевым товарищем каждой верной души был Бог… Некоторые не имели сначала никакого желания идти в поход; они смеялись над теми, кто торопился распродать свое имущество, и предсказывали им печальное путешествие и еще более печальное возвращение. А через день сами насмешники, движимые внезапным порывом, отдавали свое имущество за гроши и присоединялись к тем, кого осмеивали» [366, с. 132–133]. Здесь очень характерно передана сила подражания, увлекавшая многих крестоносцев почти помимо воли и сознания.

Чтобы завести толпу, повести людей за собой, «герои» часто использовали танцы, что и сейчас делают руководители некоторых религиозных сект. «Первые известия, – писал исследователь, – о неистовой пляске, или пляске св. Витта относятся к XI веку, последние – к XVI. Главной ареной этой эпидемии была прирейнская Германия. В XV веке в Италии появился и быстро распространился тарентизм, та же неистовая пляска. Пляски играли существенную роль и в шабаше ведьм. Наконец, в XV веке появляется во Франции знаменитая пляска смерти, или макабрский танец, кладбищенская обстановка и мрачный юмор которого свидетельствуют, что пляшущим было совсем не до веселья» [366, с. 130–131].

Н. Михайловский отмечал и необычную, но необходимую для лидера способность – быть гипнотизером, чтобы повести за собой массы. Неважно, кем является герой – злодеем, полоумным или гением, лишь бы за ним шла толпа.

Мыслитель писал, что громадные массы народа находились в постоянном ожидании вождя. Вожди, герои появлялись, и толпа окружала их царственным почетом. Петр Пустынник был истинно полубог для тех, кто шел за ним. Если бы он захотел, как хотели до и после него многие, то мог бы объявить себя мессией, царем нового Сиона и прочее, вообще усвоить себе самый гордый и фантастический титул; надеть корону и царскую багряницу, как фландрский пророк XII в. Танхелин; объявить себя равным Богу, как Эон де Стелла и прочее [366, с. 133–134].