Мой прекрасный князь - Анна Евгеньевна Антонова

продолжала вслух размышлять продюсерша. – Обычное садо-мазо не прокатит…

– А разве можно садо-мазо? – усомнился он.

– Не напрямую, конечно, – усмехнулась Полина. – Но намекнуть так, что все будет очевидно. Цепи, ремни, наручники…

– Ничего себе намеки!

– Только это слишком просто, надо что-нибудь героическое… И не в нашем времени. Средневековье, например. Тогда вообще можно кандалами к стене приковать. В белой рубашке, пуговицы расстегнуты. То есть не пуговицы, а что там у них было… Волосы грязные, спутанные, падают на лицо… Пусть отращивает, кстати.

– Он и так по условиям контракта не имеет права ничего во внешности менять, – напомнил Елисей.

– Точно, – меланхолично отозвалась продюсерша. – Значит, волосы падают на лицо, на скуле кровоподтек – надо же пощечину обыграть. Девушка может и врезать прямо в кадре… Нет, лучше мужик, так жалостнее получится. А потом на расстрел…

Елисей даже заслушался, но в этом месте не выдержал:

– Какой расстрел в Средневековье?

– Ну, значит, попозже, – не смутилась она. – Гражданская война…

– Она сейчас не в тренде.

Полина только фыркнула:

– Подумаешь, делов-то! Ну декабристы. Хотя нет, их повесили, а это не эстетично ни фига… Какого у нас царевича замучили? – внезапно осенило ее. – Сразу к фамилии привязка, точно все запомнят…

– У меня по истории тройка была, – признался Елисей.

– Троечник, значит? Но вообще ты прав, не стоит к конкретным реалиям обращаться, а то еще чьи-нибудь чувства заденем. Лучше абстрактный сюжет, чтоб вовсю разгуляться. А если пытки? Может, инквизиция?..

– На костер его? – усмехнулся Елисей.

– Можно и на костер…

Он опять некстати вспомнил Василису.

– Как сына ведьмы?

– Ага. Он орать умеет?

– Не знаю, не слышал.

Елисей поймал ее удивленный взгляд и пояснил:

– Ярик с матерью жил.

Похоже, новостью это не стало – Полина никак не отреагировала, лишь задумчиво протянула:

– Думаю, у твоего сына много скрытых талантов. Видел бы ты, как он у меня в кабинете раздевался!

– Ярик раздевался у тебя в кабинете? – недоверчиво уточнил Елисей. – За каким?..

Она пожала плечами:

– Надо было посмотреть, как поведет себя в стрессовой ситуации.

– И как же?

– Разделся как миленький, – прищурилась продюсерша.

– Ну и тесты у вас! – возмутился Елисей.

– Наиболее уязвимым человек чувствует себя голым, – глубокомысленно заметила она. – Вспомни прием у врача…

Елисей терпеть не мог ходить по врачам, поэтому предпочел не сворачивать с темы:

– Что, полностью?

– Нет, конечно, за кого ты меня принимаешь? Только рубашку снял. Молодец, послушный мальчик.

– Привык маму слушаться, – протянул Елисей и задумался: – И как решился что-то сделать против ее желания?

– Послушные домашние мальчики тоже хотят славы. Готовы ради этого на все, даже раздеться… Ну и молодец, это важное качество.

– Для того, чтобы выступать?

– Для всего, – убежденно проговорила Полина. – Ты пойми: никому не интересно смотреть, как кто-то просто стоит поет, пусть зашибись хорошо и правильно, точно попадая в ноты. Такого добра навалом! Нужно найти то, что будет цеплять. Секс продает – эту формулу никто не отменял. Только в лоб уже не работает, надо подавать завуалированно, чтобы действовало на подсознательном уровне. Публике не нравится, когда ей откровенно пытаются что-то впарить. Надо давить на скрытые инстинкты и тайные желания, в которых стыдно признаваться…

– И какие это желания в нашем случае? – скептически поинтересовался Елисей.

Полина пожала плечами:

– Помучить хорошенького мальчика, конечно. И если уж самой не дотянуться, то хотя бы посмотреть, как это делают другие. Выходишь на сцену – будь готов вести себя как шлюха. Причем не только в одежде…

– Зачем?

– Создавать иллюзию доступности, – пояснила она.

– Жертва, шлюха – кем еще надо быть, чтобы стать звездой?

– Все индивидуально. Но у твоего парня правильный набор. Далеко пойдет…

– Так, я не понял, – нахмурился Елисей, устав слушать эту чушь. – Ты кого хочешь, меня или моего сына?

Полина закусила губу и взглянула на него из-под ресниц:

– Ярослав, конечно, ничего, но он же у тебя несовершеннолетний. Придется довольствоваться взрослой версией Царевича…

Он облокотился на спинку дивана и сжал ее щиколотку:

– Пытки инквизиции, говоришь?..

– Это что, угроза? – растерянно пробормотал Яр.

– Глупая шутка, – убеждал его Игорь. – Даже не парься. Какая-то идиотка выпендриться решила.

Звучало вполне логично, но ему все равно было не по себе.

– На фига?

– Да просто внимание привлечь. Заставить понервничать. А ты не ведись. Ведь не было никакой гарантии, что это к тебе попадет. Кому нужны их дурацкие цветы и подарки? Я бы сразу выбрасывал…

– Все равно тут что-то не то.

– Не бери в голову, бери в рот, – ухмыльнулся Игорь.

Яр поморщился:

– Может, заткнешься?

Тот вытаращил честные глаза:

– Что я такого сказал? Это просто поговорка… Не принимай близко к сердцу, в смысле.

– Не могу, – признался он.

– Ну давай еще пожалуйся кому-нибудь! И больше на сцену не выйдешь…

– Почему?

– Кто же тебе разрешит, если скажешь, что угрожают?

Яр призадумался. Предложение рассказать об открытке было дельным, но если его после этого не выпустят…

Маме, ага. Тогда вообще дома запрет. А если папе, то к нему приставят взвод охраны, и будет он ходить как дебил… Нет уж, ну его на фиг. Надо подождать и посмотреть, как будут развиваться события…

* * *

Многие умеют неплохо петь или кривляться, но единицы становятся актерами и певцами. Для этого надо иметь особую склонность к душевному стриптизу. И не только душевному. Неважно, что ты обнажаешь – душу или тело. Второе даже проще…

А некоторые ничего не умеют и никакими талантами не обладают, но все равно становятся – склонность к стриптизу заставляет. И самолюбование, конечно. Без него никуда: если ты не нравишься себе, то как понравишься другим?

Но он не испытывает потребности обнажаться на публику. У него все получается легко, естественно и выглядит настолько гармонично, что, кажется, идет от души. Он не притворяется, а искренность дорогого стоит. В наше время она встречается редко и становится исчезающим видом.

С другой стороны, это несет большую опасность – тот, кто позволяет себе быть откровенным, становится слишком уязвимым. Ведь в открытую душу так легко бросить камень…

Глава 15

Новая партитура

Руки давно затекли, но чувствительность не пропала, и они страшно болели. Ремни были мягкие, но все равно сильно врезались в кожу. Наверняка следы останутся, потом придется с длинными рукавами ходить. Хорошо, что сейчас холодно…

Сколько уже прошло? Без часов невозможно определить, время словно деформировалось. Как с микроволновкой, когда несчастные полторы минуты тянутся неимоверно медленно. Он так долго не выдержит, но как об этом скажешь?..

Однажды мать смотрела по телику старый штатовский фильм «Роман