Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского - Александр Чучаев

Второй вид покушения – неоконченное, или прерванное обстоятельствами, не зависящими от воли виновного, автором не определяется, оно лишь противопоставляется добровольному отказу от преступления («добровольному оставлению преступления»), суть которого не раскрывается.

Автор констатирует ненаказуемость добровольного отказа от преступления независимо от его мотивов (в литературе высказывалось и иное мнение, например Грольманом), оснований же, исключающих ответственность лица, в работе не приводит, хотя к этому времени в теории уголовного права по данному вопросу сформировалось два принципиальных подхода: уголовно-политический и правовой. Кроме того, существовал и третий подход, пытавшийся объединить два первых.

Суть уголовно-политических доводов сводилась к следующему. Уголовный закон должен вырабатывать в человеке мотивы воздержания от совершения преступления или «возврата с преступного пути». Добровольный отказ характеризует последнее обстоятельство, наказание за него даст противоположный результат. Отказ от преступления часто присущ человеку, обладающему честью и чувством сострадания, «но поставьте перед ним в перспективе уголовный процесс, наперед поразите его слух всем шумом судопроизводства – и сострадание замолчит, а честь почувствует себя во всяком случае уже потерянной» 287.

Кроме того, наказуемость добровольного отказа противоречит интересам не только личности, но и общества. «Покушение этого рода, – пишет Росси, – остается часто неизвестным тому, против кого оно было устремлено. Уже по одному этому общественная власть, преследуя такие покушения, должна прибегнуть к инквизиционным розыскам и, без достаточного основания, в интересах наказания факта мало опасного, возбудит напрасные и бесполезные беспокойства в обществе» 288.

Наказуемость добровольного отказа согласно фейербаховской теории устрашения вошла бы в противоречие со здравым смыслом, пришлось бы подвергать каре того, кто под страхом уголовного наказания отказался бы от совершения преступления.

Своеобразную позицию занимает А. П. Чебышев-Дмитриев. В целом основываясь на политических мотивах исключения уголовной ответственности за добровольный отказ, он предлагает наделять таким правом суд, исходя из возможного различия проявления подобного отказа 289.

Юридические основания ненаказуемости добровольного отказа достаточно обстоятельно раскрыты Цехариэ, Кёстлиным, Бернером, Люденом и др. Так, Цехариэ указывает, что для наказуемости деяния вообще требуется, чтобы оно было противозаконно и явилось результатом злой воли. Следовательно, отсутствие хотя бы одного из этих элементов исключает уголовную ответственность. При добровольном отказе лицо само «уничтожает» свою злую волю. В этом случае она теряет уголовно-правовое значение и не может обусловливать собой наказание, которое не требуется ни идеей справедливости, ни целью государственной безопасности 290.

На другое обстоятельство обращает внимание Люден. Он пишет: «Безнаказанность добровольно оставленного покушения вытекает из существа покушения, ибо здесь нет действия, предпринятого с волей на совершение. Конечно, до отказа деятель стремился к совершению, но эта деятельность не может быть рассматриваема как нечто самостоятельное, отдельное от отказа, ибо вся преступная деятельность с начала и до конца есть одно неделимое действие и неделимость его основывается на едином неделимом источнике – преступной воле» 291.

Покушение с негодными средствами Сергеевским определяется как применение таких средств, которые по своим свойствам не могут обеспечить достижение преступного результата. Все они подразделяются на два вида: средства, которые абсолютно не пригодны для совершения преступления (например, суеверия), и средства, которые только в конкретной ситуации не могли привести к достижению преступной цели. «…С одной стороны, выдвигаются те случаи, когда субъект составил план действия вполне удовлетворительный и пригодный к делу… – результат же не был достигнут только вследствие того, что при выполнении плана сделана была ошибка, или заключавшаяся в случайной замене одного предмета другим, или основанная на незнании некоторых фактических обстоятельств… С другой стороны, выделяются те случаи, когда в самом плане коренится ошибка, делающая его вполне бесплодным, сколь бы точно и сообразно с замыслом он ни был выполнен…» 292.

