Пустошь, что зовется миром - Аркади Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это была очевидная силовая игра – настолько очевидная, что Махит расстроилась на мгновение, почему это она не придумала чего-нибудь получше. Он назвал Декакел Ончу по имени, намекая на давнюю и близкую дружбу между ними, а потом назвал Махит по фамилии и без титула, который все еще принадлежал ей по праву. Не было никакого посла в Тейкскалаане, спасшего станцию. Она была имаго-линией.
<Хватит уже игнорировать свои эндокринные реакции>.
«Заткнись, пожалуйста», – сказала она Искандру и помахала бармену.
– То же, что пьют советники, – сказала она, после чего повернулась к Тарацу и улыбнулась, испытывая некоторую злобную радость оттого, что ее оскаленные зубы будут теперь восприниматься как угроза, ведь такого рода улыбка во весь рот даже на Лселе была разновидностью угрозы. – Советник Ончу была настолько добра, что познакомила меня с лучшей водкой на Станции. Ну и пить с вами – одно удовольствие, советник.
Он был непроницаем. Ее это бесило – нет, не ее, а Искандра, двадцать лет его копившейся досады и соперничества с этим человеком. Он не ответил ей улыбкой.
– Вы вернулись домой из империи, – сказал он. Они говорили «через» Ончу, и та позволяла им, она лишь подалась назад, чтобы не быть препятствием. – Это необычно для вашей имаго-линии.
<Я остался в Тейкскалаане, если ты не знаешь, что…>
«Что ты совершил предательство, да, заткнись, мне нужно поговорить, и если я скажу то, что у тебя в голове, то мы оба будем в заднице, понял?»
Мурашки побежали у нее по спине – она почувствовала себя виноватой. Но Искандр исчез, отступил, и на мгновение Махит испытала ощущение пугающего одиночества. Пугающего ощущения самой себя, ее будто раздели донага на глазах толпы.
– Вы не знаете? – сказала она, продолжая улыбаться. – Мой имаго был поврежден. Кто знает, что я могу сделать. «Наследие» явно не знает.
Декакел Ончу рассмеялась и пододвинула Махит свой стакан – в нем еще оставалось полпорции водки, в которой плавали кубики льда, со звоном ударившиеся о стекло, что придало водке облачно-белый цвет.
– Расслабьтесь, – сказала она. – За Тарацем теперь должок – он поставит мне еще. Он поспорил со мной, что вы напуститесь на нас на манер Искандра Агавна, надменно и изворотливо. Я тебе говорила, Дарц, что она действует напрямик, когда ее загоняют в угол. И я была права, когда говорила о повреждении.
Махит взяла стакан, допила водку. Всю, вместе с кубиками льда, сделала это так быстро, что алкоголь обжег пищевод и ей едва удалось сдержать кашель. Когда стакан опустел, она, перевернув его вверх дном, поставила со стуком на стол. Стук получился достаточно громкий, чтобы придать ей уверенности в себе – чувства непотопляемости, полета.
– Советник, – сказала она, когда дыхание вернулось к ней. – Ваша коллега по пилотам посоветовала мне проконсультироваться с моим имаго, прежде чем возвращаться к ней. Я так и сделала. И вот я здесь. «Наследие», вероятно, предпочло бы, чтобы наша встреча не состоялась, или, по меньшей мере, хотели бы заглянуть в мою черепную коробку. А как насчет вас?
Подошел бармен с водкой для Махит, но она отправила его к Ончу. Она играла, стукнув стаканом об стол. Играла в игру, кто тут сильнее. Она знала, что не она. Она допила водку Ончу, потому что попала в беду в «Наследии» и не знала, как выпутаться, но…
<Ну, мы так или иначе будем играть>, – пробормотал Искандр, и она с ним согласилась. Ончу приняла стакан без всяких слов.
Тарац протянул коричнево-серую руку, взял стакан, наклонил в одну, а потом в другую сторону.
