Пес по имени Бу - Лиза Эдвардс

Как только город объявил о создании Центра семейной помощи, у нас появился пункт назначения. В этом центре Красный Крест совместно с другими государственными и частными организациями намеревался оказывать поддержку семьям и близким людей, погибших в башнях-близнецах и самолетах, которые в них врезались. Это превосходное решение позволило собрать в одном месте всех тех, кто был способен помогать людям, пережившим трагедию. Родственники могли обращаться в этот центр за помощью в поиске пропавших. Если поиски оканчивались печально, что, к сожалению, происходило слишком часто, людям требовалось содействие в получении свидетельств о смерти, страховых выплат и иной социальной помощи. Помимо чисто практических услуг, все пострадавшие нуждались в эмоциональной поддержке. Кому-то не с кем было поговорить, кто-то искал людей, способных поговорить с их детьми, кому-то требовалась непрерывная помощь. Мы подозревали, что это событие может обернуться своего рода психологической черной дырой вселенского масштаба. Одновременно мы не сомневались в том, что наши собаки способны удержать многих от погружения в бездонную депрессию и помочь им адаптироваться в их изменившемся мире.

Центру семейной помощи предстояло иметь дело с таким горем, гневом, обездоленностью и смятением, что мы понимали — для создания эффективных команд нам требуется специализированная помощь. Мало кто из нас готовил своих собак к таким всплескам эмоций, которые ожидали нас в этом центре. Инструкторы должны были четко осознавать собственные возможности, чтобы не перегореть, помогая своим собакам справиться с теми эмоциями, которые им предстояло поглощать. Собаки подобны эмоциональным губкам, и инструкторы должны были проложить им путь через глубокие воды человеческого горя, чтобы нашим животным хватило сил оказать помощь, обычно оказываемую профессиональными психотерапевтами.

Мы попросили Лиз Тил и Морин Фредриксон помочь нам понять, с чем могут столкнуться наши собаки в подобной работе и как их должны поддерживать инструкторы. Как Лиз, так и Морин были вовлечены в работу Организации по оказанию психологической помощи с участием животных с момента ее основания. Они помогали разрабатывать принципы ее деятельности и совершенствовать сам процесс психотерапевтических посещений. К следующему после 11 сентября воскресенью комната, в которой работали Лиз и Морин, была до отказа набита инструкторами, стремящимися облегчить последствия трагедии. Мы собирались помогать родственникам, утратившим близких, и спасателям, переживающим эмоциональное истощение от постоянного контакта с горем и смертью. У всех глаза были на мокром месте, когда Лиз рассказала нам ту историю. Она хотела донести до нас мысль о том, что собаки зачастую лучше нас, людей, знают, что необходимо страдающему человеку.

Утром 11 сентября Лиз выгуливала свою собаку в прекрасном ухоженном парке в северном Манхэттене, где и находились башни-близнецы. В это изумительное солнечное утро ранней осени, которое она проводила со своим прелестным кавалер-кинг-чарльз-спаниелем Анни, Лиз ничего не знала о происходящих в нескольких милях к югу событиях. Проходя мимо сидящего на парковой скамье пожилого мужчины, она заметила, что тот склонился над чем-то, похожим на старый транзисторный приемник. Не обратив на это особого внимания, Лиз хотела пройти мимо, но у Анни имелось на этот счет свое мнение. Маленькая четырнадцатифунтовая собачка настойчиво тянула ее к мужчине на скамье. Лиз не понимала, что могло вызвать столь аномальное поведение ее обычно покладистой Анни. Впрочем, годы работы с различными животными научили ее доверять их инстинкту, поэтому она позволила собаке подвести себя к старику. Милый маленький спаниель одним ловким движением запрыгнул на скамью и прижался к мужчине, который так же спонтанно обхватил миниатюрную собачку обеими руками. Прижав к себе животное, он неожиданно заплакал. По-прежнему будучи в неведении относительно того, что происходит, Лиз присела рядом с незнакомцем. Он продолжал обнимать Анни и плакать, уткнувшись лицом в шелковистую шерстку терпеливого маленького создания.

