ЭКСПО-58 - Джонатан Коу

— Но мы действительно другие!

— Докажите.

— Каким образом?

— Расскажите нашим читателям про аппарат ZETA.

Тони внимательно посмотрел на Андрея: его явно задело за живое.

— А я так и сделаю. Чтобы доказать, что вы не правы.

— Эй, старина, — Томас предупреждающе положил руку на плечо Тони. — Не говорите глупостей.

Он хотел продолжить свою мысль, но тут появилась Аннеке. Томас поднялся с места, чтобы поприветствовать ее, и возникла неловкая ситуация: он хотел поцеловать ее в щечку, но Аннеке (или ему только показалось из-за бесконечных упреков Тони) подставила лицо для поцелуя в губы. В результате Томас чмокнул ее где-то посередине.

— Простите, что так поздно, — смущенно сказала Аннеке. — Но я только освободилась.

Оказывается, у них случилось небольшое ЧП: одна голландская пара потеряла свою шестилетнюю дочь, и Аннеке вместе с другими девушками-хостес битых два часа бегали по выставке, разыскивая ребенка. В итоге девочку нашли — где бы вы думали? — возле соломенной хижины павильона Бельгийское Конго. Девочка сидела и смотрела как завороженная на полуобнаженного туземца, который, не переставая, дрожал от холода. Томас машинально улыбался, одним ухом слушая рассказ Аннеке, а другим — разговор Тони с Черским. Дело явно принимало нехороший оборот. Тони охотно поддерживал беседу и даже заявил, что с удовольствием побывал бы в Москве. Эмили кидала изумленные взгляды то на одного, то на другого, и Аннеке уже никто не слушал. Потом Черский сказал, что обязательно пригласит Тони в Советский Союз, а Эмили заметила, что это просто здорово, когда два человека из конкурирующих стран хотят дружить: это лишнее доказательство того, что вся эта международная политика — полная мура, а Тони с ней согласился, добавив, что и он такого же мнения, и что гонка ядерного вооружения — пустая трата времени и денег, и вообще: он не верит в агрессивные намерения Советского Союза. Да и что такое этот «западный образ жизни» — сплошное стяжательство и неравенство, а вот коммунизм… Может, в коммунизме есть свои изъяны, но он вовсе не находит такие идеи безумными. В конце концов, Советский Союз доказал это на практике.

— Ага, наконец-то! — воскликнул Андрей. — Вот, пожалуйста: человек живет в Западной Европе, но все прекрасно понимает!

Обняв Тони за плечи, Андрей провозгласил Тони «своим в доску», и потом все трое добавили еще и налили Томасу, и после очередных двух стопок Томас подумал, что водка — просто зверь, гораздо крепче той, что они пили до этого, а потом смутно поймал себя на мысли, что уже перестает понимать, что происходит, хотя совершенно точно видел, как Эмили обвила руку вокруг шеи Тони — нет, черт, как странно — вокруг шеи Андрея, и вслед за этим Томас почувствовал нежное прикосновение рук Сильвии, хотя нет, черт — на самом деле то была Аннеке, ведь Сильвия сейчас в Лондоне, далеко-далеко от него, а потом — господи, да какая разница — ему вдруг стало так весело, ведь они все такие хорошие, и они, и мистер Картер из Британского посольства, потому что он тоже подсел за столик, пытаясь что-то сказать Томасу, только Томас уже не помнил, что он там отвечал, потому что его сознание отключилось на мистере Картере, и больше он уже ничего не помнил, пока, наконец, не очнулся, уже на следующий день, в незнакомом гостиничном номере. Ужасно раскалывалась голова, и зверски хотелось глотка холодной воды, и во рту стоял такой тошнотворный привкус…

Уилкинс

Все тело ломило. Собравшись с силами, Томас приподнялся в кровати и подслеповато огляделся.

Слегка поеденные молью занавески на окнах были задернуты, и понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, из которой медленно начали выступать очертания предметов. Но это не прибавило никакой определенности — потому что Томас по-прежнему представления не имел, где находится. Его охватил страх, он резко сел в кровати, отчего кровь бешено застучала в висках, нащупал выключатель светильника на прикроватной тумбочке и зажег свет.

Обстановка в комнате оказалась более чем скромной, без малейшего намека на роскошь. Было слышно, как в ванной капает вода из крана. Томас вдруг понял, что спал одетый. Свесив ноги с кровати, он осторожно встал, опасаясь очередного приступа головной боли. Он подошел к окну — всего три шага — и отдернул занавески. Вид из окна опять же не давал никакой подсказки: он увидел лишь мокрую от дождя заасфальтированную дорожку да глухую кирпичную стену буквально в паре метров напротив. Томас не видел неба и совершенно не представлял, который теперь час. Тут он вспомнил про наручные часы. Они показывали без пятнадцати три.

