Patria o muerte - Герман Иванович Романов

все побережье, стиснутое подступающими кустарниками, которые сейчас безжалостно вырубали. Местность самая неблагоприятная для долгого нахождения тут людей — скоро начнется повальная дизентерия, видно как в реке моются и справляют нужду, поят и чистят лошадей, и оттуда же берут воду для котлов — костры горели во множестве. Ведь не менее пятнадцати тысяч солдат сгрудилось — десятка полтора батальонов пехоты и три кавалерийских полка, полсотни пушек, много обозных повозок. Такую прорву людей кормить надобно, и не раз в день, и досыта да и лошадям фураж требуется.

— Хм, посмотрите внимательно, «хефе» — они воду пьют «сырую», не кипятят — понос скоро начнется, причем повальный, и это хорошо. Люди начнут слабеть, терять силы, строй потихоньку станет редеть, потом число заболевших превысит здоровых, и «союзники» сами себя изведут без нашего участия. Главное, выбить у них корабли — после того как исчезнет надежда на эвакуацию, они сами будут просить взять их в плен.

— Вы правы, дон Алехандро — они хлебают воду прямо из реки!

Лопес только покачал головой, хотя пять месяцев тому назад счел бы такое вполне допустимым. Пришлось провести наглядный эксперимент — специально отобрать два десятка абсолютно здоровых солдат, и рассадить их по краям не столь протяженного участка берега. Одни пили и ели все из кипяченой воды и ходили в подготовленное «отхожее» место. Последнее через каждые три дня меняли на другое «сооружение», откапывая яму и ставя будку. А другие вели себя, как «обычно принято», хлебали из реки, и кусты обгаживали. Через три недели эксперимент прекратили в виду наглядности результата — у первой команды ни единой потери, все здоровы и способны воевать, а вот все чины «соперника» за это время превратились в «дристунов», животом «скорбных», многие обессилили, а один несчастный умер. Так что все офицеры и сержанты, как говориться, «прониклись» столь показательным уроком, особенно когда им твердо пообещали за подобные безобразия с подчиненными, последует немедленное разжалование. А если «санитарные» потери превысят боевые, то и расстрел, и неважно, что в чистом поле нет той самой пресловутой стенки, к которой нужно поставить виновника.

— Через неделю мы атакуем неприятельскую эскадру, как только диспозиция окончательно прояснится. Эти пароходы никакой роли не сыграют, как только мы выбьем фрегаты и корветы. Перетопим как щенят в тазике, если флаги не спустят. А там пройдемся по Паране гребнем — любое встреченное судно априори считается враждебным. Да, риск есть, и немалый — в лучшем случае мы потеряем половину «миноносцев», но победа того стоит, мой генерал. Хотя мы будем всего на полпути к ней…

— Почему ты так считаешь, дон Алехандро?

— Мы не сможем выйти из Параны, хефе. У бразильцев войдут в строй броненосцы, а у нас их нет. И внезапности торпедной атаки уже не будет — выставят дозорные катера, которые начнут топить наши «пироги». Тягомотина начнется — против мониторов самым опасным оружием могут стать исключительно мины, включая и заграждения, и те, что «прицепят» к бортам «боевые пловцы». Но сейчас о том нам не стоит думать, хотя мысли следует все время держать в голове.

Мартинес усмехнулся, губы искривились — как никто другой моряк прекрасно понимал, насколько опасны броненосцы в реке. И пока они есть у императора, война будет продолжаться — мониторы вроде последней надежды державы, или припасенных шулером в рукаве тузов. Слишком велик бразильский флот — полсотни вооруженных пароходов, от фрегатов и корветов до канонерских лодок, и две с половиной сотни орудий на палубах. Это много, чудовищно много — в парагвайской флотилии осталось меньше десятка пригодных к бою кораблей, все остальные пароходы используются исключительно транспортами. И орудий меньше полусотни, из них бомбических пушек всего полудюжина, на трех речных корветах установленных. Два морских шлюпа, каждый в девятьсот тонн водоизмещения, сейчас в Асунсьоне вооружают пушками в тридцать-сорок фунтов, это все, что осталось из «серьезных» стволов. Гладкоствольные орудия уже не отливают в «Ла-Росаде», в виду их ненужности, нарезные пушки изготовить не в состоянии из-за технологических трудностей — тут нужна хорошая сталь. И теперь на заводе занимаются исключительно боеприпасами, особенно требуются снаряды к четырехфунтовым пушкам Круппа, привезенного из Пруссии БК попросту не хватит. Потому с легким сердцем можно было пожертвовать частью старых орудий, «подарив» их неприятелю, хотя «жаба душила» — лучше было бы пустить их на переплавку.

— Я очень на тебя надеюсь, Алехандро, — голос Лопеса заметно дрогнул, диктатор впервые перешел на «ты», сдавив ему локоть пальцами. И говорил негромко, чуть склонив голову.

— Если кто и сможет одолеть «Тройственный альянс» так это только ты, никому больше такое не по силам. Ты всего полгода как здесь, и уже многое изменилось, и в лучшую для нас сторону, это заметно. Надеюсь, что добьешься победы, верю в это всем сердцем — тебя сам господь послал мне, протащив через «задницу дьявола». Ты знаешь, как воевать надлежит, и что для этого нужно сделать. А если для победы потребуется истребить всех банкиров и латифундистов, как ты говоришь — «превратить войну империалистическую в революционную» — только скажи. И мы поднимем народ — аргентинцы этого только и ждут, да и приход испанской эскадры в наши воды многих взбудоражил — на западном побережье тоже начинается большая война. Мы накануне больших перемен, Алехандро.

От слов диктатора Мартинес замер, у него впервые появилась мысль о том, что Лопес начинает склоняться к идеям «Боливарианского союза»…

Речной порт в Асунсьоне имел всю необходимую инфраструктуру, и со зданием таможни — при Лопесах столица быстро отстраивалась, превращаясь в приличный по европейским меркам город, пусть и провинциально выглядевший…

Глава 15

— Проклятые трусы, они только умеют, что нападать исподтишка, желая ударить в спину. Но не желают сражаться с нами лицом к лицу, как подобает мужчинам, дорожащим своей честью!

Командующий 2-й эскадрой бразильского императорского флота, зеленые полотнища которого были подняты на мачтах, контр-адмирал Франциску Мануэль Баррозо да Сильва в раздражении стоял на шканцах своего флагманского корабля, сильнейшего в здешних водах, пусть и речных. Стальной фрегат «Амазонас» водоизмещением тысячу восемьсот тонн был построен в Англии тринадцать лет тому назад. Мощные паровые машины почти в пятьсот лошадиных сил вращали бортовые колеса, и могли дать приличную скорость в десять узлов, вот только развивать такой ход на реке было крайне опасно — корабль имел большую осадку, и после Росарио приходилось идти по Паране