Понимание приходило к Лиз ужасающими скачками. Сначала она заметила татуировку на руке мужчины. Это было многозначное число. Что могло вызвать такие горькие слезы у этого человека, прошедшего нацистские лагеря смерти? — спрашивала она себя. Возможно, он понес какую-то потерю? Возможно, сегодня день какой-то значимой для него одного годовщины? День его освобождения из лагеря? День рождения утраченной любимой? Лиз не могла ни о чем его расспрашивать, и ей оставалось только ждать, пока он немного успокоится. Как будто в ответ на незаданные ею вопросы, мужчина добавил звук в приемнике и протянул его Лиз, чтобы она сама услышала объяснение горю, которое он изливал в шерстку Анни. Они вдвоем сидели на скамье и плакали над этой трагедией и над трагедиями прошлого, пока Анни делала все, что было в ее силах, отдавая им лучшее из того, что только может существовать в отношениях между людьми и животными.

Слушая историю Лиз, я спрашивала себя, действительно ли Данте подходит для работы в Центре семейной помощи. Я разрывалась, осознавая, что мой исполненный кипучей энергии пес сможет многим помочь, однако не будет ли его жизнерадостность неуместной? Возможно, для данной деятельности нужна более кроткая собака, а не этот чудик, сначала облизывающий страдальца длиннющим языком и лишь затем переходящий к «расспросам»? Несмотря на сохраняющуюся работоспособность, ему было уже шесть лет, и его все больше мучила дисплазия тазобедренного сустава. Он, конечно, безропотно стал бы преодолевать вместе со мной расстояние в шестьдесят с лишним миль, отделяющее нас от Центра семейной помощи, но собаки с проблемами суставов плохо переносят длительные поездки в автомобиле. Повороты, торможения и остановки заставляют их балансировать, что создает чрезмерную нагрузку на суставы. Я уже неоднократно замечала, как неловко он порой двигается, и не могла подвергать его дополнительным страданиям. Поэтому я отказалась от идеи привлечь его к посещениям центра.

Собаки известны своей способностью терпеть небольшую и умеренную боль, поэтому порой бывает трудно определить момент, когда у них что-то болит. Мы все видели, как наши собаки с разгона врезаются головой в журнальный столик или другой твердый предмет, что не мешает им продолжать свою беготню. Случись такое с человеком, он немедленно разразился бы жалобами или проклятиями и, уж во всяком случае, на некоторое время приостановил бы свою деятельность. Некоторые люди воспринимают стоическую собачью реакцию на боль как позволение использовать жесткие методы дрессировки. Поскольку они не ощущают боли, значит, не страдают — такая логика свойственна многим. Но реальность такова, что собаки чувствуют все. Существуют стандартные, легко определяемые химические реакции на боль. Возможно, собаки более терпеливы, чем люди, только потому, что, в отличие от них, не извлекают никакой выгоды из открытого проявления своих страданий. Собака, охотящаяся за обедом и в процессе этого получившая какую-то травму, не может позволить себе остановиться и начать жаловаться, потому что в этом случае обед может от нее ускользнуть. Если она хочет есть, то будет продолжать двигаться, а с болью разберется попозже. Инстинктивное поведение наших собак отличается от нашего. Если собака молчит, это необязательно означает, что у нее ничего не болит. Зато рычащая, лающая и ворчащая собака может так реагировать на испытываемую ею боль, а вовсе не защищать территорию или проявлять любую другую разновидность агрессии. Одним словом, собаку, испытывающую сильную боль или боль неустановленного происхождения, нельзя вынуждать работать. Это может привести к ошибкам, среди которых самой незначительной будет игнорирование клиента. Хуже того, собака может оскалить зубы, зарычать на незнакомого человека или даже укусить его.

Освободив Данте от работы, я отправилась в Центр семейной помощи в качестве руководителя команд, чтобы помочь Диане в координации наших усилий. В своем новом качестве я получила возможность наблюдать за тем, как вели себя собаки с приходящими в центр людьми. В мои обязанности входило сопровождать команду, состоящую из хендлера и его собаки, и оказывать ей поддержку. Если им было необходимо пробраться сквозь толпу, моей обязанностью было расчистить им путь. Если кто-то из клиентов пытался монополизировать команду, я должна была вмешаться и сообщить, что в собаке нуждается кто-то еще, но позже она обязательно вернется. Если с клиентом в этот момент происходило нечто, чего нельзя было прерывать, я должна была сообщить другим желающим, что команда задерживается. Мне также надо было постоянно быть начеку: просто удивительно, как некоторые люди, попав в стрессовую ситуацию, способны поступить с собакой.