– По зрелом размышлении, – сказал он, – я бы тоже хотел заглянуть к вам в черепную коробку. Если бы, конечно, мог увидеть мои собственные отчеты по вашей имаго-интеграции в сравнении с отчетами «Наследия». Интересно, что вы вернулись. Интересно, что вы сохраняете в достаточном для проверки состоянии вашу имаго-линию, невзирая на мнимое повреждение. Интересно, что вы после возвращения абсолютно ничем не занимали себя, хотя вам следовало бы сообщить кому-нибудь обо всех этих интригующих фактах.
Махит и глазом не моргнула. Ничуть. Нельзя было сказать, что она ничего не делала. Она пыталась вернуться в свое нормальное состояние, вернуть себе ощущение собственного «я», образ жизни – любой жизни, – в которую вместились бы и станция Лсел и Тейкскалаан, два Искандра и одна она, каким бы все это ни было. Она, как ни крути, много думала, нарезая бессмысленные круги по станции, но ничего лучше не придумала. Физические движения пошли ей на пользу. Об этом речь шла и в психотерапевтических методиках, известных каждому ребенку на Лселе.
Она и глазом не моргнула.
– Что ж, значит, это увидит «Наследие», – сказала она.
Предложение. Если вы ничего не предпримете, ни один, ни другая, то Акнел Амнардбат разберет меня на части и я стану бесполезной для вас.
<Это больше похоже на прошение суду>.
«Мне и раньше везло с убежищами…»
<Это не Город. Тарац – не Девятнадцать Тесло>. Флэшбек: голубизна джина, темные руки Девятнадцать Тесло на ее (его) щеках, рисунок кожи на ее губах, вкус можжевельника. Запах можжевельника, когда Искандр узнал, что Тарац готов использовать Лсел как наживку, чтобы вовлечь Тейкскалаан в войну с некой силой, более крупной, чем станция.
Ончу задумчиво проговорила:
– Я некоторое время думала: может ли вообще «Наследие» легальным образом осуществить повреждение имаго-линии? С учетом того, что их компетенция в первую очередь – сохранять наши коллективные воспоминания.
Тарац кивнул ей.
– И каковы твои заключения, Декакел? Они же наверняка у тебя есть.
Махит он игнорировал полностью, и она не понимала почему.
– Мои заключения – не может, – сказала Декакел Ончу. – Но кто-нибудь из работников «Наследия» – даже его советник – безусловно может. Дарц, кто-то должен вырезать имаго-линию этой женщины и поместить в жесткий вакуум.
Против этого Махит ничуть не возражала. Может быть, пилоты помогут ей, если шахтеры не захотят – она теперь должна была найти способ показать свою огромную полезность, чтобы ее не отправили в заботливую хирургическую пасть аналитиков «Наследия», которые мгновенно поймут, что она осуществила незапланированную корректировку имаго-машины. А то и вовсе просто убьют на месте, чтобы скрыть таким образом повреждения, внесенные Амнардбат.
– Я согласен, – сказала Тарац. – Я знал ее предшественника, и он ни на что такое не пошел бы; а эта имаго-линия членов совета «Наследия» имеет протяженность в шесть поколений. Что-то пошло не так. Это… дело… с Дзмаре – явление такого же порядка.
– Что касается меня, – сказала Махит с максимальными безразличием и невозмутимостью, какие ей удалось изобразить, – то я бы вообще не хотела иметь с «Наследием» никаких дел.
– Тогда вам следовало бы вернуться в Империю, – сказал Тарац, глядя ей прямо в глаза. Наконец-то он посмотрел ей в глаза.
– Вы потратили столько времени, чтобы убедить Искандра вернуться домой, – ответила она. – И вот я здесь.
Я здесь, вы прежде этого хотели.
Искандр огорченно пробормотал: <Он хотел, чтобы вернулся я и он мог бы мною управлять>. Желудок Махит реагировал так, будто она никогда в жизни не пила столько водки, сколько выпила сейчас, реагировал неторопливой, ползучей тошнотой. Было бы неплохо, будь этот эффект и правда от выпивки.
– Ваш имаго знает меня, – сказал Тарац, словно слышал слова Искандра