Покушение первого вида, выделяемое Сергеевским, наказуемо на общих основаниях, второго же вида – ненаказуемо, так как оно не может привести к нарушению благ и прав другого лица. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных приравнивает его к обнаружению умысла в тех случаях, когда «подсудимым, по крайнему невежеству или суеверию, употреблены были только средства вполне и очевидно недействительные для совершения преступления» (ст. 115). В ст. 49 Уголовного уложения указывается, что «покушение учинить преступное деяние очевидно негодным средством, выбранным по крайнему невежеству или суеверию, ненаказуемо».

Покушение на негодный объект, по Сергеевскому, имеет место в случаях, когда запланированный результат не наступил, так как непосредственный предмет посягательства (в соответствии с современными взглядами непосредственный объект преступления) оказался «таким или в таком положении, что преступное деяние по отношению к нему не могло быть приведено в исполнение» 293.

Выделяются три вида указанного покушения: 1) отсутствие объекта вообще (выстрел в труп, принятый за живого человека); 2) предмет преступления не обладает свойствами, от которых зависит преступность данного деяния (похищение вещей, оказавшихся своими, или фальшивых денежных купюр); 3) сам по себе объект годен, но находится в таких условиях, при которых причинить ему вред не представляется возможным (кольчуга на теле человека защищает от телесных повреждений). «Наличность двух первых моментов превращает всю деятельность лица в совершенно бесплодную и безусловно неопасную; она никогда не могла бы привести к совершению преступного деяния, а посему и должна признаваться ненаказуемой… Наличность последнего момента… определяет собой не негодность объекта, а лишь негодность, недостаточность избранных субъектом средств; поэтому случаи этого последнего рода должны разрешаться по общим правилам о покушении с негодными средствами» 294.

Г. Е. Колоколов высказывает иное мнение. В частности, он пишет, что негодность объекта не равнозначна «негодности» субъекта; он способен нарушить правовой порядок и поэтому представляет серьезную опасность для всего общества. «Согласно с правильным взглядом на основание наказуемости неоконченного деликта, уголовная реакция является вполне применимой и в случае покушения над негодным предметом» 295.

Эта точка зрения в литературе подверглась критике. Так, Н. С. Таганцев указывает, что покушение на несуществующий объект будет мнимо преступным (например, нельзя оскорбить несуществующее лицо). В вопросе же о юридической оценке посягательства на объект преступления, который характеризуется потерпевшим или предметом, находящимся в ином месте или ином положении, он в целом солидарен с Сергеевским, предлагая квалифицировать его по общим правилам о покушении 296.

В ст. 47 Уголовного уложения по данному поводу закреплено следующее правило: «Не почитается преступным деяние, направленное на предмет несуществующий или очевидно негодный для учинения того рода преступного деяния, которое замышлено».

Соучастие

Как и во многих других случаях, Сергеевский не формулирует определение рассматриваемого понятия, если не считать следующего утверждения: «преступное деяние… совершается нередко совместной деятельностью многих лиц, а не одного преступника, таким образом, что преступный результат находится в причинной зависимости от действий всех этих действующих лиц» 297.

Между тем в литературе дефиниции соучастия уже существовали. А. С. Жиряев, первым среди российских ученых специально исследовавший данный институт, например, так характеризует его: «Под стечением преступников 298 (concursus delinguentium) разумеется такое нескольких лиц к одному и тому же преступлению отношение, вследствие коего каждое из них является или заведомо участвовавшим в его совершении, или же учинившим другое какое-либо противозаконное деяние, но по поводу и в интересах первого… Все стекающиеся при одном и том же противозаконном деянии преступники представляются в такой внутренней связи между собою, по коей вина одного более или менее отражается и на всех прочих» 299.

Г. Е. Колоколов предлагает два определения соучастия, условно говоря, формальное и материальное. Согласно первому из них, соучастие – форма преступности, при которой за одно и то же запрещенное законом последствие отвечают несколько субъектов; по второму – соучастие есть такое отношение нескольких лиц к единичному результату, при котором каждое из них виновным образом обусловливает этот результат посредством совершения деяния 300.