Любовные письма серийному убийце - Таша Кориелл

«Это просто неправильно, – говорил ее муж, – восхищаться при детях таким человеком».

Один раз она показала мне фотографию мужа. На нем была рубашка поло с логотипом любимой студенческой команды по футболу, и через ткань отчетливо проступал пивной животик. Его волосы очевидно начали редеть, но он пока не смирился с этим процессом, так что продолжал носить их чуть длиннее, чем стоило: его затылку это явно не льстило.

– Он был таким красавчиком! – сказала Дотти. – Не знаю, что с ним случилось!

Оценка Дотти своего мужа была, на мой взгляд, применима и к самой Дотти. Она пользовалась автозагаром и была подтянутой – такого рода фигура наводила на мысли, что над ней работают. На ней была свободная рубашка, сандалии на ремешках, а лицо украшал идеальный макияж.

При иных обстоятельствах меня бы напрягла одержимость Дотти Уильямом, но в тот первый день перед зданием суда я была благодарна за компанию.

Потом она говорила, что сразу догадалась о моей любви к Уильяму по сережкам: «Такие блестящие штуки не надевают ради человека, которого не пытаются впечатлить».

Я, в свою очередь, догадалась о ее любви к Уильяму по второй произнесенной ею фразе:

– Ты же здесь ради него, да?

Мы понимающе переглянулись, и я кивнула.

Очередь окружали протестующие с плакатами, проклинающие Уильяма.

«Дайте ему пожизненное!» – было написано на одном из плакатов.

«Справедливость для Анны Ли!» – гласил другой.

«План тренировок Джилл!» – было черным текстом написано на третьем, а поверх него размазана искусственная кровь.

– Ну и тарарам они тут устроили, – сказала Дотти.

– Ага, – откликнулась я, изучая толпу.

Я знала из постов, что многие участники форума будут здесь. Я успокаивала себя тем, что никто из них не видел моих фотографий и не знал моего настоящего имени. Они еще не знали, каким извращенным способом я их предала.

Мое тело вибрировало от энергии. Мне казалось, я могу взять в руку лампочку и зажечь ее от напряженного ожидания, сочащегося из моих пор.

– Надеюсь, мы попадем внутрь, – сказала я, пытаясь разглядеть начало очереди.

Я чувствовала благодарность за все меры предосторожности, хотя испытывать их на себе было неприятно. Тут были люди, хотевшие убить Уильяма. Скорбящие семьи, разгневанные женщины и мужчины, мечтающие смыть свои собственные грехи. Помимо реально совершенных им преступлений, Уильям играл роль козла отпущения за все, что только можно.

– За место можно и убить, если придется, – подмигнула мне Дотти.

Когда мы наконец дошли до пункта осмотра, я нервно положила сумку на ленту сканера. Я наблюдала, как письма Уильяма медленно уплывают от меня в темноту. Мне казалось, что досмотрщики могут прочитать слова с помощью рентгеновского экрана. Помимо стопки писем я принесла еще и блокнот, чтобы писать Уильяму прямо во время процесса. Было что-то романтичное в том, чтобы писать человеку, с которым сидишь в одной комнате, но не можешь разговаривать.

Оказавшись в зале суда, мы с Дотти смогли занять два задних местечка. Я оглянулась вокруг. Все это напоминало свадебную церемонию наоборот. Семьи и друзья жертв собрались вместе на первых рядах. Я узнала сестру Джилл, которая сидела рядом с Триппом и родителями Анны Ли. В другой части зала толпилась стайка журналистов, что-то царапающих в своих блокнотах.

Семья Уильяма сидела за столом подзащитного.

Из его многочисленных описаний я решила, что родители Уильяма будут выглядеть как откровенные злодеи. Однако его отец обладал той привлекательностью, которая сохраняется и в самом зрелом возрасте. Острые черты матери Уильяма украшали массивные драгоценные камни, бросавшиеся в глаза даже с другого конца зала. Брат Бентли был чуть более высокой копией самого Уильяма. Рядом с ним сидела стройная женщина – по-видимому, его жена. По понятным причинам детей в суде не было.

Несмотря на то что его сына судили за убийство, к отцу Уильяма люди относились почтительно. Мужчины подходили к нему и жали руку, и каждого пришедшего он радушно приветствовал. Если он и нервничал, то не показывал этого.

Я же, напротив, была на взводе. Пока Дотти болтала о своих детях («Джексон и Эвери»), постоянных склоках с парикмахершей («Я не могу пойти ни к кому другому – только она добивается правильного оттенка…») и, наконец, об Уильяме («Есть в нем что-то…»), во мне с каждой секундой нарастало волнение. Я была уверена, что моя грудная клетка лопнет, обнажив бьющееся сердце, если я прожду еще хотя бы минуту.

Дотти говорила о бейсбольной лиге своего сына («Некоторые люди ведут себя так, будто им там деньги платят…»), когда по толпе прокатилась волна шепота. Появился Уильям.

В прошлом году я была на свадьбе у подруги, и, когда она появилась из-за угла и вошла в церковь, где совершалась церемония, у меня внезапно затуманилось в глазах. Не то чтобы она была так уж невероятно красива, хотя это тоже правда. Слезы скорее вызвал масштаб чувств и эмоций. И не имело значения, что я не особо знакома с женихом и не очень ему доверяю – главной была сама идея любви.

Выход Уильяма выглядел так же – как появление невесты на собственной свадьбе. Я надеялась, что из-за выступивших на глазах слез не размажется подводка, которую я так тщательно наносила. Наконец-то мы с моим парнем были вместе в одном помещении. Как я ждала этого момента! Мысль о нем пульсировала во мне, пока я ехала через всю страну; о нем я фантазировала, лежа в постели этой ночью.

Костюм Уильяма был такого же фасона, как и тот, что был на нем во время ареста, только чуть-чуть другого цвета. Он выглядел похудевшим, и я вспомнила его комментарий о плохом качестве тюремного питания.

Я отчаянно глядела на него.

«Посмотри на меня», – крутилось у меня в голове.

Пожалуйста, пожалуйста. Посмотри на меня.

Но тут было слишком много людей, слишком много журналистов, скорбящих родственников и друзей, соперничающих за его внимание. Как он мог увидеть меня в толпе? Мое разочарование было почти осязаемым. Горючая смесь бурлила под крышкой, пока заглушка не слетела.

Внезапно мое платье показалось мне неуместным. Красная помада стала аляповатым пятном на лице, а не чувственным акцентом. Все было не так, неправильно. Совсем не похоже на то, как я себе рисовала.

Неужели я совершила ошибку? Было еще не поздно сесть в машину и уехать домой. Мне даже не придется расставаться с Уильямом. Просто надо перестать отвечать. Я уже держала в руках сумку. Я была готова уйти тут же.