Запад - Кэрис Дэйвис

Глядя на себя в осколок зеркала из тех, что еще хранились у него в сундучке, он смеялся. Надо немного привести себя в порядок, сходить к парикмахеру, чтобы помыть и подстричь усы и бороду, которая стала грязной и отросла настолько, что в ней вполне спряталась бы маленькая птичка.

Теперь он мог лишь лежать на земле и время от времени открывать глаза. Перед ними проплывали картинки его далекого дома, высокой тощей сестры, стоящей неподвижно, покровительственно положив руку на плечо Бесс. Спорадически он разговаривал. Однажды, глядя на ремни от ружей, перепоясывавшие грудь мальчика, на его пекановый лук и стрелы с каменными наконечниками, которые он всегда носил в мешочке, висевшем на шее, Беллман, хоть и знал, что мальчик его не поймет, сказал: вот теперь он воин из воинов, – и посмеялся над собственной шуткой. Мысли, неясные, разрозненные, разбегались у него в голове. Как-то раз он сказал, что все вокруг должно укладываться в определенную структуру, но он не может ее узреть. После этого он больше не говорил, и Старуха Издалека не мог его разбудить. Когда он прикасался к Беллману, кожа белого человека была иногда горячей, иногда холодной, и мальчик подумал, что должен выкопать яму, чтобы человек, когда проснется, мог стать в нее и подышать дымом и теплом от костра, это его оживит. Он много раз за свою жизнь видел, как это работает, но в случае с Беллманом это помогло лишь немного, лишь настолько, что он смог сесть и обхватить правой рукой узкие покатые плечи мальчика, который почти перенес его к яме. Однако у Беллмана не было сил стоять самому, а поскольку мальчик знал, что очень важно, чтобы Беллман именно стоял, он прислонил к себе обмякшую и тощую, как у него самого, фигуру. Их ключицы стукнулись друг о друга, голова Беллмана упала и осталась лежать в выемке шеи мальчика. Рыжая борода касалась лица индейца, но на сей раз он ничего не имел против. Он больше не ассоциировал великого следопыта с тощим рыжим человеком из прошлого. В течение часа или около того дым от костра наполнял яму, и какое-то время казалось, что это поможет, но по истечении часа Старуха Издалека почувствовал, что жизнь ушла из Беллмана и он остался один.

– Тебе весной понадобится новое платье, – сказала тетя Джули.

Они купят ткань у Картера, продолжила она, что-нибудь прочное и практичное, и она покажет Бесс, как раскроить ее и сшить детали. А пока Бесс может, приделав кайму к подолу, удлинить нынешнее, которое было все в заплатках, штопках и на ширину ладони коротко ей теперь, когда ее макушка возвышалась над старыми настенными часами.

Бесс, в нижней рубашке, уселась за стол. Там, где была пришита старая кайма, образовалась темная, заскорузлая и забитая песком канавка. Она пальцами выковыряла песок, приложила полоску ткани и пришила новую кайму как можно ближе к краю подола.

– И принеси метлу, – крикнула с крыльца тетя Джули, – нужно вымести грязь с того места, где ты валялась вчера.

Всю вторую половину вчерашнего дня Бесс провела на заднем дворе, растянувшись на влажной комковатой земле и наблюдая, как змея медленно и упорно прокладывает свой путь сквозь густую траву, переползает через камни, опавшие листья и сгнившие ветки, оставляя извилистый серебристый след; казалось, что она каким-то неведомым образом знает, куда направляется и как туда добраться.

Бесс закончила пришивать кайму, сделав на конце узелок, из которого торчал маленький хвостик нитки, надела платье и вышла из дома, не собираясь выметать грязь, которую оставила вчера.

Теперь она каждый день собирала яйца, которые куры тети Джули несли в курятнике, на выгоне и в своих любимых тайниках за домом.

Чаще всего по утрам они с тетей ели эти яйца, а раз в неделю отвозили те, что оставались, в город, Картер их покупал или обменивал на растительное масло, веревку, соль, а иногда на пакет фруктов – если тетя Джули в тот день пекла свои пироги.

Теперь жить с тетей Джули было трудней, потому что, хоть Бесс и не стала любить ее больше, чем прежде, она ощущала необходимость держаться к ней поближе – рядом с тетей она все же чувствовала себя безопасней и радовалась, что та всегда была дома, когда приезжал Элмер Джексон.

Но однажды утром тетя сообщила, что на пароходе, прямо из города Банф, что в Шотландии, прибыло новое витражное окно для церкви.

Оно пересекло Атлантический океан, а от побережья приехало по железной дороге в деревянной раме.

По поводу его встречи состоится небольшое торжество, сказала она Бесс, но без детей. Витраж изображает Моисея в лучах света, и, конечно, будет ужасно, если разнузданная ребятня разобьет его на тысячу осколков.

– Я не маленькая, тетя Джули.

– Конечно, Бесс, но все равно ты еще ребенок, а священник сказал: никаких детей младше пятнадцати лет.

Она пообещала вернуться до темноты, но, если встреча затянется и она будет задерживаться, пусть Бесс оставит ей ужин на столе под салфеткой и не ждет ее. В конце дорожки она присоединилась к Хелен Лотт и ее мужу Гардинеру, и они вместе отправились в дальний путь к церкви.

Элмер Джексон наблюдал, как она уходит.

Он подождал часа два, на случай если тетя что-то забыла и вернется домой, после чего надел шляпу и отправился к дому Беллманов; у ворот загона остановился, чтобы убедиться, что они прочно связаны, потому что у него было странное предчувствие, что любимая лошачиха Бесс – та самая, с диким, непредсказуемым нравом и белым пятном на лбу, – найдет способ помешать ему. Он потянул веревку, которая скрепляла створки ворот, удостоверился, что она держит их надежно, повернулся и зашагал к дому.

Он зажег костер и выкопал яму, рассказывал Деверо мальчик.

Он поддерживал