Камни - Анна Дрейзер

— Не говори так.

Ему вдруг становится подозрительно легко. Все плохие мысли отпускают, и он решается сказать ей то, что хотел сказать с самого утра.

А если быть точным — со вчерашнего вечера.

— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, — тихо, но уверенно говорит он. — В ближайшее время.

Она качает головой:

— Вроде бы мы уже это обсуждали, я перееду к тебе через месяц, после того как…

— Нет. Сейчас.

Она внимательно смотрит на него:

— Что такое, Дав?

Он молчит. Смотрит куда-то в стену. Затем снова переводит взгляд на неё.

— Твоя работа — в моём районе. Обе твои работы. Тебе лучше будет жить здесь, со мной. Я не хочу, чтобы каждый день ты каталась в этом грёбаном метро, — говорит он. И, продолжая смотреть в её глаза, заканчивает: — Я его боюсь.

Какое-то время она молчит, не зная, что ответить.

Молчит — потому что понимает.

Она понимает, почему он боится метро.

Он крепко держит её за руку, и она наконец поднимает на него глаза.

— Хорошо, я перееду к тебе на этих выходных, — говорит она. После чего добавляет: — В шаббат, если так тебе будет приятнее. Только я не знаю, как мне перевезти Джейн. Сам понимаешь, не все таксисты соглашаются везти большую собаку, пускай даже и в наморднике…

Он сжимает руку ещё сильнее.

— Я знаю, кого об этом можно попросить, — отвечает он.

Кажется, она понимает, кого он имеет в виду.

И понимает правильно.

Паша работает в такси по субботам.

Он всегда работает по субботам — несмотря на то, что он, Давид, время от времени говорит, что такими темпами Паша помрёт быстрее, чем выплатит эту злосчастную ипотеку.

— Заодно познакомлю тебя кое с кем, — говорит он, и она тут же кивает в ответ:

— С радостью.

В этот момент ему очень хочется сказать ей, что у них будет дочь, а не сын, и он-де в этом уверен.

Но вслух он ничего не говорит.

Он открывает дверь своим ключом, разувается и проходит в кухню.

В кухне горит свет. Значит, Каролина тоже там.

Он проходит — отчего-то молча.

Кажется, входная дверь скрипит… С чего бы? Ведь он точно помнит, что плотно её закрыл.

Каролина действительно в кухне. Но она не одна.

Рядом с ней стоит она.

Она смотрит на Давида, и рот её начинает растягиваться в улыбке.

Вместо глаз у неё пуговицы… то есть — не совсем пуговицы.

То пуговицы, то не пуговицы.

Они как будто…

…мерцают.

Время от времени превращаясь в пустые глазницы.

— Ты вовремя, сынок, — говорит она. Она улыбается, и улыбка эта — как у ведьмы из детской сказки. — Мы с моей новой дочкой приготовили тебе ужин. Ей ведь так нравится дорадо — я решила, что нужно научить её его готовить, — она наклоняется к Каролине и медленно, как в замедленном кадре из кинофильма, целует её в щёку. — Правда, Карочка?

Каролина молча кивает.

Она похожа не то на зомби, не то на куклу.

— Твой отец говорит неправильно, — продолжает она. Глаза её снова мерцают — вот сейчас они выглядят как пустые глазницы. — Он говорит «Каролиночка», но правильно будет «Карочка» — ведь именно так её называют близкие. И ты тоже так её зовёшь, — она усмехается. — Карочка. Карочка небесная.

— Отойди от неё, — тихо говорит он. Но голоса своего отчего-то не слышит.

— Ну почему же? — она вперивает в его лицо свои жуткие пустые глазницы. — Теперь мы заживём одной дружной семьёй. Я, ты и Карочка небесная. Она ведь уже почти член нашей семьи… моей семьи, — она подходит к нему вплотную и хватает его за руку. — Ведь это ты притащил её в мою семью. Эту мерзкую маленькую шлюху, которая раздвинула перед тобой ноги в первый же день прямо у входной двери. Эта дрянь даже моё платье стащила! Моё последнее платье!

— Это не твоё платье, — говорит он. Теперь он уже слышит свой голос. — Не твоё платье, не твой дом и не твоя семья. Убирайся.

— Здесь всё моёёёёёёё, — отвечает она мерзким отвратительным скрипучим голосом. — Всегда было моим. И будет, — она приближает своё лицо к его. От неё пахнем тленом. — Ikh vel zi nemen tsu mayn ort. Aun mir veln trogn aundzer pasik dresiz tsuzamen. Uoy tsviling shvester[1].

Он отшатывается. Он хочет закричать, но не может, а она тем временем заканчивает:

— Ikh vel oykh nemen deyn bastard[2].

Он снова пытается закричать. И снова не выходит.

Она наклоняется к Каролине. Из её челюстей откуда ни возьмись выдвигаются длинные, жёлтые гнилые зубы.

Она улыбается ему, подмигивает — и с хрустом вгрызается в её шею.

И в этот момент Давид видит, что чуть поодаль, возле окна стоит дедушка.

Он одет в чёрный траурный костюм.

И у него зашит рот.

И тут Давид наконец-то начинает кричать.

— Давид!

Он резко вскакивает на постели, не понимая, где он и что с ним.

Она трясёт его за плечо… Каролина…

Или она?

— Кара… — заплетающимся языком произносит он. — Кара… господи… это точно ты? Это ты или это она?

— Давид, всё хорошо. Это был сон.

Он встряхивает головой:

— О чёрт…

— Что там было? — встревожено спрашивает Каролина. — Ты так кричал…

Он роняет голову на руки, всё ещё не в силах поверить, что это сон и он закончился.

— Давид, кто такая она?

Он смотрит на неё в темноте.

— Ты знаешь, — тихо говорит он.

Каролина вздыхает:

— Это опять началось. Да?

Он качает головой:

— Я просто… просто ужасно боюсь за тебя. Наверное, поэтому оно и вылезло.

Она берёт