Эдем - Джулия Эллис

— Вылезай из постели и одевайся.

Она посмотрела на высокое, худое мужское тело, на красивое лицо и умехнулась:

— Мы идём на обед в пять часов вечера?

— У тебя ещё есть время одеться, — небрежно бросил он. — Но сначала хочу заняться с тобой любовью. — Взгляд чужой и холодный. Это последний раз, когда Руди просил о близости. — Потом отправимся на обед.

— Мне не нужно возвращаться в Луизиану, — она слегка подалась вперёд, зная, как на это реагирует Руди. Налитые белые груди чуть ли не выскакивали из ночной рубашки.

— Вернёшься как-нибудь, — пробормотал он.

Мари принесла шампанское. Руди пил один. Эва отбросила покрывала и откинулась на подушки, зная, что возбуждает его. «Спокойно, — сказала она себе с закипающей яростью, — он мог провернуть это и на стороне, с дочкой Ротшильда».

Руди осушил бокал и аккуратно поставил на стол. Пересёк комнату и подошёл к кровати. Мужская рука легла на грудь женщины.

— Тебе меня скоро будет не хватать, Руди, — предупредила Эва.

— Чего не хватать? — съязвил он, забавляясь маленькой игрой.

— Этого, — изящная рука скользнула вперёд, лаская мужскую плоть. Торжествующая улыбка тронула её лицо. Руди возбуждён.

Кашлянув и понизив голос, он проговорил:

— Пойду закрою дверь.

— Не беспокойся, — женские руки ласкали. — Мари знает, что сюда нельзя.

Он зарылся губами в налитую грудь, а пальцы искусно ласкали меж бёдер. «Как в шестнадцать», — с наслаждением подумала женщина.

— Эва, — прошептал он и легонько прикусил твёрдый набухший сосок.

— Руди, ложись на кровать, — приказала женщина. Слабая улыбка тронула его губы, Эва сама просит лечь на всю ширину кровати. Никто не знал, как возбудить Руди так как она, лаская руками бедра, а губами — плоть.

— Эва, да, вот так! — сильные жилистые руки грубо притянули её бедра, удобно располагая их; его губы искали её. Эх, Руди, Руди! Пусть дочка Ротшильда попробует доставить тебе столько удовольствия!

В комнате эхом отражались звуки страсти, но лишь они на миг остановились, чтобы возобновить полёт в конечную точку наслаждения, её мысли вернулись в Эдем, к мужу сестры.

Барт отверг её и унизил. Это терзало сердце. Но со злобным удовольствием Эва решила, что всё-таки отомстила. Пока Барт жив, будет долго помнить. А она будет помнить, что Сара украла у ней то, что Эва имела по праву рождения в этой семье.

4

К Эдему ведёт частная дорога длиной в полмили, вдоль которой растут магнолии, сосны, пальмы, виргинские дубы и пеканы. Дорога выходит на заботливо ухоженную, просторную, прелестную лужайку, кое-где покрытую побегами деревьев. Величественно высокий белый дом украшают восемь массивных двухэтажных колонн, возвышающихся на передней галереи. Ещё одна галерея, поменьше, на западной стороне дома, выходит на Миссисипи. Справа и слева от дома разбиты прекрасно спроектированные рощицы, около десяти акров каждая. Здесь растут пеканы, магнолии и кедры, посаженные в виде аллеек.

Сара Иден уже проснулась, хотя было только шесть утра. Большинство хозяек плантаций с трудом встают так рано. Каждое утро в этот час Нэнси, личная служанка Сары, шаркает короткими, толстыми ногами в большой прямоугольной спальне. В этой угловой комнате второго этажа с видом на реку, на огромной дубовой кровати, некогда принадлежавшей родителям Сары, на горе пуховых подушек отдыхала сама миссис Иден.

— Доброе утро, мисси, — прозвучал добродушный негритянский акцент Нэнси. — Я принести Ваш кофе.

— Спасибо, Нэнси, — Сара машинально улыбнулась, втянув носом ароматный запах крепкого, только что сваренного напитка. Юнона, несмотря на прошедшие годы, знает, как правильно приготовить хозяйке любимый кофе. Знает, как первая утренняя чашка поддерживает её на протяжении всего напряжённого дня, к которому Сара неизменно, хоть и через силу, готовит себя.

Ладонь прошлась по пышным каштановым волосам, которые вскоре начнёт расчёсывать Нэнси. Светло-карие глаза задумчивы, на колени лёг поднос с напитком. Высокая, властная, живая Сара, тем не менее, считает себя обязанной сдерживать темперамент. В сорок три она всё ещё остаётся красивой женщиной.

— Дом не выглядеть так же, с тех пор как уехать маста Майкл, — кудахтала Нэнси. Сара улыбнулась. Нэнси умеет читать, что творится у неё в душе.

— Майкл со дня на день будет дома.

В отсутствие Майкла дом каждый день кажется до боли пустым. Она любит его и Алекса с силой, которую считала невозможной, пока те не родились. Но между ней и Майклом, и она искренне признаёт это, особое чувство. Барт иногда говорит колкости, относясь неравнодушно к первенцу. Но не всегда.

— Я принесла для Вас свежую воду, помыться, — пропела Нэнси, открывая окна, и в комнату ворвался аромат фиалок, жасмина, роз и цвета диких яблонь. — Всё снова будет хорошо!

Потягивая кофе, Сара нахмурилась, вспомнив скандал вчера вечером. Отвратительная склока вышла из-за дурацких железнодорожных акций, которые Барт, возомнив себя железнодорожным магнатом, приобрёл за её спиной. Официально он глава семьи, и время от времени использовал право, которое давало положение в семье.

Она надеется, что Майкл в Нью-Йорке решил дела с банком. Ей не понравился смысл писем Флеминга. Но Майкл знает, как всё уладить.

С утра, будучи в раздражении, Сара бездельничала меньше, чем обычно, и выпила более одной чашки кофе. К завтраку подойдёт Джек, нужно будет детально изучить новые цены на урожай, решила Сара, откидывая светлые одеяла. Её измотали постоянные финансовые проблемы.

Сразу же после смерти родителей, Сара поняла, что Барт не справиться с Эдемом. Он терпеть не может вникать в детали бизнеса. Время от времени Сара с горечью думала, что женитьба на семнадцатилетней девушке, ослеплённой его мастерски подчёркиваемой красотой — единственная успешная сделка Барта. В свои тридцать он был изумительно красив. Половина девушек округа вешалась ему на шею. Но красота и магнетические свойства давно поблекли.

Сара любила Барта со страстью, пугающей её саму. Первая любовь. Любовь, методично убиваемая Бартом. Он отвергал друзей и отчуждался от них. В юности вокруг толпились люди, полные страстного желания искупаться в лучах его красоты. Высокомерие и вредная привычка переделывать её под себя быстро задавили Сару. В те годы она была так ранима. Сказывалось его чрезмерное пьянство и связи с рабынями. А как прошло время, и свита поклонников и поклонниц рассосалась, вся горечь и грубость выплеснулись на жену.

Она возненавидела Барта за убийство любви. Барт потерял всякий интерес к жизни ещё до удара, случившегося восемь лет назад. Потерял, когда понял, что уже не такой племенной жеребец, которым всегда слыл.