Третья пуля - Стивен Хантер

— Он был вторым стрелком?

— Возможно. Но только возможно. Пальто могло принадлежать техасскому охотнику на фазанов, а след на спине оставил велосипед его дочки. Но всё же это стоило расследования.

— Значит, тот человек приехал в Даллас по тому же поводу, расследовать? А потом его убили. Теперь ты приехал в Даллас, и тебя пытался убить русский. Так здесь появились русские?

— Да. Каким-то образом всё это дело замотано на Россию. Но я нацелился вовсе не на тот факт, что парень, пытавшийся убить меня, был русским. Что я сделал — так это попытался отбросить всё, кроме чётких фактов, многократно проверенных и изложенных в отчёте комиссии Уоррена: состоявшихся событий, времени, даты, места того, что произошло. И отсюда я попытался вывести возможный сценарий наличия кого-либо кроме Освальда, кто был вовлечён. Я хорошо потрудился, пытаясь найти место, где сходилась вся информация, необходимая кому бы то ни было, пытавшемуся убить Кеннеди. Если бы я нашёл место и время, в котором вся информация собиралась одновременно— отсюда я и начал бы. Тут работает только метод проб и ошибок: попробуй так, попробуй эдак, попробуй ещё как-нибудь. Я вовсе не гений, знаешь ли, но я до чего-то добрался. Это случилось в советском посольстве в Мехико-сити в конце 1963 года.

— Расскажи мне. Нет, погоди, пока водку принесут. Если мне и суждено провести десять лет, загорая в архипелаге ГУЛАГ, я бы хотела знать ради чего.

Боб подождал, собираясь с мыслями. Тут принесли водку и новую коку. Кэти отпила и сказала:

— Отлично. Мир засиял. Пожалуйста, продолжай.

— Если тут и происходило что-либо, бывшее по сути своей заговором, — продолжил Боб, — оно должно было начаться на пересечении пяти элементов. Я сказал «элементов»— но это просто звучное слово, а означает оно всего-навсего «вещи». Эти пять «элементов» различны по своей природе, так что для их описания лучше всего будет сказать просто «вещи».

— Я слушаю.

— Первые четыре из них — это детали информации. Три из них связаны, но разделены во времени. Одна абсолютно не связана и появилась значительно позже. Пятая — вообще не информация, это личность.

— Пока я ещё могу следить, но вообще-то я даже в Агате Кристи и ле Карре[82] заблудилась.

— Первая деталь информации: кто-то знал, что существует человек по имени Ли Харви Освальд и что он представляет собой жалкого психа, мечтающего о славе, которой его не могла снабдить его собственная маленькая жизнь. Кто бы мог это знать?

— Мама? Жена?

— Второе, что им следовало знать, было его склонностью к убийству. Он был жестокий, что проистекало из его личности неудачника. Они должны были знать, что у него есть винтовка с оптическим прицелом и что десятого апреля 1963 года он стрелял, но промахнулся в генерал-майора Эдвина А. Уокера.[83]

— Помню что-то насчёт этого.

— Уокер был генералом из правого крыла, которого недавно со скандалом отставили, узнав, что он окучивал своих солдат— Двадцать четвёртую пехотную дивизию в Германии — пропагандой Джона Бёрча.[84] Он в мгновение приобрёл дурную репутацию, а как гражданский стал ещё более раздражающим и надоедливым: произносил речи, обвинял, устраивал демонстрации за гражданские права и настаивал на жёстком сегрегационизме. Кеннеди он называл «розовым»[85] и в целом отрывался как мог.

— Так, значит, что Освальд стрелял в него, а некий таинственный заговорщик знал об этом?

— Третьей вещью, о которой им следовало знать, была его работа в здании на Элм-стрит в Далласе, штат Техас, которое называлось «книгохранилище Техаса». Но они не могли этого знать до тех пор, пока он не начал там работать, а это произошло четырнадцатого октября 1963 года.

— Кто эти «они»?

— К этому-то мы и идём. Кого настолько волновал этот придурок, чтобы рыться в сведениях о нём? Его допрашивали и мотали как ЦРУ, так и ФБР, но обе структуры отпустили его, посчитав полным идиотом, не имеющим никакого значения. О выстреле по Уокеру они ничего не знали.

— Понимаю.

— Часть информации, пришедшая позже — это публикация от девятнадцатого ноября 1963 года в газете «Даллас Таймс Геральд» о том, что ДФК проедет по Элм-стрит мимо книгохранилища Техаса в половине первого в пятницу, то есть через два с половиной дня. Запомни это — они вряд ли смогли бы найти Освальда и подписать его на дело за такое короткое время. Да и не могли они предсказать, что Кеннеди проедет в семидесяти пяти футах от этого придурка. Так что, спросишь ты, кто мог знать всё это об Освальде? Не ФБР и не ЦРУ.

