Эдем - Джулия Эллис

Джулия Эллис

ЭДЕМ

1

Виктория Уикершем толкнула дверь ветхого невысокого, сложенного из клинообразных досок домика и поспешно вышла в ранние сумерки, окутавшие узкую, кривую улочку. Викки с первого взгляда возненавидела жизнь в Пиг-Элли, ещё шесть месяцев тому назад, когда прибыла в Америку, прежде чем узнала, что это самый развращённый, самый опасный район Нью-Йорка. Любимое место проституток, воров и убийц. Даже полицейские патрулируют район Файв-Пойнтс парами.

Длинные тёмные волосы мягко спадают по плечам, аккуратно огибая синие глаза. Сумка с кукурузой, кастрюля, решётка и древесный уголь с трудом умещаются в руках. Быстро, насколько позволяет ноша, Виктория проскакивает грязную улицу с дремучими многоквартирными домами из клинообразных досок. Эти дома снимает беднейшее население. Они похожи на тот, где Викки живёт вместе с тётушкой Молли, её мужем Джимом и их пятью детьми-погодками. Вечерний дух весны всё-таки уступает последнему, мрачному аккорду зимы. Девушка пытается спрятать маленькую хрупкую фигурку в несоразмерно большую шаль, получше защититься от сырого, пронизывающего холода.

Виктория умело избегала мерзких посиделок, а непристойные предложения игнорировала. Отводила глаза, увидев девушку своего возраста в компании только что сошедшего на берег матроса, которого та вела в убогую однокомнатную квартирку. Сюда же водили клиентов мать и сёстры. Вот мелькает фигура молодого матроса. На лице благородное выражение воплощённой невинности. Парень спускается в подвал, где за десять центов в кишащих паразитами «меблированных комнатах» без окон можно на ночь снять койку.

Через пару минут Викки должна быть далеко от Пойнтса и выйти на битком набитый Бродвей, где поздним апрельским вечером 1857 года, как обычно на углу, будет продавать кукурузу.

Сколько ещё торчать у тёти Молли? Изящное и скуластое лицо тётки осунулось от нищеты и страданий. Неужели тётя Молли не подозревает — дядя Джим использует любой предлог, чтоб прикоснуться или ущипнуть Викки? Наверняка в этом причина, что тётя Молли, так тепло и радостно встретившая племянницу, сейчас мрачнее тучи. Девушка с чистой совестью полагает, что тётушке не в чем её упрекнуть. Тётя Молли просто не знает, как урезонить мужа.

Уже довольно давно перед уходом на работу дядя Джим устраивает дома скандал: тётя Молли орёт на него благим матом, а Джим просто бьёт жену. Вспоминая опухшие от слёз глаза тётушки, синяки, а иногда разбитые губы, Викки становилось дурно. Затем Джим волок жену на кухню, а Викки выталкивала детей на грязную улицу, чтоб юные кузены в комнате не слышали хриплых звуков страсти. Вскоре с усмешкой появлялся самодовольный Джим, за ним Молли — робкая и счастливая. До следующей драки. Викки понимала, что именно она часто была причиной вспыльчивого характера тёти Молли.

Кошмар начался два с половиной года назад, когда отец и Эдвард, которому едва исполнилось восемнадцать, ушли на Крымскую войну, оставив её на попечение пожилой незамужней женщины в маленькой английской деревушке, где они жили. В возрасте двух лет Викки осталась без матери. Вскоре, в конце октября 1855 года, в Балаклаве погиб Эдвард, а спустя почти одиннадцать месяцев под Севастополем — отец. В течение года Викки жила в деревне на деньги, отложенные на этот случай отцом, но денег было мало — армия всегда скудно платила своим солдатам. Им полагалось с честью служить королеве, хотя Викки не понимала, что почётного в смерти в грязи на чужбине.

Когда оставленные отцом деньги закончились, она написала тёте Молли, и та пригласила её приехать и жить вместе в Нью-Йорке. Молли мало писала о семье, за исключением того, что дядя Джим — музыкант. Только она скрыла, что он играет в публичном доме.

В любом случае, других родственников у Викки нет. Тётка регулярно к Рождеству присылала письмо. Родня отца не в счёт. Он был лишён наследства, женившись на маме — певице лондонского мюзик-холла.

Когда Викки исполнилось тринадцать, отец впервые взял её в Лондон. После возвращения в глазах девочки поселилась грусть и задумчивость. Весь день они гуляли по городу. Вечером пошли в Ковент-Гарден послушать партию из оперы Беллини «Пуритане» в исполнении Джулии Гризи. Как она была взволнована! А потом, ожидая занавес и аплодируя актёрам, обернулась к отцу. Его лицо побледнело. Викки проследила взгляд. Около сцены в элегантной ложе сидела строгая, красиво одетая в белый атлас, надменная дама. Женщина, наконец, обратила на них взор, смерила тяжёлым взглядом, и решительно отвернулась, высоко подняв голову и жёстко поджав губы.

— Это твоя бабушка, Викки, — с горечью сказал отец, — не будем беспокоить её, лишь чтобы просто передать поклон. — И никогда больше не заговаривал о ней.

Викки спешила, оставляя за собой Файв-Пойнтс. Позади уже дюжина или больше винных лавок, где продают выпивку любому, кто заплатит, включая детей. Скоро задние комнаты лавок превратятся в бордели, обслуживая матросов, проституток и воров. На углах ютятся бакалейные лавки, магазинчики подержанных вещей, ростовщики и миссия Файв-Пойнтса, что ведёт заранее обречённую борьбу с целью вытащить развращённое быдло из скотской жизни.

Восемнадцать — слишком большой возраст продавать кукурузу. Работа для девочек. Но Викки отказывалась работать в винных лавках Пойнтса или в матросских притонах Ист-Ривера и Уотер-Стрит. Тётя Молли убеждала найти работу горничной в одном из великолепных особняков, где работали многие девушки, недавно прибывшие из Ирландии, но у Викки был упрямый и независимый характер, что здорово мешало карьере домработницы. Продавая кукурузу на отведённом углу Бродвея, — угол принадлежал ей по законам улицы, — она сама себе начальник. Никто не может ей сказать: сделай то, сделай это, шевелись, девочка!

Дядя Джим часто, изрядно приняв на грудь, противным голосом гнусавил:

— Надо же! Слишком хороша, чтоб работать, как другие девчонки. Ты всё время ведёшь себя высокомерно! Даже разговариваешь смешно, — передразнил её британский акцент. — А кончишь тем, что станешь проституткой. Так же, как и все! Вот увидишь!

Викки выросла в маленьком домике с воротами и хорошенькими окошками с эркерами, с небольшим, чистым клочком газона. Небольшой городок вдоль реки немногим более часа езды от Лондона. Кафедральный собор. Он всегда поддерживался в чистоте, а оставшаяся без матери девочка была любимицей едва ли не всех жителей городка. Для Викки покидать их было очень тяжело.

После изнуряющего сорокадневного плавания пассажиры, наконец, высадились в Нью-Йорке. Викки ни за что ни согласилась бы вновь пересечь океан в зимний шторм. На время карантина пассажиров тесной кучей разместили в грубом сарае. Она вспомнила первые жуткие часы. Среди прибывших бурно разрастались слухи, и, выходя на прогулку, девушка сжималась в комок от страха. Поговаривали, что у часто кашляющего старика заразная болезнь, и всех отправят обратно. А лежащий в лихорадке ребёнок — носитель холеры, кори, либо страшной оспы.