Эдем - Джулия Эллис

— Мадлен считает, что сейчас 1837 год, — сказал Барт. — Она ждёт, что малютки вернуться с озера. Никто не навещал её все эти годы кроме Сары с её грёбанной совестью, — добавил он с презрением. — Она много лет развлекалась с Джошуа.

— С ним? — Чарли скептически покачал головой. — Всё, о чём он думает, это о чёртовой плантации. Только о ней и о деньгах. Боже, он так омерзительно богат, что вызывает у меня тошноту. Ты когда-нибудь видел его за покером? Он устанавливает некий лимит, и ничто на свете не заставит его превысить этот предел. Нет, ты ошибаешься, если считаешь, что он страстно желает Сару.

Викки вздрогнула от слабого стука в дверь.

— Войдите.

Дверь открылась. В комнату вошла Моник с ледяным кувшином в руках.

— Как? Вы ещё не в постели? — закудахтала она. — Эта жара не место для белой юной леди, чтобы прогуливаться. Сейчас Вы послушайтесь? — монотонно бубнила она. — Я принесла лимонад, на случай, если Вы захотите пить. Все белые леди, даже мисси Сара, спят после обеда.

Викки, вспоминая данное себе слово быть как все местные леди, позволила уговорить себя лечь в кровать. Сон приходил медленно, так как в голове крутились слова Барта. Сара сговорилась с отцом Бетси поженить Бетси и Майкла. А она разрушила все планы.

Через день утром мисс Гардинер прибыли сделать выкройки для вечернего платья Викки. Накануне за ужином Эва с негодовала по поводу таких расходов, так как до этого Сара отказалась дать ей денег на поездку в Новый Орлеан по магазинам. «Эва ненавидит меня», — подумала Викки, и услышала, как в фойе Сара приветствует мисс Гардинер. Эва прибыла с чемоданом, полностью забитым платьями, купленными в Париже, тем не менее, она обиделась на Сару, что та готовит вечернее платье для жены Майкла. Иногда Викки казалось, что Эва ненавидит и Майкла.

— Входите, пожалуйста, — она вежливо ответила на оживлённый стук в дверь.

Сара торжественно ввела в комнату двух маленьких, слегка ссутулившихся старушек, так похожих, что Викки решила — близнецы. Лица обильно покрыты морщинами, а руки — шишками и наростами. У одной в руках гобеленовая, утянутая верёвками сумка. Готовясь к прибытию, Викки выложила отрезы материи, купленные в Нью-Йорке.

— Я приготовила материал, — смущённо сказала Викки после представления Сары, — вот, — и указала на отрезы.

Сара прошла через комнату посмотреть материал, а пожилые леди улыбались и, молча, ожидали решения. «Посмотрим, каким будет вердикт», — закипая, подумала Викки.

— Вот этот, — решила Сара, выбирая белый креп с тиснёными маленькими цветочками. — Это вполне подходит для леди.

Мисс Гардинер быстро принялись за работу. Одна открыла гобеленовую сумку и вытащила ножницы и мерную ленту. Другая пошла собирать материю.

— Помните, леди, приём намечается через шесть дней, вечером, — напомнила Сара. — Вы должны всё оставить и вплотную заняться платьем для Викки.

— Только ради Вас, мисс Сара, сделаем работу вовремя, даже если придётся работать до самой последней минуты.

Когда Сара оставила их, одна из сестёр стала помогать Викки убирать одежду. Другая уже расстилала на кровати покрытый цветами креп. Из холла раздался голос Сары, чётко отдававший приказы:

— Наполеон, возьми экипаж и немедленно развези приглашения. Подашь ящик хозяйке дома и вежливо попросишь достать оттуда её приглашение.

Викки поняла, что Наполеон не умеет читать.

— Наполеон, не знаешь, мистер Майкл утром уехал в Новый Орлеан? — спросила Сара.

— Да, 'м. Уехал. Колин подал экипаж, когда Вы были на полях.

— Что ему понабилось в городе в такую жару? — вздохнула Сара. — Наполеон, действуй, сейчас же. Разошли приглашения.

— Не беспокойтесь, мисси, — искренне пообещал Наполеон.

Викки стояла, как статуя, когда с ней работали старушки.

Дверь вновь отворилась и на пороге появилась Сара и полным высокомерия голосом распорядилась:

— Викки, на случай, если я забуду Вам сказать, как отдохнёте, спуститесь вниз, здесь будет учитель танцев.

Казалось, вся жизнь в Эдеме вращается вокруг будущего банкета. Каждое утро Викки, проявляя адское терпение, стоит на майской жаре, пока мисс Гардинер режут и подгоняют куски материи. Они взахлёб рассказывают о последней моде, введённой в Париже императрицей Евгенией.

Днём, после короткого сна, Викки выходила учителю танцев, французу, обучающему её основам польки. В виде платы за обучение ему подарили щегольской костюм. Викки испытывала к французу постоянное отвращение. Движения из-за жары были довольно вялые.

— Ах, юная мадам, как она движется, — время от времени с глубоким восхищением бормотал блестевший от пота учитель танцев. Куртка между лопаток покрылась тёмными пятнами. — Вы будете — как это говориться у вас в Америке? — ах да, «королевой бала».

Каждый вечер за ужином Викки практически не разговаривала. Измучена жарой, стоянием столбом в течение нескольких часов, попытками понравиться учителю танцев, который ежедневно отчитывался перед Сарой. Майкл оставался вежливым, но всегда быстро ретировался, практически не поддерживая беседу. Барт продолжал держаться напыщенно, любил спорить, был полон текущих новостей, которые считал неприятными. Эва делала саркастические замечания относительно средств, затраченных на банкет, либо просто дулась. Каждый вечер Викки, как можно раньше, поднималась к себе.

Сегодня утром Викки чувствовала особую назойливость со стороны мисс Гардинер. На завтрашний вечер назначен торжественный приём. К утру платье должно быть закончено и представлено для одобрения Саре.

— Знаете, дорогая, — говорила старшая мисс Гардинер жене Майкла, — что для Вашего кринолина нужно шесть ярдов проволоки? А сколько материи тратится на новый фасон, о-ля-ля! — Она выразительно вращала глазами. — Да пять лет назад на всё, что сейчас у Вас уходит на одно платье, я могла бы одеть семью, в которой шесть взрослых дочерей.

Викки мрачно подумала, что большая часть материи находится ниже талии. С опасением поглядывала на глубоко декольтированный туго натянутый лиф, руки и плечи заметно оголены. Не слишком ли много груди выставлено напоказ? Понравиться ли она Майклу в таком виде? Будет ли он смотреть на неё с гордостью и наслаждением? Осмелилась предположить, что, возможно, будет.

Где-то внизу бушевал Барт:

— Чёрт возьми, вы так шумите, что мёртвого из гроба подымите! — орал он. — Дайте, наконец, поспать человеку.

Теперь по утрам на протяжении нескольких дней естественная тишина нижнего этажа нарушалась звуками наведения лоска и красоты в преддверии банкета. Бесконечные толпы рабов сновали из комнаты в комнату, в обычное время запертые. Кроме того, постоянный грохот на кухне, откуда доносился экзотический, острый аромат.