— Я знаю ответ. Знаю, что ты хочешь сказать.

— Конечно, русские. Он был у них и умолял взять его назад, сказал, что всё что угодно сделает. Я уверен, что он им рассказал о выстреле по Уокеру в качестве доказательства своей готовности служить. Они знали, должны были знать. Но это всё было в сентябре, а в книгохранилище он начал работать с четырнадцатого октября. Как они могли предполагать, что он будет работать там через месяц?

— Не знаю.

— Вот тут-то и всплывает фактор русского Джеймса Бонда. Пятый элемент. Кто-то, разглядевший потенциал в Освальде и установивший с ним тайную связь так, чтобы он оказался там как раз вовремя. Он хотел, чтобы Освальд оказался работником книгохранилища. Понимаешь?

— Теоретически понимаю.

— Нам нужна конкретная личность. Я сказал «Джеймс Бонд», но тут я был неточен. Джеймс Бонд — это исполнитель. А нам не нужен исполнитель. Нам нужен, как говорится, «офицер, ведущий дело». Ты знаешь, кто это такой?

— Слышала такое выражение, но не более того.

— Это человек, выполняющий в делах подобного рода роль кинопродюсера. У него есть видение всей картины в целом, он ставит цели. Его талант — это подбор команды, которая выполнит работу. Он держит всех на курсе, устраняет внутренние противоречия, финансирует, нанимает и увольняет. Он — не человек действия, он человек замысла. Он обеспечивает логистику, расставляет всех по местам, в которых им следует быть, сочиняет прикрытия, отходные пути и подчищает все те мелкие детали, для которых узкие специалисты слишком хороши. Он — человек, который проворачивает всё дело. Тот, кого мы ищем.

Она ничего не ответила.

— Вот как я это вижу. Возможно, всё происходило не именно так, но думаю, что я близок. Освальд исполнил свой слезливый номер для КГБ, но тем не менее его со смехом отвергли — «хахаха, ну и придурок!» Однако, нашёлся кто-то — возможно, из ГРУ или какой-нибудь соседней ветви аппарата — услышавший об Освальде и в особенности о той части его рассказа, в которой он говорит о выстреле в Уокера. И он, в отличие от остальных шутников, задумался. Такие люди всегда ищут возможности. И он нашёл Освальда в Мехико, скорее всего в воскресенье, двадцать девятого сентября, поскольку мы не знаем, что Освальд делал в течение всего этого дня. Он говорил по-русски, чем, видимо, обворожил Освальда: «Товарищ, давай угощу тебя пивом». Он говорил: «Знаешь, все они думают, что ты неудачник, но я хочу дать тебе шанс. Если тебе нужен этот шанс, ты должен быть чистым в своих делах. Не должно быть никакого бреда вроде писем редакторам газет, „руки прочь от Кубы“ и чтения партийных газет в кафе. Устройся на работу, живи честно, трудись, оставь своё „радикальное прошлое“ позади. Твоя цель — за следующие десять лет получить работу в области аэронавтики, обороны, высокотехнологичной инженерии, медицины — там, где ты сможешь оказаться полезным для нас. Сможешь ли ты это сделать?»

Освальд в растерянности. Никто не доверял ему раньше, все считали его ни на что не годным. «Да, конечно»— ответил он. А его собеседник ответил: «Я дам тебе адрес. Можешь написать мне, и где бы я ни был— я получу твоё письмо. Теперь возвращайся домой, принимайся за работу и держи меня в курсе.»

Освальд вернулся домой и устроился в книгохранилище. «Дорогой товарищ, я смог устроиться в книгохранилище на Элм-стрит. Я планирую проработать тут лет пять, закончить высшую школу, стать успешным человеком, оставив весь детский радикализм позади и потом попробую поступить в колледж, чтобы попасть в те секторы, в которых я смог бы пригодиться вам. Искренне ваш, товарищ Ли Харви Освальд.»

У нашего организатора был тот склад ума, который свойственен людям его профессии, никогда ни о чём не забывающим. Это свойственно практически всем талантливым людям. Когда он узнал, что Кеннеди приедет в Даллас, он вспомнил о Ли Харви, а когда узнал о маршруте президента за два с половиной дня— то понял, что получил шанс всей своей жизни. Другого такого шанса никогда не будет. Полетев в Даллас, он встретился с Ли в четверг и сказал: «Ты должен это сделать, товарищ.»

— Но разве КГБ…

— Может, он и не получал разрешения сверху. Наверное, подозревал, что комитет генералов никогда его не одобрит — слишком рискованно. Но сам он не видел никакого риска, но в то же время имел шанс устранить человека, поднимавшего шум во Вьетнаме и давящего на Кубу, заменив его на техасца, который провёл бы черту на песке и не лез бы ни в какую международную политику, а всего-навсего хотел бы стать вторым Франклином Делано Рузвельтом. Как два пальца. Он справился бы.