Томас пошел в ванную, засунул голову под холодную воду, пару минут пытаясь прийти в себя. Вернувшись в комнату, он открыл шкаф и обнаружил на плечиках свой пиджак. Проверил карманы. Бумажник на месте. Напоследок еще раз оглядев комнату — вдруг что-то забыл, — Томас тихо повернул ручку двери и вышел в узкий коридор, застеленный затрапезного вида ковровой дорожкой. Нащупав в кармане ключ от номера, Томас закрыл дверь и прислушался. Было очень тихо. Ни тебе горничной, мирно жужжащей пылесосом или разносящей по номерам чистое белье с вежливым приветствием: «Bonjour!», никого. Только давящая, не прерываемая ни единым звуком тишина.

Лифта, похоже, тут не было, поэтому Томас спустился вниз по ступенькам, миновав три лестничных пролета, и сразу попал в крошечный, тускло освещенный холл. За стойкой портье никого не было. Томас взял в руки колокольчик и позвонил. Почти сразу дверь за стойкой открылась, и оттуда вышел долговязый, бандитского вида мужчина с землистым цветом лица. Мужчина жевал бутерброд.

— Oui? — спросил мужчина.

— Bonjour, monsieur, — произнес Томас, мысленно ругая себя за столь почтительный тон, столь неуместный в его случае, когда сам не знаешь, о чем собираешься спросить.

— Эээ… je voudrais… le check-out?[38] — более уверенно произнес Томас, хотя голос сам собой сорвался на просительно-вопросительную интонацию.

— Какой у вас номер?

Томас взглянул на ключ:

— 301-й.

Мужчина взял ключ и сверился с журнальными записями.

— Платить не нужно, — сказал он и отправился обратно к себе в комнату, а Томас — на выход. Немного поколебавшись, Томас окликнул мужчину:

— Вы хотите сказать, что номер оплачен?

— Да.

— А… известно, кем именно?

Недовольно вздохнув, мужчина снова полез в журнал:

— Платил мсье Уилкинс.

— Уилкинс?

— Уилкинс.

Томас и мужчина молча уставились друг на друга. У Томаса на языке крутилась масса вопросов, но он понимал, что спрашивать, скорее всего, бесполезно.

— Надеюсь, вам у нас понравилось? — спросил портье.

— Да… Да, спасибо, у вас… уютно.

— Bien.[39]

Мужчина откусил от бутерброда и удалился, а Томас толкнул дверь на выход.

За последние пару месяцев Томас почти не выезжал в город, но он подозревал, что все-таки его не увезли дальше Брюсселя, хотя эта улица была ему не знакома. Пройдя метров сто, Томас оказался на широком бульваре с множеством магазинов и ресторанчиков. По проезжей части сновали машины. Погода была сумрачной — солнце все никак не могло протолкнуться сквозь толщу серых облаков, но даже слабый луч света больно резанул по глазам, так что Томас даже зажмурился. Наконец, он увидел впереди очередь из такси и поспешил туда. Усевшись в машину, попросил водителя везти его в мотель «ЭКСПО», что в Веммеле.

Во время поездки его укачало, снова подступила тошнота и сильнее прежнего заболела голова. Когда они были уже на месте, Томас с трудом вылез из машины и расплатился с водителем. Такси уехало, а Томас побрел к проходной. Потихоньку прошмыгнув мимо полусонного Джозефа Сталина, он направился по уже знакомой дорожке. Медленно бредя меж длинных невзрачных домиков, Томас пару раз останавливался, чтобы переждать приступ мигрени, прислонившись к стене. Дойдя до своей двери, Томас с трудом нашарил ключ в кармане и вошел внутрь.

Он надеялся, что хоть тут ему станет легче, но Томасу предстояло испытать еще одно потрясение — самое сильное за этот день.

Во-первых, он сразу же прошел в ванную и подставил голову под струю холодной воды. И тут увидел, что пропала зубная щетка Тони. А вместе со щеткой исчезла его зубная паста (та самая, трехцветная), бритва, крем для бритья… Словом — весь его несессер. Тони вбежал в комнату, открыл шкаф и похолодел: половина Тони была пуста. Исчезло все — его рубашки, галстуки, кофты, нижнее белье — все. Томас заглянул под кровать Тони, но его чемоданов тоже не было.

Томас опустился на свою кровать и нервно потер лоб. Его вдруг охватила нервная дрожь, сердце колотилось, как сумасшедшее. Черт, Тони пропал! Все это было очень странно и не сулило ничего хорошего.